— Их осматривал врач? — перебил Марк. У Клода внутри все заледенело — эти трое вполне могли быть теми, кого он вчера рисовал на площади.

Кухарка покачала головой, а из глубины таверны прозвучал голос с нотками обиды:

— Ни в коем случае! Мне ничего не сообщали!

— Разве это не ваше упущение, господин Густав? — хитро сощурился Марк. — Если эпидемия начнется, этих троих Вам тут же припомнят.

— Ерунда, — отозвался голос Густава. — Пока неизвестно, больны ли эти трое на самом деле…

— Но Лис же появился снова, — возразил мужичок с бородой, голова его мелко тряслась. — А значит, произойти может все что угодно…

— Это всего лишь домыслы и бабские сплетни, — мрачно отозвался Лукас. — Пока ничего не доказано, это просто слова.

Люди притихли, как будто Лукас на них накричал. Кое-кто хмуро переглядывался, пытаясь снова завести разговор, но слова будто застревали в горле. Молчание затягивалось, и Клод попытался привлечь внимание друга. Тот весело подмигнул и указал на место рядом с собой. Протиснувшись через толпу, Клод скользнул за общий стол и уселся рядом с Марком.

— Я видел Клаудию, — шепнул он другу, принимаясь за аппетитного поросенка. — С ней будто бы что-то стряслось. Она очень странно себя вела.

Марк встрепенулся и подскочил на ноги.

— Где она?

— Не знаю, — пожал плечами Клод, не отрываясь от еды. — Домой пошла, наверное.

Марк, расталкивая людей, начал пробираться в сторону выхода.

— Я оставлю тебе лошадь, домой доберешься без меня, — бросил он напоследок и скрылся за дверью.

— Что это с ним? — удивился Лукас, поднося Клоду кружку пива.

— Никак заразился кто, — покачала головой кухарка и едва не попала под удар хозяина.

— А ну, хватит лясы точить! — прикрикнул на нее Лукас. — Ступай уже на кухню!

Она повиновалась, а вслед за ней начали расходиться и остальные. В итоге у стола Клода остался только представительный господин с тростью, задумчиво жевавший нижнюю губу. Он стоял, опираясь на свою массивную трость, и будто бы мучительно что-то обдумывал.

— А каковы симптомы черной лихорадки? — неожиданно для себя вдруг спросил Клод. На подсознательном уровне он понимал, что это говорит скорее привитое ему отцом любопытство медика, отчего был крайне раздосадован.

Господин тоже удивился такому вопросу.

— Не думал, что мы знакомы, мсье, — слегка поклонился он.

— Извините, — спохватился Клод и поднялся. — Меня зовут Клод Мангери, я недавно в городе.

— О, Мангери — довольно известная фамилия, — протянул господин. — Ваш отец весьма знаменит, его имя на слуху даже в таком месте как Тремола. Мое имя Густав Мернье, я местный врач.

— Очень приятно, — натянуто улыбнулся Клод, ощутив острую боль от нахлынувших воспоминаний. Он уже пожалел, что задал свой вопрос.

А доктор же, напротив, будто получив ожидаемое, опустился на скамью напротив Клода и поставил справа рядом свою трость. Шляпу он положил слева, аккуратно поправив поля.

— Итак, черная лихорадка, — начал Мернье.

— Черной лихорадкой, помнится мне, называли чуму, — перебил его Клод.

— Да, — согласился доктор. — Но неужели Вы считаете, что я не сумел бы узнать ее симптомы? Без ложной скромности должен заметить, что я работаю уже более тридцати лет и всякое успел повидать, но еще ни разу не встречал подобного. Кожа больного покрывается волдырями, начинается жар и рвота. А через пару дней постепенно темнеют конечности, начинаются судороги, а стоит черноте добраться до лица — человек умирает, — доктор покачал головой и прикрыл глаза. — Все мои знания и микстуры оказались бессильны — я не смог спасти ни одного больного.

Доктор на ощупь потянулся к кружке Клода и отпил из нее глоток.

— Дети умирали на руках у матерей, целые семьи в муках сгорали всего за пару дней, — доктор все еще не открывал глаза, то ли боясь встретиться с осуждением в глазах Клода, то ли воскрешая в памяти ужасные сцены минувшей эпидемии. — В какой-то момент я просто сдался — я ничем не мог помочь умирающим, я хотел только спастись сам. Но на выезде из города я увидел разоренные дома, брошенные вещи и трупы, бесконечное число трупов больных, сброшенных в Морилам и вынесенных рекой на берег. Они громоздились друг на друга, словно еще одна крепостная стена. Я развернул повозку и вернулся в город.

— Почему? — только и спросил Клод, забывший о еде.

— Мое место здесь, — ответил Мернье, открывая глаза и внимательно всматриваясь в лицо собеседника, но будто не видя его. — Пока могу называть себя врачом, я не имею права покинуть город.

С этими словами доктор резко поднялся, взял шляпу и трость и вышел из таверны. Клод только проводил его взглядом и подумал, что ему тоже пора отправляться домой. Ища глазами Лукаса, он наткнулся на белеющий прямоугольник на одной из стен. Присмотревшись, Клод узнал один из своих портретов, который нарисовал в первый день — это был тот самый сморщенный старик, скорбящий о погибшей жене.

— Лукас, — позвал хозяина Клод и указал ему на портрет. — Давно это здесь?

— Нет, Альберт вчера принес, — отозвался хозяин. — А сегодня слег с простудой. Да это ерунда, не заболевают же люди от того, что их рисуют.

Больше Клод ни с кем не говорил в тот вечер. По спине то и дело бежали мурашки. Что если есть в происходящем и его вина? Ведь это с его приездом появился призрак и новые больные. Во власти мрачных мыслей Клод сам не заметил, как покинул таверну, добрался до дома и без сил упал на постель.

Во сне он шел по узким улочкам какого-то города — то ли Анрис, то ли Тремола, не разобрать. Улицы все время петляли, пересекались, уходили в кривые тупики или появлялись из ниоткуда. Клод будто блуждал по лабиринту, в котором не было выхода. Но что-то ему подсказывало, что останавливаться нельзя, нужно бежать, нужно бежать, иначе тьма поглотит его.

Вдруг в глубине одного из переходов перед ним мелькнула фигура. Клод бросился за ней, но она лишь дразнила его, то подпуская, то удаляясь. Фигура определенно была женская — Клод отчетливо различал складки на платье и длинные волосы.

— Стой! — в отчаянии закричал Клод. Ему казалось, что она сможет вывести его из лабиринта. — Подожди!

Но она все ускользала, а Клоду удалось лишь коснуться подола ее белого струящегося платья.

— Стой! — задыхался он. — Кто ты?

Девушка обернулась, но вместо лица у нее была лисья морда.

Клод вскрикнул и проснулся.

Солнце постепенно прокрадывалось в спальню, полосуя стены. Клод лениво следил за ползающими лучами, пока взгляд его не уперся в одну из пыльных книжных полок. Среди темных книг, заросших пылью и плесенью, выделялась одна с ярко-красным корешком, потрепанная, но явно носящая следы прикосновений человеческих рук. Сонно щурясь, Клод пытался разобрать название, но не мог. В итоге, разозлившись на самого себя, он резко поднялся с дивана и подошел к книжным полкам.

Пораженный Клод перебирал пальцами по пыльным обложкам книг, порой едва различая названия: почти все книги оказались медицинскими. На минуту ему даже почудилось, что он снова ребенок, стоит в кабинете отца и с удивлением смотрит на огромный книжный шкаф, пестреющий обложками и тиснеными буквами. Но наваждение быстро рассеялось: скромная полка была не чета гигантской отцовской библиотеке в Анрисе. Наконец, Клод дошел до той самой книги, что так привлекла его внимание. На темно-красной обложке крупными буквами было написано на латыни: «Malleus Maleficarum».

— «Молот ведьм», — прошептал Клод. От корешка книги будто повеяло холодом и страхом. Тело пробила мелкая дрожь, а рука сама собой отпрянула от книг. Пошатнувшись, Клод отошел от полки и опустился на разоренную постель. Взгляд его не отрывался от одной-единственной книги, а в голове лихорадочно проносились мысли. Само присутствие этой книги здесь казалось странным: Клод хоть и был ребенком, но помнил, как священник рассказывал всякие ужасы про времена Инквизиции на утренних проповедях. И такое странное соседство с трудами по медицине, которые вполне могли быть частью домашнего образования в графской семье…