-Хорошо, думаю, я смогу ответить на ваши вопросы, - храбро встретила взгляд его жгучих глаз Кира, потом поднялась и обратилась ко всем: - прошу прощения, но, видимо, нам с господином Полди надо кое о чём переговорить. Прошу вас, Витольд Болеславович, - пригласила она его за собой в кабинет.
Полди молча поднялся и последовал за ней, Серёжа вскочил, собираясь идти с ними, но Кира взглядом остановила его.
-Слушаю вас, Витольд Болеславович, - расположившись в кресле за столом, Кира наблюдала, как Полди разглядывает портрет Сони и Полины, который перенесли сюда из гостиной. Он взял стул и переставил его так, чтобы видеть портрет, сел, закинув ногу на ногу.
-Это я вас слушаю, - холодно поправил он Киру, - это вы должны мне всё рассказать и объяснить.
-Если я правильно вас поняла, вы хотите узнать об Олечке Матвеевой?
-Вы правильно поняли.
-Хорошо. Тогда задавайте вопросы, - спокойно глядя на него, проговорила Кира.
Полди тут же разозлился. Его раздражал холодный спокойный тон девчонки. "Девчонки? - задал он себе вопрос, - но какая же она девчонка, если её дочери восьмой год? Это всё из-за роста. Маленькая собачка и до старости - щенок".
-Сударыня, - взял он себя в руки, - меня интересует только одно: где Ольга и где мой сын?
-Что это вы вдруг так ими стали интересоваться? - ехидно спросила Кира.
-Вам нет никакого дела до наших с ней отношений, и я не намерен обсуждать их с кем попало, - опять разозлился Полди.
-А вот если вы станете со мною таким тоном беседовать, то никогда ничего не узнаете, - оборвала его Кира.
Он глубоко вздохнул, помолчал:
-Прошу прощения, - но вид его не говорил о раскаянии.
-Господин Полди, сведения мои небольшие. Ольга Яковлевна тяжело пережила своё разочарование в романтических отношениях. Но, заметьте, ей удалось справиться с этим, а потом она встретила по-настоящему достойного человека. Этот человек смог составить счастье не только ей, но и её сыну...
-Это и мой сын!
-Ваш, - миролюбиво кивнула Кира, - но вы в своё время не очень-то желали его появления на свет. Или я ошибаюсь?
-Это была страшная ошибка, - опустил красивую голову Полди.
-Да, это была ошибка, - согласилась Кира, - но вы упустили своё время. Ольга вышла замуж за человека, который усыновил её ребёнка и, уверяю вас, он сможет воспитать его достойно.
-Где они?
-Они с мужем переехали за океан. Искать её бесполезно. Но я могу вам передать то, что она мне сказала перед расставанием. Она простила вас, Полди, и не держит зла. А это вам от неё, - Кира достала из бархатного альбома фотографию и протянула её Полди.
Там в овальной виньетке Олечка прижимала к себе чудесного мальчугана в бархатном костюмчике с кружевным воротником. На обороте её рукой значилось: "Я простила. Прости и ты". Витольд осторожно взял в дрогнувшую руку снимок, с минуту разглядывал его. Потом перевернул, прочитал надпись, вздохнул и бережно спрятал снимок в бумажник.
-Я ответила на ваши вопросы?
-Ответили. Не совсем так, как бы мне хотелось, но вы ответили, - он встал, - простите мою резкость, сударыня.
-Одну минуту, господин Полди, - Кира искоса посмотрела на певца, - я очень люблю Софью Григорьевну и ценю её дружбу. Мне бы не хотелось, чтобы эта чудесная женщина испытывала горечь разочарований в чём-либо, а главное - в ком-либо. Вы понимаете меня, Витольд Болеславович?
Он выпрямился и с высоты своего роста высокомерно оглядел Киру:
-По-моему, вы пытаетесь влезть не в своё дело. И меньше всего я нуждаюсь в ваших предупреждениях. Сонечка - умная и, заметьте, взрослая женщина. Думаю, она сама разберётся в своей жизни. А мою историю она знает. Так что, простите, но нам ни к чему ваша опека, - его глаза опасно сверкнули.
-Ладно, ладно, - усмехнулась Кира, - не будем ссориться.
Он кивнул, уже в дверях обернулся:
-Не знаю почему, но мне в этой квартире очень неуютно. Какое-то тягостное чувство, словно бы что-то было здесь со мною нехорошее... Но я-то знаю, что никогда здесь не бывал. И ещё этот портрет: дама за роялем будто следит глазами...
-Вы, господин Полди, артистическая натура, сейчас взволнованы, и поэтому вам мерещится всякая всячина. А портрет - всего лишь краска на холсте, - успокоила его Кира. Но она-то прекрасно знала, какие штучки выкидывают иногда написанные художниками портреты.
Она посидела ещё несколько минут в одиночестве, вспоминая свои одесские "приключения", потом встала из-за стола и направилась в гостиную, где уже собирались пить кофе, но зацепилась глазами за портрет. Ничего удивительного, что Полди почувствовал себя неуютно - глаза Полины прямо-таки обжигали злобой. Если раньше обе её руки красиво лежали на клавиатуре, то теперь правой рукой она собиралась перелистнуть страницу, а левой тщательно прикрывала название произведения, написанное крупными буквами. Из-под тонкой ладони были видны почти все буквы, кроме середины слова: "Provi....tiaememor". Кира задумалась. Она уже где-то видела эти слова, или похожие на них? Только где?
За кофе шла беседа о завтрашней премьере.
-Вот чего-то не хватает в моей Кармен, - пожаловалась Софья Григорьевна, - какая-то она у меня слишком приличная, пресная, что ли...
-Вы, Сонечка, придираетесь к себе, - подал голос Витольд. Он ещё не отошёл от "беседы" в кабинете, был немного бледен и как-то подавлен.
-Но я же чувствую, - возразила ему Соня.
-А вот я видел одну постановку, так там Кармен появляется босиком, - Серёжка подмигнул Кире: уж она-то должна помнить эту постановку семидесятых годов. Кира кивнула:
- Да, это был очень эффектный выход: волосы распущены по плечам, а не убраны в сложную причёску, как у тебя, Сонечка. Простая белая блуза и ярко-красная юбка чуть-чуть ниже колен, чтобы босые ножки видны были. Она такая вся свободная-свободная и плевать ей на всех.
-Босиком?! Без чулок? - ужаснулась Софья Григорьевна, а потом задумалась, - а что? Это даже интересно...
Удобно расположившись в кресле под пальмой, Полди украдкой поглядывал на Серёжу, тот заметил его взгляд и вопросительно выгнул бровь. Витольд отвёл взгляд, схватил с этажерки первую попавшуюся под руку книгу и стал листать её с преувеличенным интересом. Потом прочёл один абзац, другой, фыркнул:
-Чего только не напишут эти господа сочинители! Вот послушайте: "В мае пятнадцатого года капитан немецкой подводной лодки дал приказ выпустить торпеды... Залп, ещё один - и корабельные часы четырёхтрубного красавца с волнующим именем "Лузитания", начали отсчитывать последние минуты жизни тысячи двухсот человек. Накренившись на правый бок, корабль пытался бороться с волнами, но тщетно..." Каково? Может ли быть такое?!
-И что вас не устраивает? - голос Серёжи прозвучал холодно и противно.
Кира насторожилась: эти двое опять могут сцепиться. И она проговорила тоном миротворца:
-Автор имеет право на домысел. У вас в руках роман. Это художественное произведение, и автор может рассказать о своём взгляде на некоторые события.
-Не думаю, что автор нуждается в заступничестве, - не сдавался Серёжа, - и почему вы решили, что пассажирское судно не может быть потоплено во время войны?
-Да какой там войны? - с досадой вскинул голову Полди, - немцы, конечно, воинственная нация. Но воевать? В двадцатом веке? Он пишет, что погибло больше тысячи человек. Кто же согласится совершить такое чудовищное преступление? Как офицер - человек чести и достоинства - может отдать приказ топить гражданский корабль? Больная фантазия у этого автора. Как его? - и он, развернув к себе переплёт, прочёл фамилию писателя: - сочинение Николая Львовича Тузенбаха. И имя-то явно ненастоящее, за псевдонимом скрывается.
-Ах, господа, прошу вас! Не нужно говорить о морских крушениях. Не знаю почему, но эта тема мне крайне неприятна, - с дрожью в голосе попросила Софья Григорьевна, - лучше найдите там что-нибудь оптимистическое, дорогой Витольд Болеславович.
