— Да, — выдавил Дима, по-прежнему глядя в Юлины глаза, которые стали приобретать по-детски обиженное выражение. Обида — для вида, так можно срифмовать. Но Лаврову не до рифм было. Ведь сейчас, именно сейчас он может сказать ей все то, что жжет ему душу! Так, кажется, полагается по канонам романтических ситуаций?
— Юля! — решительно и торжественно произнес Лавров. — Я хотел… Я думаю, нам нужно серьезно поговорить…
Невольно он поймал себя на мысли, что говорит какими-то ужасными старомодными оборотами и даже не старается их избегать, а, наоборот, стремится «изъяснить свои чувства» именно в такой изысканной форме. Но уже было все равно — он видел только Юлину улыбку, и ему теперь казалось — раньше она не улыбалась никогда. Это была нежная, влажная улыбка счастья.
— И предложить тебе руку и сердце. Вот, — закончил Лавров. И стало тихо, как бывает в мире перед войной или бедой.
— Я должна подумать, — почти прошептала Юля. — Посоветоваться с мамой… Я не могу вот так сразу, понимаешь? Я…
— Я люблю тебя, — сказал Дима. Он почему-то не помнил, упоминал ли он это во время своей прочувствованной речи. Вроде бы нет. Напыщенный идиот!
— Это очень хорошо, — заявила вдруг Юля, отбросив свои голливудские приемчики. — Это хорошо, потому что я тоже тебя люблю. Да.
В этот вечер она не ночевала в коммуналке у Жанны, осталась у Димы. Они долго сидели в гостиной и под тихую музыку строили планы на свое общее будущее. Вернее, строил их Лавров — рассказывая о странах, куда бы он хотел с возлюбленной поехать, о фильмах, которые хотел бы вместе с нею посмотреть, о книгах, которые стоит обсудить, и о своих друзьях, которые ее, Юлю, обязательно полюбят… А она только улыбалась и кивала ему, но молчание ее было такое живое и отзывчивое, что ему казалось — она говорит без умолку.
Когда наступила ночь и Юля стала сладко позевывать, он предложил ей остаться и быстро-быстро, избегая взгляда ее глаз, сказал, что выпил и не хочет садиться за руль, что постелит ей здесь на диванчике, а сам уйдет в спальню, и ни-ни!
— Я верю тебе, — сказала Юля, прикоснувшись расслабленной рукой к его плечу.
И не напрасно! Всю ночь он горел и сбивал простыни, как подросток в период гиперсексуальности, на губах его бился и пульсировал последний осторожный поцелуй, и один раз он все же встал и босиком дошел до гостиной… Лавров забыл опустить жалюзи, луна заглядывала в комнату. В ее холодном свете Юлино лицо казалось совсем неземным, и Лавров вдруг вздрогнул от пронзившего его недоброго предчувствия. Эти смеженные ресницы, холодный блеск мадагаскарского турмалина на чрезмерно тонкой кисти, бледные щеки, горестная складка губ… Она хрупкая, такая хрупкая! Но быстро успокоился, прислушавшись к тихому, ровному дыханию своей невесты, и вернулся в спальню.
Он заснул только на рассвете — беспокойным, маетным сном. А проснулся, когда в окно били лучи солнца — первый раз за много лет проснулся с улыбкой на лице.
Накинув щегольской шелковый халат, прошел в гостиную и замер. Проспал! Птичка улетела! Постель была аккуратно свернута — две идеально сложенных простыни покоились на подушке, и это тоже его умилило. Но почему она убежала, даже не сказав «доброе утро»? Неужели обиделась на что-то?
От этой мысли ему сразу стало холодно. Но он взял себя в руки и огляделся. Вот! Записка на столе! Розовый листочек, вырванный из ее кокетливой, девчачьей записной книжки! Мир обрел равновесие, а потом и засветился всеми цветами радуги, когда Лавров прочел: «Милый! Доброе утро! Ты так сладко спал, и мне не хотелось тебя будить. Надеюсь, найду выход из твоих апартаментов самостоятельно. Как бы мне хотелось с тобой позавтракать! Но, увы, с утра назначена съемка. Увидимся вечером! Твоя».
— Моя! — торжествующе заверил Лавров неизвестно кого.
— Жанна, ну, проснись! Ну, хватит спать!
Жанна с трудом продрала глаза и увидела Юльку, которая сидела на краю постели.
— Ой, ну что ты меня тормошишь, — пробурчала она, вновь зарываясь лицом в подушку. — Горит? Взрыв? Террористы напали?
— Жанна, ну, проснись! Посмотри, что у меня есть!
— Ты лучше расскажи, где всю ночь моталась, — сонно вопросила Жанна. — И позвонить не могла, да?
— Где-где… У своего жениха ночевала. Да ты посмотри, что он мне подарил!
На слово «подарил» Жанна отреагировала адекватно — подняла всклокоченную голову и уставилась на кисть руки, которую Юлька настойчиво совала ей под самый нос. На среднем пальце небывалой синевой лучился драгоценный камень, бриллиантики вокруг разбрызгивали снопы искр.
— Ни фига себе, — выговорила Жанна. — Твой жених — миллионер? А ты не боишься с таким по улице ходить?
— Какая же ты циничная, — с упреком выговорила Юлька. — Представь себе, нет! Все подумают, что это бижутерия!
— Тогда в честь чего такой презент? Я тебя знаю, ты просто так не приняла бы. Ну, колись уж, если начала…
— Он сделал мне предложение! — торжественно сообщила Юля. И замолчала, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Ну! Надеюсь, ты не сделала глупости и не отказала? А то я тебя знаю! Все жар-птицу ловишь…
— Представь себе, нет! Но я взяла время на размышление!
— Дорогая моя, в другое время или другой девушке я бы сказала, что она зря это сделала. Но я уже убедилась — у тебя все продуманно, ты не пропадешь. У тебя все всегда будет в шоколаде!
— Ну все, я похвасталась, теперь бегу на работу, — пропела Юля и вскочила.
— Хоть чайник поставь, раз уж ты меня разбудила! Эй! Ну, бессовестная!
После съемки, когда Юля вышла из студии, ее уже ждал Лавров с букетом.
— Это вам, мадемуазель, — заявил он. — Не надо благодарностей, я просто подлизываюсь. Я распланировал наш вечер без твоего ведома и стремлюсь загладить свою вину.
— И что же мы будем делать? — поинтересовалась Юля, принимая букет и поцелуй.
— Мы едем за город, ко мне на дачу. Для будущей голливудской звезды я решил устроить настоящую помолвку.
— Дима, Дима, — покачала головой Юлька, которую почти не видно было за букетом. — Ты разве не помнишь, что я не сказала «да»?
— А разве суток на размышление было недостаточно? — невинно поинтересовался Лавров. — А кроме того, я пытаюсь тебя скомпрометировать. Если мы сейчас отпразднуем нашу помолвку, расскажем народу о своих намерениях, тебе потом трудно будет откреститься! Что, не так? Так что лучше скажи свое драгоценное «да» прямо сейчас!
— Да, — сказала Юля.
— Что — да?
— Ты просил сказать «да» прямо сейчас. Я и говорю.
Сотрудники студии, будь у них охота выглянуть в окно, имели бы возможность насладиться редкостной картиной — импозантный господин приплясывал на крыльце и пытался кружить в своих объятиях красавицу брюнетку, которая смеялась и отбивалась от него роскошным букетом…
ГЛАВА 9
— Помнишь «Трех мушкетеров»? — поинтересовался Олег у Андрея, когда они вышли на балкон проветриться.
— Ну, — кивнул утвердительно Андрей.
— Так вот: Атос подарил Миледи перстень с сапфиром в окружении бриллиантов. Помнишь такой момент?
— Ты знаешь, я читал Дюма на заре туманной юности и как-то не заострил внимания на этом трогательном моменте. А впрочем, помню. Она его потом д’Артаньяну подарила, после ночи пылкой любви. Так?
— Приблизительно так, — удрученно покивал Олег.
— Брось, Годзилла, — неожиданно серьезно сказал Андрей. — Не бери в голову. Конечно, все это немного неожиданно. Не обижайся, котенок, но мне кажется, ты просто ревнуешь…
— Я не обижаюсь, Малыш, — спокойно ответил Олег и, облокотись о перила, закурил. — И прекрасно понимаю: что бы я тебе сейчас ни сказал — все будет воспринято как симптомы той же самой дружеской древности. Но эта девушка меня тревожит, мне неуютно в ее обществе. Слушай, а тебе не кажется, что она чем-то похожа на первую жену Лаврова?
— Нет, не замечал… Да скажи толком, что ты паришься?
