Больше никто не появлялся. Дворик перед нашими глазами был пуст.

— Вот, значит, и вся их партия? — спросил Рой. И сам же себе ответил: — Видимо, так.

Мы подождали еще. Пробило три четверти третьего. Через несколько минут Рой весело сказал:

— А если так, то наше дело в шляпе.

Мы всё стояли у окна; ростепельная мгла сгущалась; какой-то старшекурсник с девушкой прошел в третий дворик. Внезапно осветилось окно гостиной Винслоу, резче оттенив серое безлюдье ненастного дня.

— Их там собралось всего пятеро, — проговорил Рой. — Это же чепуха. Они просто опозорятся и ничего больше.

Из квартиры Винслоу спустился Кроуфорд и быстро, но неспешно ушел в первый дворик. Когда он поравнялся с нашим окном, мы увидели сверху его лицо — как и обычно, совершенно бесстрастное.

— Жениха одобрили и попросили пока удалиться, — сказал я.

— Интересно, как он оценивает свои возможности? — проговорил Рой. И добавил: — Ну, а Винслоу теперь даже и в глубине души надеяться не на что.

— Да, не хотелось бы мне сегодня сидеть рядом с ним за обедом, — сказал я.

— А надо пойти в трапезную пораньше, — отозвался Рой. — Чтобы обезопасить себя.

Я улыбнулся. День клонился к вечеру, напротив ярко светилось одно окошко.

— Вот, значит, как, старина, — подытожил Рой, отвернувшись наконец от окна. — Все складывается просто замечательно. Похоже, что победа нам обеспечена.

— Нужно предупредить Артура Брауна, — сказал я. Телефон у Роя стоял в спальне возле кровати, я снял трубку и позвонил Брауну. «Откуда вы знаете, сколько их там собралось? — со своей обычной осмотрительностью спросил тот. — Как, собственно, вам удалось их пересчитать?»

Я объяснил Брауну, что мы наблюдали за квартирой Винслоу из Роева окна. Удовлетворенный моим ответом, он попросил еще раз перечислить имена собравшихся.

— Зато у нас, кажется, создалась довольно крепкая партия, — сказал он. — Ну, а на всякий случай надо нам в ближайшее время собраться у меня за ленчем. Очень, конечно, жаль, что так получилось с Геем. Интересно, кто его обработал? Они переманили к себе нашего потенциального союзника.

— Да ведь и так все хорошо, — возразил я.

— Можно даже сказать — замечательно, — согласился Браун, отбросив на секунду свою всегдашнюю сдержанность. Однако он сейчас же посерьезнел и сказал: — А впрочем, цыплят, как говорится, по осени считают, не забывайте этого, Элиот. У нас еще нет абсолютного большинства. Нам надо вести себя весьма осмотрительно. Нельзя показывать людям, что мы уверены в победе. И я думаю, вам с Калвертом не следует открывать своих сегодняшних наблюдений.

Я передал его пожелание Рою, и тот, ехидно хмыкнув, сказал:

— Уж этот добрый Дядюшка Артур! Только он один и пестует нас, как малолетних несмышленышей. Очень мне это, знаешь ли, нравится.

Он позвонил в кухню, заказал чай с горячими сдобными булочками, и мы перекусили, сидя за столиком у камина. Когда я допивал последнюю чашку, Рой, усмешливо посмотрев на меня, выдвинул ящик стола и, словно бы украдкой, достал оттуда детские кубики.

— Это я вчера их купил, — сказал он. — Мне подумалось, что они могут нам пригодиться. Теперь-то — если только Винслоу не выкинет какого-нибудь фокуса — мы, конечно, и без них обойдемся. А все же давай-ка прикинем.

Ему нравилась материальная осязаемость вещей, хотя по профессии он был всегда связан со словом. Любой другой человек просто написал бы фамилии членов Совета на листе бумаги, а вот Рой отобрал четырнадцать кубиков и аккуратно вывел на каждом имя — от Ройса до Льюка. Кубик с именем Ройса он молча отложил в сторону. Потом, мимолетно улыбнувшись, положил рядом два кубика — Джего и Кроуфорда. Найдя среди остальных Гея, Деспард-Смита, Винслоу и Гетлифа, он составил их в ряд, а семь других свалил в кучку — «пусть окончательно определятся. Тогда станет ясно, есть ли у нас абсолютное большинство».

От пяти до семи часов я занимался со своими студентами, а после занятий сразу отправился в профессорскую. Там я застал только Кроуфорда — он сидел у камина и читал университетскую газету. Ответив на его бесстрастно вежливое приветствие, я подошел к столику с вином, налил себе рюмку хереса и сел в кресло.

— Не нравится мне эта война, Элиот, — немного опустив газету и внимательно глядя на меня, сказал Кроуфорд. Он говорил о гражданской войне в Испании.

— Мне тоже, — отозвался я.

— Наши вершители истории ведут себя чрезвычайно неблагоразумно. Каждый четверг, бывая в Королевском обществе, я разговариваю с людьми, которые призваны влиять на политику. С самыми разными людьми — и всякий раз убеждаю их вдуматься в истинный смысл нынешней войны. Это наш долг — убеждать их, я знаю, но что-то не успокаивают меня мои беседы. Говоря с вами как либерал с либералом, без всякой предубежденности против вашей профессии, я должен признаться, что чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы в парламенте и Министерстве иностранных дел нашлось хоть несколько человек с естественнонаучным, а не гуманитарным образованием.

Несколько минут он говорил о зимних боях в Испании. Последнее время он, как любитель, много занимался военной историей, и его мысли казались мне безупречно логичными, а суждения — здравыми и глубоко продуманными.

Вскоре пришел Джего. Увидев Кроуфорда, он на мгновение растерялся, и в его приветствии прозвучала неумеренная горячность. Ему было явно не по себе, я, пожалуй, еще ни разу не видел его таким скованным и неестественным — а все потому, вдруг пришло мне в голову, что он уже знал о результатах сегодняшнего совещания у Винслоу. И вот, увидев неудачливого конкурента, он почувствовал себя виноватым.

Кроуфорд был невозмутим.

— Что ж, отложим наши военно-исторические изыскания, Элиот, — сказал он вставая. — Насколько мне известно, они совершенно не интересуют старшего наставника. Да и к нынешней войне он относится совсем не так, как мы. Он поймет, что правда на нашей стороне, немного погодя.

Кроуфорд был чуть ниже Джего, но сейчас, поднявшись и стоя с ним лицом к лицу, он выглядел гораздо внушительней, чем его соперник.

— Я, впрочем, рад, что мы встретились, Джего, — проговорил Кроуфорд, — потому что мне надо сказать вам несколько слов. Я даже собирался послать вам записку. Но раз уж вы пришли — и если у вас найдется несколько свободных минут, — мы можем просто побеседовать. Элиот, насколько я знаю, ваш союзник, а значит, нам незачем от него таиться.

— Разумеется! — воскликнул Джего. — Как вам будет угодно. Я весь внимание, дорогой доктор, я весь внимание.

— Сегодня группа коллег предложила мне баллотироваться в ректоры, — сказал Кроуфорд. — Мнение этой группы, хотя она и не образует численного большинства, представляется мне достаточно весомым. У меня, на мой взгляд, не было причин колебаться. Я не одобряю людей, которые жеманятся наподобие молодых дамочек, отказывающихся сыграть для гостей новую музыкальную пьеску. А поэтому я заявил, что не возражаю против выдвижения моей кандидатуры.

Он был уверен в себе, непроницаем и совершенно спокоен. Совещание у Винслоу показало, что у него нет надежд на победу, и, однако, он вел себя как хозяин положения.

— Я очень ценю вашу прямоту, доктор Кроуфорд, — сказал Джего.

— Я посчитал себя обязанным высказаться прямо, — проговорил Кроуфорд. — Насколько мне известно, мы единственные реальные кандидаты на этот пост.

— Остается только пожелать одному из кандидатов, — с внезапной улыбкой сказал Джего, — всех достоинств его соперника.

— Не только, — бесстрастно возразил Кроуфорд. — Кандидатам надо решить, как они распорядятся своими собственными голосами. Нам с вами придется заключить рабочее соглашение, и в дальнейшем оно может оказаться очень важным.

Потом Кроуфорд сказал, что обедает в другом колледже, и, вежливо простившись с нами, ушел.

— Да, многое бы я отдал за то, чтобы обрести его уверенность, Элиот!

— И непременно утратили бы кое-что другое, — сказал я.