– Оказалась слишком тощей?

– Слишком глупой.

– И в этом весь прикол. Я правильно понял?

Кэт кивнула.

– Во время предварительных просмотров мы должны были общаться с судьями. Один из них был мерзкий тип. По идее, портретный фотограф, хотя мне он скорее напоминал торговца подержанными автомобилями. Он из кожи вон лез, стараясь расположить девушек, и постоянно всех трогал. Вернее, щупал. Меня всякий раз передергивало от омерзения, как будто я случайно наступила на слизняка.

Он мог подкатиться к кому-то из нас и шепнуть на ухо: «У тебя есть все, что положено, киска». Позднее девушки сравнили свои впечатления и пришли к выводу, что его не стоит воспринимать серьезно. Но по мере того, как приближался официальный день конкурса, этот тип становился все развязнее и все больше распускал руки.

Его приставания сделались все более наглыми, однако никто из девушек не рискнул пожаловаться на него, опасаясь тем самым навредить себе. Он прекрасно это понимал. И занимался сексуальным шантажом, зная, что это сойдет ему с рук. И я решила…

– Одну секундочку, давай я угадаю, – перебил ее Алекс. – Ты решила исправить эту несправедливость.

– Верно. Я решила, что все должны знать, какой это мерзкий тип. Во время генеральной репетиции он отловил меня в углу и принялся перечислять мои достоинства, а также то, как он мог бы помочь мне использовать их с выгодой для себя. Я притворилась, будто слушаю его, затаив дыхание. Мол, я так благодарна ему и хотела бы узнать больше. Он предложил, чтобы мы с ним позднее встретились в его комнате, где он якобы введет меня во все подробности.

Мы договорились о времени. Перед тем как пойти к нему, я оставила записку для председателя жюри, в которой говорилось, что этот самый фотограф срочно хочет ее видеть.

– То есть ты решила его подловить?

– Как сказать. К сожалению, уловка сработала против меня самой. Председательница жюри выросла на пороге в тот момент, когда он пытался стащить с меня блузку. Он, разумеется, тотчас выгородил себя, заявив, что будто я явилась к нему в комнату по собственной инициативе и предложила ему мое лилейное тело в обмен на высокие баллы в конкурсе.

В свое оправдание я сказала, что если она не верит мне, то пусть спросит у других девушек, которых он щупал всю неделю. Она спросила. Разумеется, они все как одна всячески это отрицали. Думаю, для них эта безвкусная корона королевы была важнее правды. Меня же заклеймили шлюхой, которая-де облила грязью их прекрасный конкурс, и турнули из состава участниц.

– Представляю, что ты могла бы им всем поведать.

– Вообще-то я была краткой. Помнится, я сказала им: «Идите вы все подальше. Лучше я стану актрисой».

Пока они доедали ужин, а потом ехали назад в Сан-Антонио, Кэт рассказала ему свою историю до конца. Потерпев фиаско с конкурсом красоты, она продала все свои вещи, за исключением кое-какой одежды, и купила автобусный билет до Лос-Анджелеса.

Здесь она работала продавщицей в парфюмерном отделе универмага, зарабатывая гроши, которых едва хватило на то, чтобы оплатить класс актерского мастерства и кишащую тараканами жалкую квартирку. Когда Кэт наконец смогла себе это позволить, она собрала портфолио со своими фотографиями и принялась рассылать их в агентства, ведущие поиск новых талантов.

– В один прекрасный день мне позвонил агент и предложил представлять мои интересы. В первую минуту я приняла его звонок за розыгрыш.

– Можешь ничего не объяснять. Мне это знакомо. – К этому моменту они уже подъезжали к городу. Алекс съехал с автострады. – Я чувствовал себя точно так же, когда мне позвонил Арни Виллелла. И какая была твоя первая роль?

– В телерекламе. Я натирала воском, который не желтеет, виниловый пол. Этот ролик примерно год шел по национальному телевидению. После него мои дела пошла в гору. Я снялась в других роликах, принимала участие в рекламных шоу, превознося достоинства чего только можно: от моющих и чистящих средств до мотоциклов, а также появилась в нескольких театральных постановках. Затем мой агент узнал, что в «Коридоры» требуется актриса, и я прошла прослушивание на роль Лоры Мэдисон. Остальное тебе известно.

На перекрестке Алекс остановил машину и повернулся к Кэт.

– Куда тебя подвезти?

– К телестудии. Я оставила свою машину там.

– Ты уверена? – он многозначительно посмотрел на нее.

Она поняла, о чем он у нее спрашивает. Если бы за нее решение принимало либидо, все было бы гораздо проще.

– Да, я уверена.

Они поехали к телестудии. По пути Алекс поделился с ней своими успехами, сделанными в Хьюстоне.

– В Департаменте юстиции пообещали заняться теми тремя случаями гибели людей с пересаженным сердцем, правда, без особого энтузиазма. Агент, с которым я разговаривал, явно не горел желанием браться за это дело.

– То есть остаемся мы сами.

– Можно сказать и так. В данный момент, по его словам, он не станет делать запросы в банки органов по поводу конфиденциальной информации, вроде личных идентификационных номеров и так далее. По крайней мере, до тех пор, пока не будет официально установлено, что все три случая – преднамеренные убийства. Поскольку ничего больше он мне не пообещал, я занялся свидетельствами о смерти.

– Спасибо, Алекс. В любом случае ты сотворил чудеса. Сама я никогда бы не вышла на след Пити.

– После того, что он сказал про рост Спарки, думаю, есть смысл проработать эту версию. Как ты считаешь?

– Полностью с тобой согласна.

– Я попытаюсь выйти на след других членов банды. Хотя, возможно, это лишь пустая трата времени. Сначала нужно отыскать того бывшего члена банды. После чего выяснить, интересовался ли он или она судьбой сердца Спарки. Сказать по правде, шансы невелики.

– Та женщина – Кисмет? Если бы мы ее нашли, она наверняка могла бы что-нибудь рассказать.

– Так-то оно так, но я уверен, что Кисмет – это кличка.

– Да, но и Циклоп вряд ли получил свое имя при крещении.

– Сомневаюсь, что он вообще был крещен.

Кэт печально посмотрела в окно. Алекс прав: вероятность того, что они раскроют личность автора писем, чрезвычайно мала, и катастрофу своими силами им вряд ли предотвратить.

И тем не менее сидеть сложа руки Кэт не намерена. Если понадобится, она попробует ухватиться за любую, даже самую тонкую ниточку. Это лучше, чем ждать, когда с ней случится что-то непоправимое.

– Алекс, ты сказал, что проверил несколько случаев гибели людей в катастрофах, которые затем стали донорами органов. Кто эти другие люди?

– Один такой случай – столкновение в час пик сразу нескольких машин на фривее в Хьюстоне. Жертв было несколько, но я не знаю, стал ли кто-то из них донором органов. Сейчас в этом направлении работает платный информатор, ординатор в одной из крупных клиник. Другой случай оказался мне уже знаком. Просто раньше я не задумывался о том, что он произошел примерно в то время, когда тебе была сделана операция.

Кэт навострила уши.

– Рассказывай.

– В течение нескольких месяцев об этом говорил весь штат. Как писатель-детективщик, я заинтересовался этой историей, потому что это не было банальным убийством. Случилось это в Форт-Уорте. Некий Пол Рейес застал жену, Джуди, в постели с любовником. Рейес раскроил ей череп бейсбольной битой, однако медики сумели доставить ее в клинику с бьющимся сердцем. В клинике ее объявили мертвой, поскольку мозг ее не функционировал. Тем временем Рейеса упекли за решетку. Уже сидя в следственном изоляторе, он дал согласие на то, чтобы покойная супруга стала донором органов.

– То есть, в конце концов, его посадили?

– В том-то и дело, что нет. Его адвокат добился переноса рассмотрения дела в другой город. Слушание перенесли в Хьюстон, где Рейеса оправдали.

– И как такое произошло?

– Дело в том, что сердце миссис Рейес было изъято еще тогда, когда оно билось. То есть формально он ее не убивал. Прокурор допустил ошибку, требуя наказать его за умышленное убийство вместо случайного. Да и адвокат у него оказался ушлый. В результате Рейеса оправдали.