Он смотрел на неё, слушал её голос с капризными интонациями и не верил своим глазам. Этой встречи не могло быть на самом деле. Не могло - и всё. И всё же это была она, его Дашенька, и она несмело требовала его возвращения. Но к кому обращалась она? Кто должен был вернуться с нею в Ленинград? Иво Рюйтель? Тогда это не к нему. Или всё-таки...Отчаяние, болезненное и тяжёлое, затопило его душу. А Даша стояла и спокойно ждала его решения, но в её бледно-голубых глазах уже вспыхивала обида, и губы начинали дрожать. От жалости к ней у него привычно защемило сердце:
-Дашенька, я не тот, кто нужен тебе. Произошла чудовищная ошибка, - он не договорил. Даша шагнула к нему, и его руки привычно обхватили её плечи, он прижал её к груди, поцеловал в лоб, - я не знаю, как сказать тебе...
-Ничего не говори, - она провела рукой по его щеке, - просто уйдём отсюда и всё. Но сначала согреемся. Вон ты какой заледенелый.
Она пропустила Штефана вперёд, захлопнула дверь. В избушке неожиданно празднично горело несколько керосиновых ламп, от их тёплого света на бревенчатых стенах колебались причудливые тени. На столе исходил паром самовар с медалями, стояли большие чашки, расписанные яркими цветами, варенье в хрустальных вазочках, баранки, конфеты - словно их ждали.
-Ну сейчас погреемся, - она небрежно сбросила дублёнку на гнутый стул, придирчиво оглядела стол, - смотри, варенье малиновое и крыжовенное - всё, как ты любишь. Садись же! Что толку стоять, когда чай на столе?
Он не хотел чая, но подсел к столу. В этой нарядной избе всё казалось театральным, ненастоящим, словно умелый реквизитор разложил необходимые предметы: бутафорские баранки и конфеты - подготовил сцену для спектакля, а сам удалился, как и положено, за кулисы. Какой спектакль здесь сейчас представят? Драму? Комедию? Даша здесь привычно расположилась. Она не находила ничего странного в этой выморочной избе. Аккуратно налила себе очень крепкого чая, подцепила прозрачную ягоду крыжовника из вазочки, съела и облизала ложечку.
-Папочка велел не задерживаться. Велел забрать тебя - и всё, - деловито сообщила она, с шумом прихлёбывая чай.
-Что я - мешок с картошкой или чемодан? - насупился он. Головная боль вылилась в раздражение: - и потом ты даже не спросила, захочу ли я вернуться!
Она широко распахнула влажно заблестевшие бледно-голубые глаза, растерянно захлопала ресницами:
-Ты хочешь здесь остаться? Да?! Здесь, среди этого снега? Хочешь сидеть в старом доме с керосиновой лампой? Но почему? Разве плохо тебе было у нас? Или... или ты хочешь бросить меня? - она отшвырнула ложечку и горестно сжала руки, - но я же тебя люблю... Вспомни...
-Дашенька, пожалуйста! - он тоскливо разглядывал темень за окном. Ему не хотелось причинять боль её чувствам.
-Нет-нет, подожди! Почему ты не смотришь? Ну-ка посмотри на меня! Ты из-за этой женщины, да? Но она же тебе чужая. Или она красивей меня? Молчишь? Но любит ли она, как я люблю? Когда я привезла тебя в больницу, избитого, грязного, одетого в рваньё, забывшего всё и всех, - кто не отходил от тебя ни днём, ни ночью? Она?! Нет, это я держала твои руки в своих, я разговаривала с тобою... Ты метался без памяти. Где была она? Её не было рядом, а я была. С ложечки кормила, ни на минуту не покидала. Разве тогда я думала о друзьях, о знакомых? Никто мне не нужен был, кроме тебя. Я даже о папочке не вспоминала - только ты, один ты был нужен. Уж кто-кто, а ты-то это знаешь! И вот теперь ты меня покинул, бросил, сбежал... Ты жестокий, злой!
-Ну что ты терзаешь и меня, и себя?
-Мы ведь очень неплохо жили... - она достала из кармана брючек портсигар, открыла, но тут же захлопнула его и отложила в сторону. Руки её сильно дрожали. - Чего тебе не хватало? Всё было. Ну да, не было детей - это правда. И не нужно! Пойми, я всё равно не смогла бы разрываться между тобой и кем-то ещё. В любой ситуации я бы выбрала тебя и только тебя. Ну хорошо, давай поступим иначе. Хочешь, мы заберём девочку - эту, как её, Шурочку? Она же тебе понравилась.
-То есть как "заберём"?
-Очень просто: возьмём и увезём её к себе, - пожала плечами Дашенька.
-Ты в своём уме? Как тебе в голову такое могло прийти - забрать ребёнка у матери?! Нашла игрушку! Шурочка не твоя кукла.
-Ах, перестань, пожалуйста! Что тут такого? Она, что ли, мать? С чужими детьми возится с утра до вечера в своей библиотеке, а на собственного ребёнка времени нет. Она же совсем не занимается ребёнком. Разве это мать? Бедная девочка вечерами одна-одинёшенька сидит или смотрит телевизор с соседями. Ты сам мне говорил, что у девочки постоянные замечания в дневнике: дерётся, дерзит. А у нас ей понравится. Я разрешу ей играть в кукольной комнате с моими куклами. Ты гулять с нею будешь. И папочка будет рад, он любит возиться с детьми. Давай возьмём девчонку себе!
-Дашенька, ты, прости меня, несёшь чепуху! - его поразил её холодный тон. Но она же совсем не такая. Она чистая, беззащитная. Её хочется защищать от всех...
-Чепуху? Ах вот как! Ну хорошо. Не хочешь брать эту девчонку - и не надо. Мне она никогда не нравилась. Тогда вернёмся вдвоём: ты и я.
Он отрицательно мотнул головой:
-Я не вернусь, - вырвалось у него внезапно, и он виновато потупился. - Как ты не понимаешь, что внутри меня сейчас словно бы два человека сидят! И один с другим борется, рвут душу на части...
-Это всё только слова. Но ты меня плохо знаешь, - в её глазах мерцало что-то дикое, - очень плохо знаешь. Ты и представить не можешь, на что я способна.
-Даша, к чему эти угрозы? Разве так можно кого-либо удержать?
-Но я тебя не отпускаю! - выпалила она. - Послушай, ты не можешь быть тут. Ты болен, очень болен. И папочка говорил, что ты ушёл, потому что болен. Так бывает, человек вдруг уезжает прочь из своего города, из своей семьи, живёт где-то, даже работает там и не помнит ни кто он, ни откуда. Папочка сказал, как это называется у психиатров, только я забыла. Что-то музыкальное такое...
-Диссоциативная фуга. Это называется диссоциативная фуга. Дашенька, - он сглотнул, - твой отец зачем-то вложил в мою голову чужую жизнь. Он поступил неправильно, отвратительно...
-Ты не смеешь так говорить о папочке, - прервала она его с обидой и даже стукнула ладонью по столу так, что звякнули чашки, - он столько для нас сделал!
Штефан с досадой поморщился.
-И не надо морщиться! Да, он всегда помогал нам. Разве ты не знал об этом? И когда ты учился, - помогал, и потом. Думаешь, кто тебе пробы для "Трёх товарищей" устроил? Я попросила, и он с режиссёром договорился. Только он не хотел, чтобы ты знал об этом. А я, видишь, проболталась... А думаешь, легко было ему устроить выставку-продажу твоих картин? Он и это сделал. Ты думаешь, кто тогда купил твои работы? Всё он - папочка. Потому что он любит меня и хочет, чтобы я была счастливой!
-Вот оно что... - их взгляды встретились, и она увидела выражение его глаз, усталое и больное.
Отчего-то она занервничала, руки суетливо поползли к воротнику вязаного свитера, стали его ощупывать:
-Где же это? - испуганно глядя, вдруг спросила она, - где?!
Пальцы её наткнулись на обрывок цепочки, она дёрнула её, выхватив толстый пучок ниток из свитера, поднесла к глазам и вдруг уронила голову на сцепленные руки:
-Теперь понятно, почему всё пошло не так! Я потеряла её... Папочка говорил, что это нельзя терять! - её плечи затряслись от рыданий, - теперь всё пропало, всё пропало...
-Дашенька, - прошептал он дрогнувшим голосом, - пожалуйста, не надо...
Она подняла злое заплаканное лицо:
-А что надо? Скажи, что надо? Это всё из-за неё! - она вскочила так, что стул отлетел далеко от стола, и, схватив дублёнку, выбежала за дверь.
Штефан рванулся за нею. Она же погибнет там, в стылом лесу! Он вылетел на занесённое снегом крыльцо. Никого.
-Даша! - выкрикнул он в иссинюю темень, - Даша!
В ответ только ветер прошумел в деревьях. Он напряжённо всматривался в темноту, надеясь увидеть светлое пятно Дашиной дублёнки. К счастью, снег больше не падал и света луны хватило, чтобы всё рассмотреть на расстоянии в несколько метров. Штефан уже готов был сбежать с крыльца, но внезапно замер. Кровь бросилась ему в лицо: на чистом и ровном снегу не было никаких следов. Вообще никаких! Он сжал зубы и упрямо, до боли в глазах, продолжал вглядываться в нетронутый снежный ковер у своих ног: ни одного следа, словно бы Даша и не выходила наружу. Он потерянно шагнул обратно в избушку.
