— Следует оставить мировую скорбь и пойти спать, — сказала себе Жанна, открывая дверь.

Дмитрий доехал до дому на такси. Настроение у него значительно улучшилось, и он сам не мог бы сказать почему. На какой-то момент он вдруг остро осознал, что молод и здоров, что богат и свободен, и все в жизни у него впереди. Жанна сказала: я тебя люблю. Пусть. Это пройдет. Она просто привязана к нему. В любом случае между ними все кончено. Он больше не сможет к ней прикоснуться. Мертвая Вера встала между ними. Но в мире еще много девушек!

Да что это он расклеился, в самом-то деле? Или отсутствие женского общества на него так загадочно действует?

Словно уловив ход мыслей своего пассажира, таксист оглянулся и спросил весело:

— Что это ты один гуляешь? В такую ночь… Я знаю, тут знакомые девчонки поблизости стоят. Могу познакомить, а?

— Да нет, спасибо, — махнул рукой Дмитрий. Потная физиономия таксиста с маленькими, сальными глазами и толстыми негроидными губами (к нижней прилип окурок) не внушила ему доверия. «Могу себе представить, что там у него за девчонки…»

— Ну, как хочешь, — добродушно подмигнул таксист, и в душе у Димы шевельнулся веселый язычок пламени. А что, может, рискнуть? Снять какую-нибудь, почище и помоложе, привезти к себе и провести ночь рядом с живым человеческим теплом, а не с ледяным призраком покойной жены… Он не знал продажной любви, но сейчас ему захотелось именно этой остроты, этого перчика — незнакомое женское тело, приторные ласки, притворные стоны… Но разве не то же самое с Лизой? Не то же притворство — более или менее искусное? Ради денег или ради положения в обществе?

На этой мысли Лавров запнулся, и настроение у него снова испортилось. «Черт знает что! Так и до шизофрении недалеко! Неужели Вера обо мне точно так же думала? Так же, как я об этих несчастных жертвах общественного темперамента?»

Машина остановилась, Дмитрий расплатился с шофером и вышел. Его охватил привычный уже страх перед ночным одиночеством. Ну ничего, он последует совету Жанны и найдет себе милое и легкомысленное создание.

— С завтрашнего дня примусь за поиски, — твердо сказал Дмитрий и погрозил самому себе пальцем. Этот жест рассмешил его, и смех странно прозвучал в полупустой спальне. А потом он лег и уснул, и спал без сновидений.

— Хорошо у тебя, — вздохнула Юля, осматриваясь.

— Ты находишь? Ну, я рада. Значит, так: еда в холодильнике. Держи ключи. Выспись, отдохни и приезжай ко мне. Пообедаем вместе, а потом я тебя кое с кем познакомлю… «Грезы любви» будут снимать, туда требуется массовка…

— Массовка? — сморщилась Юля.

— А ты хотела сразу главную роль? Нет, ты погоди, моя сладкая. Ну, чмоки-чмоки, я пошла.

Дверь за Жанной закрылась, каблуки ее процокали по коммунальному коридору. Она уже столько лет в Москве, а осилила купить только комнату в паршивой коммуналке! И ведь довольна жизнью! Оформлена комната, конечно, оригинально, но уютным такой интерьер назвать сложно. Да тут просто с ума сойти можно! Красные стены — брр! Черный диван, черное трюмо, черный омут большого телевизора. То ли у Жанки с психикой нелады? Для Юли была приготовлена кушетка, на ней лежала стопка белья с красными же иероглифами, банный халат, полотенце… Но ложиться Юля не стала, пошла в ванную.

Кошмар какой! Обшарпанная ванна, какие-то тазы висят на стенах! В раковине сток забили чужие волосы. Как тут можно мыться? Вот он, гламур — показной блеск. В комнатах стильный интерьер, а ванну никто почистить не удосужился. Все же Юле удалось расслабиться. Она бросила в горячую воду горсть косметической соли с лавандой — тут же, на полке, обнаружила. Будем надеяться, она принадлежит Жанне. А нет, так тоже беды не будет. Погрузившись в облупленную ванну, Юля закрыла глаза и пролежала, постепенно добавляя горячую воду, пока в дверь не начали стучать. Пора было выметаться. Для первого визита Юлька не стала ярко краситься — пусть посмотрят на нее а-ля натюрель, оценят, чего она стоит. Она отлично знала все свои достоинства, а недостатков у нее не было. Простое платье-футляр, дорогие туфли от Сони Рикель, дорогая сумка, капля блеска на губы, капля духов. У Жанки духи лучше — красная буква «V» на флаконе, супермодный Валентино. «Летящей походкой я вышла из мая».

Выпорхнула из комнаты. Жанкина соседка, огромная бабища в застиранном фланелевом халате, на кухне резала лук. Юлька поставила чайник, села у окна, закурила. Соседка тут же обернулась к ней, смерила оценивающим взглядом.

— Слышь, угости сигаретой, — не попросила — скомандовала.

Юлька и бровью не повела. Сунула пачку, бабища сосисочными пальцами выцарапала себе тончайшую, душистую палочку «Вог». Юля следила за ней искоса — этому чудовищу казалось не более тридцати лет. Опухшее лицо, химические кудри над складчатым лбом, остатки вишневого лака на грязных ногтях с черной каемкой… Содрогнувшись, Юлька заметила в вырезе грязного халата золотую цепь в палец толщиной, а на кургузой лапе — перстень-чалму. Такой же был и у ее матушки, только вот маман, какая ни была неотесанная, сроду не нацепляла на себя золота с утра пораньше…

— Чё смотришь? — не выдержала соседка.

— Кольцо у вас красивое, — улыбнулась Юля.

— А-а. Да, богатое. Хахаль подарил. — Бабища растопырила пальцы, демонстрируя щедрый подарок.

Юлька поняла, что сейчас не выдержит — расхохочется, и вылетела из кухни. На волю, на свежий воздух, прочь от всепроникающего лукового. Только на улице спохватилась, что не сняла с плиты чайник. Ну, на то она и коммунальная кухня — та же лапочка-соседка снимет, не переломится.

— Жанна! Жанка, мать твою! Это кто?

— Автандил Автандилович, это Юля, моя подруга. Она актриса, играла в провинции в театрах.

— Я тебя не спрашиваю, где она играла! Я спрашиваю, кто она такая.

Юля с трудом сдерживала смех. Это ж надо — Автандил, да еще Автандилович! Помощник режиссера. А некрасивый. Мелкий, круглый, подпрыгивает на месте, словно ему в туалет охота! И смотрит невзрачными серыми глазками, пламенно смотрит.

— Автандил Автандилович, я не знаю, как вам ответить.

— То-то. Конечно, не знаешь. Молчи тогда, если бог убил! Мадам, как вас зовут? Мерлин Монро? Лайза Минелли?

— Юля…

— Ах, просто Юля? А что вы делаете на моей площадке?

— Стою я тут! — неожиданно для себя повысила голос Юля. Не обращая внимания на Жанку, которая побледнела и стала дергать ее за рукав.

— Стоишь? Ути-пусенька какая! А темперамент! А глаза! Просто Юля, хочешь в кино сниматься? А конфетку хочешь?

— Хочу.

— На!

Автандил вытащил из кармана подушечку «Орбита», облепленную пылью и крошками.

— Не конфета, но тоже вкусно. Ешь!

Юля сунула подушечку в рот и принялась жевать. «Орбит» был ягодный, имел вкус прокисшего варенья.

— Спасибо, очень вкусно, — прошамкала она.

— На здоровье! Где эта коза Иничкина? Не пришла? Хрена ей, а не роль! Я ее разлюбил. Я теперь Юлю люблю! А ну, пошла гримироваться! Да выплюнь эту дрянь!

Коза Иничкина играла роль незначительную, но приятную. Горничная, обремененная какими-то своими сердечными тайнами, выслушивает откровения влюбленной хозяйки. Играть там было нечего. Только глаза пучить, кивать и вздыхать, прижимая руки к груди. Автандилу, видно, казалось, что горничные вели себя именно так.

— Как все неожиданно вышло, — бормотала Жанна, когда они с Юлей вышли из студии. — Ты везучая! Я тут полгода в помощниках координатора пробегала, пока…

— Кто это — помощник координатора?

— Это тот, кто бегает за пивом. Нет, ну надо же! Слушай, обедать некогда. Пошли, пройдемся по магазинам, а потом уж поужинаем, ладно?

Подружки отправились на шопинг, причем Жанна то и дело фыркала и крутила головой, а Юля внутренне улыбалась. Да, она такая! Да, ей все удается! Вот только денег пока нет — не может она купить себе эту потрясающую блузку. А Жанна может. Плевать.