— Поступили очень странные доклады, адмирал. Сакамото утверждает, что корабль просто исчез, когда они сумели прорваться к нему.

— Исчез?

— Доклады очень смутны, адмирал. Ни один из наших пилотов не сообщил о попадании, но корабль сначала поставил дымовую завесу, по крайней мере, так сообщили некоторые пилоты, а через несколько минут они не смогли его обнаружить. Я полагал, что он был потоплен, адмирал, возможно, одной из наших подводных лодок, но…

— Но наших подлодок в том районе не было, верно?

— Ток точно, адмирал. Но затем мы получили этот доклад с крейсера «Тонэ». Теперь он является флагманом капитана Ивабути, и он сообщает, что «Мидзути» снова обнаружен примерно в сорока милях к востоку от того места, где он был атаковал самолетами Сакамото. Очень странно, адмирал. Они обнаружили его в 12.20, всего десять минут назад. Мы только что получили доклад, — он протянул распечатку с дешифровкой как еще одно оправдание.

Ямамото нахмурился.

— Отвлечение нашего внимания на этот корабль оказалось фатальным. Это разрушило всю операцию, от Дарвина до Кораллового моря. Слава богам, что войска Ямаситы по крайней мере взяли Дарвин. Это наше единственное утешение в этом печальном деле. Мы потеряли три тяжелых авианосца, а «Кага» совершенно разбит. У группы Хары тоже не осталось зубов. Вы понимаете, что у нас практически не осталось палубной авиации для действий в этом регионе, и, вероятно, не будет еще несколько месяцев? Я хотел решительного сражения, но кто мог ожидать такого исхода? Операция «ФС» должна быть немедленно отменена. Кондо не сможет доставить транспорты к Гуадалканалу. Все, что мы можем сделать для нагойской дивизии — это немедленно отправить ее в дружественные порты. Американские авианосцы получили повреждения, но не были потоплены!

— Поступили доклады, что «Хорнет» был оставлен экипажем и затонул, адмирал.

— Что означает, что у них остается два авианосца, не говоря об аэродроме в Лунге. Теперь нам придется действовать ночью, совершая рейды соединениями крейсеров на юг через Соломоновы острова, чтобы высаживать там войска под покровом ночи, дабы успеть скрыться на севере до наступления дня. Это позор.

Воцарилось долгое молчание, которое снова прервал Куросима.

— Капитан Ивабути просит разрешения взять крейсеры из группы Хары, чтобы организовать охоту на этот корабль, «Мидзути», на этого морского дракона.

В глазах Ямамото запылало ледяное пламя.

— Где находится этот корабль? — Тихо спросил он с отчетливой угрозой в голосе.

— По имеющимся сообщениям направляется на юго-восток курсом, при котором сможет представлять угрозу транспортам второго эшелона в Коралловом море.

Ямамото пристально посмотрел на него.

— Значит, пришло время включиться в охоту, — сказал он. — Рассчитать курс перехвата и передать капитану Ивабути разрешение. Пускай загонит зверя, а мы сделаем все остальное. После этого нас будет ждать долгий путь на север — в Японию.

— Я принесу личные извинения императору, адмирал. Вся ответственность лежит на мне, — Куросима опустил голову, признавая свой позор.

— Нет, Куросима, — сказал Ямамото. — Извинения императору принесу я — за то, что не сберег «Акаги» и остальные корабли. Ответственность лежит на мне. — «Акаги» всегда был любимым кораблем императора. — Но прежде я покончу с «Мидзути» раз и навсегда… Или погибну в попытке сделать это.

— Сакамото придумал другое имя для этого корабля, адмирал. Как странно было, что его люди потеряли его в разгар боя, чтобы затем обнаружить через шесть часов всего в сорока милях! Он назвал его «Кумури Каге» — «Теневой танцор». Все, что бы узнали об этом корабле, является весьма тревожным. Он пережил два крупных удара. В последнем налете группы Хары участвовали все имеющиеся силы — девяносто самолетов! И он потопил крейсер, уничтожил подводную лодку, вывел из строя линкор, и все еще ускользает из нашей хватки!

Ямамото бросил на Куросиму последний хмурый взгляд, в котором читалась странная неуверенность, внезапно сменившаяся ледяной решимостью.

— На этом все, — сказал он.

Никто не ответил.

Начмед Золкин смотрел на Волошина, пытаясь понять, что сказал ему этот человек, собрав в себе столько сочувствия, сколько мог. Старший матрос Волошин обратился к нему вскоре после последнего налета, трясясь от страха. Это был не первый в истории случай, когда человек оказывался разбит ужасом после морского боя. Но то, что рассказал ему Волошин о своих кошмарах, отдавало сюрреализмом, и Золкин находил это несколько невероятным.

Верный условностям vranyo, русской игры, в которой человек несколько искажал истину, а второй спокойно принимал это без возражений и упреков, он спокойно слушал. Волошин видел, как что-то прошло через весь корабль, словно тень, которая затем обрела облик самолета. Он оказался прямо на пути этого фантома в помещении с ракетными шахтами в носовой части корабля. Обернувшись и увидев это, он понял, что бежать бесполезно. А затем появилось человеческое лицо, черты которого застыли в странном выражении мучительного крика. Ему казалось, что он действительно мог видеть лицо пилота мчавшейся на него тени. Это ледяное лицо прошло прямо через него со стенающим звуком, словно ангел смерти.

Тогда он упал на палубу в полном потрясении. Даже сейчас, говоря об этом, он изо всех сил пытался подавить непроизвольную дрожь.

— Так, так, Волошин, — сказал начмед. — Это дело касается каждого на корабле, верно? Тот самолет, что протаранил нас некоторое время назад, отправил ко мне двадцать человек. Ты должен понять, что это первый реальный взгляд на войну для всего экипажа, и ты не исключение. Это очень мучительно и страшно. Но ты должен справиться с этим страхом и по-прежнему исполнять свой долг. Даже адмирал обращался ко мне. Да, сам адмирал Вольский! Ты же знаешь, что он был ранен во время атаки на Средиземном море? Так вот, бери с него пример. Он вернулся на мостик, как настоящий боевой адмирал и должен поступить, когда его корабль находиться в опасности. А ты, Волошин, настоящий боевой матрос крейсера «Киров». То, что мы видели, разумеется, страшно. Но нужно справиться с этим и оставаться стойким.

Волошин кивнул, все еще заметно колотясь.

— Но, тем не менее, у меня есть назначение, — Золкин записал что-то на небольшом листе бумаги из блокнота. — Передай это старшине. Это пропуск в столовую младшего офицерского состава. Иди туда, и хорошо поешь. Еда там лучше, так что пользуйся. Нет ничего лучше, чтобы придать человеку сил, верно? Затем примешь эти две таблетки, — он достал маленький пузырек и встряхнул его.

— Не больше двух, ясно? Затем отправляйтесь в каюту?147 на третьей палубе и отдохните. Я проверю через четыре часа.

— На третьей палубе, товарищ капитан второго ранга?

— Да, где офицерские каюты. Не беспокойтесь, я все отмечу в документах. Если кто-либо спросит, что ты там делаешь, ответишь, что я приказал. Я ведь капитан второго ранга, верно? И слышал о таком понятии, как «врачебное предписание»? Так что выполняй. Две таблетки — две! — и каюта номер 147. Я проверю тебя позже. Но теперь поешь.

— Благодарю, товарищ капитан второго ранга.

— Тогда вперед. Я слышал, что у них сегодня хорошее меню. Не позволяй никому тебе мешать. Просто передай дежурному эту записку.

Хорошо поесть и выспаться, плюс аспирин с легким успокоительным. Таково было его предписание. Золкин вздохнул, когда Волошин вышел, и задался вопросом, как держался оставшийся экипаж. Затем раздался стук, и он с радостью увидел адмирала Вольского, входящего в лазарет, с улыбкой снимая фуражку.

— Тоже жалобы на голод и сонливость? — Спросил Золкин, а затем рассказал адмиралу о том, что только что случилось.