-Нелепость какая-то, сударь! Мы осматривали винокуренное хозяйство в имении. Работников всех отпустили по случаю праздника, остался лишь мастер, чтобы всё нам показать. Не представляю, как он руку под пресс сунул. И главное, гидравлика отключена была. Неужели руку отнять придётся? Ведь он молодой совсем ещё. Это мой племянник, сударь, - мужчина с горечью посмотрел на Штефана. Тот с жалостью глянул на искажённое гримасой боли лицо несчастного:
-Здесь опытный доктор. Он сделает всё возможное для вашего племянника.
Иван Фёдорович уже спустился с крыльца и подошёл к саням. Он бегло осмотрел больного, покачал головой:
-Его состояние не позволяет везти его в больницу. Хотя там условия для операции значительно лучше, всё же придётся заняться больным здесь. Давайте отнесём его в дом.
Штефан и мужчина в фуражке подхватили больного и следом за доктором понесли его в смотровую и уложили на стол.
-Вы, сударь, пройдите в гостиную, там вами займутся наши дамы, - предложил Иван Фёдорович сопровождающему больного, потом взглянул на сына, уже собравшегося выйти из кабинета, - Штефан, ты мне нужен здесь. Останься.
Тот в нерешительности топтался на пороге. Иван Фёдорович осторожно, чтобы не причинить лишнюю боль, снимал с раненого одежду.
-Что же ты? Помогай мне! - подстегнул он всё ещё пребывавшего в нерешительности сына.
-Но я не могу! -тот поморщился при виде крови, - я не умею!..
-Всё ты можешь и всё умеешь! - оборвал его доктор, - кого я должен позвать? Мать? Кухарку? Твою жену? От них, ты полагаешь, будет больше толку, чем от тебя? Ты врач, и твой долг помогать больным. И, поверь, мне сейчас некогда заниматься твоими нервными припадками. Надевай халат, мой руки и помогай мне.
Тон отца был столь категоричен и строг, что Штефан не посмел ослушаться, хотя всё в нём протестовало против предстоящих манипуляций с инструментами и главное - с живым человеческим телом. Он взял из шкафа халат, секунду-другую постоял, вдыхая его чистый запах, потом надел и стал мыть руки щёткой.
В гостиной Елизавета Максимовна развлекала гостя. Она сидела с маленькими пяльцами в руках и усердно делала вид, что вышивает гладью носовой платок. Вышивку, вязание и прочие дамские рукоделия Лиза на дух не переносила, считала пустой тратой времени, да и терпения у неё не хватало на то, чтобы ровненько, стежок к стежку или петелька к петельке, создавать хитрый рисунок. Она предпочитала препарировать очередную лягушку или внимательно изучать под микроскопом червяка, но только не выписывать кулинарные рецепты в толстую книгу и уж тем более её не интересовали способы штопки мужских носков.
Поэтому сейчас Лиза тыкала наугад иголкой в натянутый в пяльцах шёлк и с интересом слушала рассказ о несчастном случае, жалея, что не она оказалась рядом с раненым.Уж она бы постаралась получше разглядеть торчащие из раны косточки, о которых говорил господин Иванов.
-Боже мой, - раздался голос Софьи Григорьевны от дверей, она в изумлении уставилась на мужчину, сопроводившего больного, - не может быть! Вы здесь?!
Лиза удивилась: надо же было случиться такому совпадению - встретились давние знакомые.
-Да, как видите, Софья Григорьевна, привёз к доктору племянника. Вот уже всё изложил любезной Елизавете Максимовне.
-Не знала, Григорий Александрович, что у вас есть племянник, - хмыкнула Соня.
-Как видите, есть. Скорее, внучатый племянник - так будет точнее. Бедный страдалец! Сейчас доктор им занимается. А вы какими судьбами?
-Так ведь и я с племянницей сегодня приехала, - усмехнулась Соня, глядя в хитрые глаза Григория Александровича. - Она замужем за сыном здешнего доктора.
Тут Лиза подскочила и ойкнула, уколовшись иголкой:
-Да что вы! - вырвалось у неё, - Штеф женился?! Когда? Кто же она?
Софья Григорьевна улыбнулась светской улыбкой, присела в кресло:
-Мою племянницу зовут Кира Сергеевна Стоцкая, а брак их состоялся, насколько мне известно, в Одессе осенью прошлого года.
-Кира Стоцкая?! -скривила губы Лиза, - но... это совершенно невозможно! А впрочем, - она тут же взяла себя в руки и ожесточенно стала тыкать иголкой в скрипящий шёлк. Да, такого от Палена Лиза не ожидала. Надо же, женился! И на ком? На девчонке, сбежавшей из дома. И, что уж совсем неприлично, на хористке. Интересно, как восприняли всё это старики Палены? Наверное, тётя Эльза закатила сыночку скандал. А эта самая Кира Стоцкая ничего при встрече в Петербурге не рассказала. Вот хитрюга, тихоней прикинулась! Так бы и ткнула иголкой эту нахальную особу.
Прежде чем поднять голову от вышивания, Елизавета Максимовна просчитала про себя до двадцати, потом, на всякий случай, ещё раз до десяти, вздохнула, подняла глаза на гостей: Софья Григорьевна притихла в своём кресле, да и господин Иванов перестал бродить по комнате, уселся на диван, закинул ногу на ногу и в нетерпении уставился на дверь. Так они просидели в молчании минут пять. Конечно, Лиза должна была бы проявить гостеприимство от лица хозяев дома и занять гостей приятной беседой, но она так разозлилась на Штефана, что, против всех правил, упорно хранила молчание. Наконец, ещё раз ткнув иголкой безнадёжно испорченную вышивку, она поднялась с места, пробормотала извинение и вышла прочь.
Григорий Александрович взглянул на Софью Григорьевну, побарабанил пальцами по обивке дивана.
-Не ожидал встретить здесь тебя, Соня.
-Почему не ожидал? Кирочка стремилась сюда, и ничего странного в этом нет. А вот каким образом ты здесь очутился?
-Ты же слышала: привёз племянника к доктору. Боюсь, они отнимут ему руку. Скажу тебе по правде, Соня, - он снизил голос почти до шёпота, - не верю я здешним докторам. Ну какие врачи могут быть в такой глухой провинции? Что они здесь лечат? Золотуху да несварение. А тут кисть раздроблена - особое мастерство нужно. Так что потеряет Вацлав руку, как пить дать, потеряет.
- Вацлав? Уж не Вацлав ли Борисович твой племянник? - спросила Соня и прикусила язык: не надо бы этого говорить, ведь предупреждала её Кира давеча.
-Вот как! - тут же ухватился за вылетевшее имя Григорий Александрович, - ты, оказывается, племянника моего знаешь! Не стану спрашивать, откуда он тебе знаком, - ты правды не скажешь. Но странно, что Вацлав ничего об этом знакомстве мне не рассказал. Придёт в себя - потребую объяснений.
-Не до объяснений ему будет, - не очень-то любезно отозвалась Софья Григорьевна. - Ты лучше скажи, чего от Киры хочешь. Ты же не просто так здесь появился.
-Не просто, - бросил он в ответ, но не стал ничего объяснять.
-Ты, Григорий, оставь девочку в покое,- с лёгкой угрозой проговорила Софья Григорьевна. Иванов уловил её неприязненный тон, косо глянул:
-"Оставь девочку", - передразнил он Софью Григорьевну, а если не оставлю, то что? Обругаешь? Стукнешь? Ах, как страшно-то стало!
Софья Григорьевна исподлобья смотрела на его кривляние, потом не выдержала:
-Ты и Полину с толку сбил, и Стоцким столько всего дурного натворил, а теперь ещё и дочери их хочешь беду принести... Так вот запомни, Григорий, я найду на тебя управу. Как? Только тронь её - тогда и узнаешь.
"Если для того, чтобы всё вернулось, нужно ещё раз перебрать головоломку, значит, это будет сделано",- Кира взбежала наверх. Там, в комнате Шурочки, стоял в шкафчике ящичек. Она остановилась в раздумье. Сейчас она займётся им, и вновь всё-всё переменится. Но разве можно это допустить? Нет. Что может вернуться? То, что было весною одиннадцатого года? Что тогда произошло? Она стала вспоминать: познакомилась со Штефаном, потом её выставили из театра, она искала работу и нашла её в заведении мадам Десмонд. Даже теперь щёки вспыхнули от гневного выговора, который ей учинил тогда Штефан. Потом был Каменецк, мачеха и господин Иванов с их планами насчёт Киры. Как тогда Штефан благородно предложил свою помощь! В Одессе они счастливо прожили совсем чуть-чуть - и раз: арест Палена. Дальше и вспоминать-то не хочется, но назойливые картинки сами встали перед глазами: её болезнь и Андрей Монастырский, потом... потом был Штефан. И вновь она глотнула счастья - совсем крошечный глоточек. Ах, если бы она тогда отказалась от поездки с Софьей Григорьевной! Нет, не отказалась. И полетело: "Титаник", события 1931 года, а затем и 1968 наступил. Она горько усмехнулась: сто лет назад, когда они с Олечкой пришли в гости к студентам, место ей нашлось только одно - на углу стола. Как тогда все смеялись и шутили: "На углу сидеть - семь лет без взаимности" ...Она не верила, а ведь сбылось!
