Комната Мари очень понравилась. Она тут же раздвинула шторы и уселась на софу. Взгляд ее скользнул по книжным полкам, но без интереса — Клод был почти уверен, что она не умеет читать.

— Если что-то будет нужно, скажи мне, моя спальня прямо над вашей, — сказал он ей и отправился наверх.

Внутри него все болезненно сжалось — ему предстояло пройти по балкам на высоте двух этажей. Судорожно сглотнув, Клод кое-как добрался до целого пола, открыл дверь в спальню и тупым взглядом уставился на кровать. Тяжелый бархатный полог был задернут, в комнате из-за большого количества пыли стояла легкая дымка, отчего все казалось размытым и нереальным. Клод вспомнил последнее видение: не снится ли ему все и на этот раз? Он слегка ущипнул себя и почувствовал боль.

Осторожно приблизившись к пологу, он усердно вслушивался в тишину — не позовет ли кто? Не попросит ли снова о помощи? Но было тихо. У самой кровати Клод глубоко вздохнул и резким движением раздвинул тяжелую ткань. На пыльной кровати никого не было, но покрывало все еще хранило очертания чьего-то тела.

Минут пять Клод смотрел на кровать пустым взглядом. Видения и реальность смешались в его сознании. Был ли здесь кто-то? Игра ли это воображения? Раздвинув полог, Клод отошел к окну, возле которого стояли большие пыльные кресла, и уселся в одно из них, опершись локтями о колени. Он все еще смотрел на кровать, пытаясь припомнить подробности своих воспоминаний об отцовском доме. Но ничего путного не выходило. В комнате постепенно сгущались тени, солнечные лучи гасли, и вскоре все погрузилось во мрак. Но Клод уже этого не видел, погрузившись в собственную страну снов.

Перед ним снова распростерлось кладбище, снова он увидел знакомую фигуру Абрама в длинном балахоне, а перед ней стоял Лис, и глаза его горели красным огнем. Абрам опустился на землю возле могилы, укрытой пожухлыми белыми лилиями, и снял капюшон.

— Я не смогу долго ее сдерживать, — признался он и опустил голову.

Дул ветер, холодный даже для осенней ночи. Седые волосы Абрама развевались, наполовину закрывая лицо. В тихом шелесте листьев на минуту могло показаться, что звучит чей-то шепот, но вряд ли кто-то сумел бы разобрать слова.

— Ты же знаешь, что она будет в ярости, — голос старика звучал устало, будто откуда-то издалека. — Она страдает от жажды, я не могу на это смотреть.

Абрам закрыл лицо руками, и весь словно съежился, уменьшился. Плечи его задрожали, будто он плакал, но, когда он отнял руки от лица, глаза его были сухи.

— Никто не может ждать вечность, — заявил он, поднимаясь куда резвее, чем можно было от него ожидать. — Если он и впрямь тот, кого мы ждем, ему стоит поторопиться.

Лис подошел к старику почти вплотную. Красный огонь в его глазах потух, и сейчас он был похож на самую обыкновенную белую лису. Старик внимательно смотрел на зверя, будто внимательно слушая, а потом резко развернулся и пошел к выходу. Возле самой калитки он остановился и сказал:

— Я расскажу, когда придет время, но не раньше. Если человек не в состоянии сам понять некоторые вещи, то не сможет увидеть и полную картину.

Но тут кладбище начало расплываться и постепенно исчезать. Сон переменился.

Клод снова шел какими-то лабиринтами, блуждал по закоулкам, которые были похожи друг на друга как близнецы. Он что-то искал, но не мог вспомнить что именно. Впереди то и дело мелькал белый силуэт — Клод уже видел его раньше. А может, это…

— Аурелия! — крикнул он и бросился вдогонку.

Призрак то приближался, то отдалялся. Он словно заманивал Клода куда-то вглубь лабиринта, старался, чтобы его не потеряли из виду. Клоду казалось, что он вот-вот ухватит подол белого платья, схватит за руку, но в самый последний миг все расплывалось. Наконец он выбежал куда-то на окраину города: перед ним безмятежно скользили воды Морилама, а на другом берегу распростерся лес. Призрак, который был девушкой, стоял у самой воды спиной к Клоду и городу.

— Помоги, — шепнул прямо в ухо чей-то голос. — Без тебя я не справлюсь. Помоги.

Клод подошел к девушке совсем близко — она не двигалась.

— Кто ты? — спросил он, но девушка вдруг подалась вперед и упала навзничь в реку, растаяв туманом у самой воды.

Сон снова переменился. Теперь Клод видел себя ребенком: ему было пять или шесть. Он поранил ногу — на коленке кровоточила ссадина, но он упрямо дергал отца за рукав и канючил:

— Папа! Папа, помоги, у нее кровь идет! У Ари кровь!

Но отец, который беседовал в это время с представительным господином в черной шляпе, лишь резко одернул руку, пробормотав сквозь зубы что-то вроде:

— Разберись сам.

Клод видел откуда-то со стороны, как он сам, все еще плачущий, не обращающий внимания на кровь, струйкой стекающей по его собственной тонкой лодыжке, идет куда-то во двор, мимо высоких дубов и аккуратных клумб, мимо высоких стрельчатых окон, за которыми его отец все также занят разговором. Там, в тени берез у самого пруда сидит девочка. Лицо ее закрыто длинными спутанными волосами, на руках ссадины, а на щеке глубокий порез, из которого на светлое простенькое платьице капает темная кровь. Клод-мальчик бредет к ней, так и не нашедший помощи, и не знает, чем ей помочь. У Клода-взрослого вдруг защемило сердце и перехватило дыхание — он остро почувствовал все то, что ощущал тогда, в детстве.

Вот он подходит к девочке, разводит руками и виновато говорит:

— Извини, он не захотел идти со мной. Это все из-за меня, из-за той яблони…

Но она не злится на него и не обижается, хотя и впрямь поранилась по его вине, когда перелезала через забор и получила в лицо веткой, которую отпустил Клод. Нет, она всего лишь говорит:

— Эй, Клод, у тебя же вся нога в крови!

Смущенный мальчик посмотрел вниз и увидел тонкую красную нить, оплетающую его ногу как паутина. Он зашел по щиколотку в воду и обмыл ногу. Взгляд рассеянно скользил по берегу, пока не наткнулся на широкие листья какого-то небольшого растения. В мозгу блеснуло воспоминание, как отец прикладывал ему такие листья к ссадинам на ладошках, когда он падал на прогулках далеко от дома. Мальчик вылез из воды, сорвал подорожник и приложил его к коленке, обмотав травинкой. Девочка на берегу рассмеялась.

— Так ли ты на самом деле зависишь от отца, как думаешь? — спросила она, пока Клод прикладывал подорожник к ее рассеченной щеке. — Почему ты так боишься его?

На мгновение он задумался, а затем медленно произнес, будто пытаясь осознать собственные слова:

— Потому что он ненавидит меня, Ари.

Клод проснулся резко, словно от толчка. Что-то в словах его самого из сна было ему настолько близко, будто все те эмоции перенеслись из видений вместе с ним в настоящее время. Душу переполняли чувства, такие спутанные и непонятные, а в мыслях настойчиво билось это имя — Ари. Кто эта девочка? Почему она снова приходит к нему?

В комнате плясали солнечные лучи. Должно быть, солнце давно уже встало, а Клод так и проспал всю ночь в кресле. Он бросил взгляд на кровать — покрывало было аккуратно расправлено, без каких-либо складок и вмятин. Удивленный и смущенный Клод попытался подняться, но со стоном снова опустился в кресло — от долгого сидения ломило спину.

— Дяденька Клод, дяденька Клод! — дверь распахнулась и в нее влетела Люси. С разбегу девочка плюхнулась на кровать, поднимая в воздух облачка пыли. — Дяденька Клод, а что ты хочешь на завтрак?

Он мысленно застонал: почему раньше мысль о еде ни разу не пришла ему в голову? Их убогий рацион явно не подходил для растущего организма и выздоравливающего. Эта мысль даже ни разу не посетила его накануне. И что же делать? Не везти же в поместье кухарку Лукаса?

— А Марк не дома? — спросил он хриплым голосом, молясь про себя, чтобы его сосед оказался предусмотрительней, несмотря на все его недовольство этой затеей. Но сердце его тут же ухнуло вниз, потому что Люси отрицательно покачала головой, болтая в воздухе ногами.