— Помнишь, как мы познакомились? — сказал вдруг Марк и замер, удивившись собственной ностальгической откровенности. — Тогда была такая же тихая погода и ясное утро. Я сидел под башней с часами, вот так, как сейчас, обхватив ноги, а ты подошла и сказала ту фразу про время, ее всегда мне мама повторяла. Время летит как птица, — он вздохнул и посмотрел вверх. Над ними пара ворон описала круг и улетела куда-то в сторону реки. — Я еще подумал: какая чудная девчонка, говорит совсем, как мама. Это была моя первая мысль о матери за долгое время с тех пор как она… Как она…

Марк судорожно вздохнул и умолк. Слова стали комом, царапая изнутри горло. Он знал, что Клаудия едва ли слышит его, но расплакаться перед ней, разреветься, как маленький беспомощный мальчик, он не мог. Глубоко вздохнув, он попытался проглотить комок и продолжил:

— Я помню твой первый приступ. Сколько лет уже прошло? Десять? К нам только переехали эти странные люди с юга, Фортебло, кажется? Та женщина в первый же час в городе успела поругаться с булочником и молочником, а за следующие два даже сумела выбить скидку у Абрама! — Марк рассмеялся, припоминая, но тут же помрачнел. — А выходя из лавки, задела тебя своим массивным локтем и спустила с лестницы. Помню, Абрам тогда чуть не взорвался от злости. Он что-то крикнул про проклятие над ее сыном, и с тех пор она ни разу не выпустила его руку из своих тисков. Интересно, а как они дома? Тоже за ручку ходят?

Марк ненадолго умолк, будто задумавшись над этим вопросом. Солнце уже добралось до полуденной отметки, а Клаудия рядом притихла, будто прислушиваясь к его рассказам.

— Потом, года через два, были еще одни приезжие, Ликарде Эмиль и Манон. Хорошая пара с тремя детишками, которые громили все на своем пути. Это же они разбили твой любимый вазон с орхидеей? — Марк внимательно посмотрел на девушку, и ему показалось, что она слабо кивнула. — Абрам страшно злился, но поделать ничего не мог — это же дети. А ты плакала всю ночь, потому что растила эту орхидею бережнее, чем иные растят собственных детей…

С края одной из стен сорвался кирпич и разбился недалеко от Марка. От неожиданности тот вздрогнул и инстинктивно прижал Клаю к себе. Она же съежилась в комок, пытаясь слиться со стеной позади себя, и протяжно завыла.

— Не бойся, — мягко сказал ей Марк, прижимая к себе и поглаживая по спине. — Пока я с тобой, ничего не бойся.

Вой постепенно затих, сама девушка расслабилась, но осталась в объятиях Марка. Он, расплывшись в довольной улыбке, продолжал цепочку воспоминаний:

— Почти самыми последними приехали они… — Марк поднял голову и осмотрел руины, словно хотел увидеть в них что-то новое, чего не замечал раньше. — Странные люди, которые любили смотреть на реку и разводить цветы. С ними приехали две девочки, их дочери, тоненькие и миниатюрные, которые были так не похожи на высоких и плотных родителей. Они любили собирать букеты, часто играли вместе и убегали к реке пускать бумажные кораблики, соревнуясь, чей дольше пробудет на плаву… Ты была очарована этими девочками, но все не решалась подойти, стесняясь разницы в возрасте. Поэтому наблюдала за ними издалека. Особенно тебя завораживало, как старшая заботится о младшей крохе. Ты совершенно забыла про меня, поглощенная новыми людьми, — в голосе Марка скользнула нотка обиды. — Я знаю, что они опять пускали свои кораблики в тот день. Ты сидела чуть поодаль в тени деревьев с книгой и наблюдала, чей же дольше останется на плаву. Но малышка зачем-то полезла за своим корабликом в воду. Волна вынесла ее к твоему берегу, и ты легко выудила девочку из реки, но оступилась и ушла под воду сама. Течение подхватило тебя и понесло к мосту, за которым начиналась излучина и каменистый берег. Если бы помощь опоздала хотя бы на мгновение… — Марк зажмурился и встряхнул головой. — Старшая сестра, кажется, ее звали Мари, спасла тебя тогда, ты помнишь? Единственный человек, кроме меня, рискнувший жизнью из-за твоих причуд…

Парень вздохнул и откинул голову к стене. На плечо приятной тяжестью давила голова девушки, но от долгого сидения по телу разливалась ломота. Хотелось встать, размяться, потянуться. Он покосился на Клаудию: казалось, что она задремала.

— Ты даже ни разу не говорила с сестрами, хотя так была к ним привязана. Вскоре после твоего спасения той девочки, их родители начали болеть. Слышал, родители год назад умерли, а дом их забрали за долги и… разрушили…

Руины вдруг будто обрели дар речи и заговорили с Марком. В голове яркими красками вспыхивали картины прошлого: вот в новенький светлый дом приезжает семья: родители обнимаются, глядя, как счастливые девочки бегают по саду, играя в догонялки. Вот отец ведет их на рыбалку рано утром, а к обеду они уже с уловом вышагивают по тропинке к дому, но пороге которого их встречает мать в красивом белом переднике. А где-то позади них в тени деревьев прячется мрачная фигура, наблюдающая за идиллической картиной.

Идет время, девочки растут бок о бок, но вот все резко меняется: одним пасмурным днем сестры приходят мокрые и бледные, по щекам их текут слезы. Мари пыталась спасти девушку, но ту уволокло под воду, и, возможно, она уже захлебнулась. Отец бросается к реке, находит тело девушки и приносит домой, потом бежит за Абрамом. Тот выгоняет всех из дома, а сам что-то шепчет, размахивая руками, и разбрасывая по дому разные травы. Солнце уже почти скрылось, когда из дверей показалась та девушка, только еще больше помрачневшая и побледневшая, а следом за ней Абрам, едва держащийся на ногах. Он отводит родителей в сторону и что-то говорит им, они кивают в ответ. Смотрят на Клаудию со смесью жалости и страха во взгляде, инстинктивно прижимая к себе дочерей. Потом Абрам садится напротив девочек на корточки и что-то им объясняет. Взгляд их становится пустым и будто слегка затуманенным, а когда проясняется, никого уже нет рядом.

Марк очнулся от чужих воспоминаний, будто вынырнул из болота. Жадно хватая ртом воздух, он резко распахнул глаза, подставив лицо слепящему солнцу, будто оно могло выжечь что-то из его памяти. Да только перед глазами все еще стояли безмятежные лица девочек с этим страшным расфокусированным взглядом. Но страшнее было осознавать, что эти девочки лишились воспоминаний, просто потому что пытались спасти ей жизнь. Просто потому что им было не все равно.

А как же Клаудия? В первый ли раз происходило подобное? Почему она обречена на такую жизнь?

— Почему? — произнес Марк вслух, ощущая, как по щекам катятся слезы. — Почему она?

— Потому что судьбу не обмануть, — ответила Клаудия ровным и ясным голосом. Марк в недоумении перевел на нее глаза. Девушка сидела, выпрямившись и прислонившись к обломку стены, как к спинке трона. Не обнимай он ее минуту назад, ни за что бы не поверил, что у нее был приступ.

— Клаудия… Ты…

— У нас мало времени, — тон ее был властным и не терпящим возражений. — Раз с часами план не сработал, придется идти на поводу у моего чутья.

— Чутья? Как это? — Марк потер руками глаза, пытаясь незаметно вытереть слезы, но вряд ли ему это удалось.

— Приведи ко мне Люси.

— Люси? Ту самую Люси? — Марк был ошарашен еще больше, чем внезапным приходом Клаудии в сознание. — Думаешь, она вспомнит тебя?

— А мне не надо, чтобы меня помнили. Мне нужна ее душа…

— Нет! — Марк вскочил на ноги и ударил в стену кулаком. Из-под руки посыпалась мелкая крошка. — Я уже сказал, что не буду убивать даже ради тебя! И не проси.

Клаудия поднялась и оказалась лицом к лицу с юношей. Следы усталости стерлись: фарфоровая кожа сияла, губы жадно алели, а темные глаза казались бездонными. От ее холодной красоты у него перехватило дыхание.

— Не нужно никого убивать, — тихо сказала она, буквально вдыхая эти слова в приоткрытый рот Марка. — Я сама все сделаю, просто приведи ее.

— Но зачем? — едва слышно сказал Марк, не уверенный, что вообще издает звуки. — Зачем?

— Я думаю… Нет, я знаю, что это единственный путь, — в глазах девушки промелькнул какой-то алчный отблеск. — Как только ее душа станет моей, все закончится.