Эти несколько секунд в том потустороннем месте оказались долгими минутами в мире, из которого они пытались уйти, из очень долгой ночи 27 августа 1942 года. Корабль шел вперед на 20 узлах, все еще перемещаясь в реальном пространстве, но в каждую секунду их отсутствия в мире 1942 года проходило десять минут, и это случалось снова и снова, пока корабль «пульсировал» во времени. Вражеский корабль, преследовавший его, получило достаточно времени, чтобы сократить дистанцию.

Тарасов понял это прежде, чем кто-либо. Звук, бывший слабым высоким воем, внезапно усилился. Взглянув на акустический профиль, он с потрясением понял, что он соответствовал вражескому крейсеру, спешившему в бой.

— Товарищ капитан, — сказал он. — Крейсер… Дистанция сократилась до 50 000 метров!

Карпов резко обернулся.

— Что? Не может быть. Минуту назад он был в ста километрах!

— Так точно… Я тоже не понимаю, но дистанция сократилась как минимум вдвое!

Федоров словно все понял.

— С их точки зрения, мы переместились почти на 8000 миль за одни сутки, после того, как исчезли 23 августа и снова появились 24-го у побережья Австралии. Думаю, Время теряет ритм, пытаясь выстроить для нас новую симфонию. Возможно, для нас оно замедляется, когда мы смещаемся, а затем снова синхронизируется — как будто при промотке магнитофонной ленты. Этот корабль нагоняет нас с каждой пульсацией.

Дрожь пришла в третий раз, и Карпов вздрогнул, взглянув в пустое, заполненное тенями море. Он медленно подошел к передним иллюминаторам, заметив вдали вражеский линкор, а затем он снова исчез. «Киров» словно парил в дыхании самого Бога, то уходя в бесконечность времени, то снова появляясь, обретая вещественность и форму в реальном мире скал, моря, неба и людей на стальных кораблях в Коралловом море 1942 года. Вдруг он заметил какое-то огромное темное пятно по правому борту, словно грозовую тучу, которая внезапно обрела четкость, словно завеса тени вдруг пропала, и обрела форму крупного военного корабля!

Лунный свет освещал его длинный нос, вздымавший высокую белую пенную волну. Корабль шел прямо на них.

— Господи! — Указал он вдаль с удивлением и изумлением. — Идет прямо на нас! Круто вправо, полный вперед! Приготовиться к удару!

Он отчаянно пытался предотвратить прямое столкновение, и «Киров» вздрогнул не только от напряженной работы турбин, но и от того, что море все еще цеплялось за открытую рану в корпусе. Рули задрожали, пытаясь развернуть корабль, однако время снова хватило его за шею своей холодной рукой.

Капитан и экипаж тяжелого крейсера «Тонэ» были не меньше поражены, увидев бесформенную тень, которую, должно быть, не заметили ранее за непроницаемым облаком дыма. Внезапно она обрела четкость, превратившись в огромный явно военный корабль! Его охватило странное свечение, словно он был поражен молнией, вызвавшей огни святого Эльма, венчающие острые надстройки — и он начал медленно растворятся в тот самый момент, как нос «Тонэ» ударил в его корпус в неизбежном столкновении.

Раздался скрежет металла о металл, показавшийся ему криком боли, но затем звук исчез так же внезапно, как и появился, и капитан Ивабути успел подумать, что вражеский корабль просто проглатывал его крейсер, словно Мидзути открыл пасть, дабы пожрать его.

С «Кирова» также заметили, как корабль ударил в обширный бронированный борт, а затем началось поистине черт знает что. «Тонэ» все еще был там, и в то же время его уже не было — светящийся силуэт настоящим кораблем-призраком прошел прямо через российский атомный ракетный крейсер. Прямо посреди переборок и лабиринта коридоров корабля появилось множество призрачных фигур людей, стоявших на своих призрачных боевых постах.

Они услышали крики людей, утративших способность понимать и принимать происходящее. Карпов прикрыл уши, но глаза его широко раскрылись от того, что он увидел — лица вражеского экипажа, когда высокая надстройка «Тонэ» прошла прямо через цитадель. И среди множества призраков из ада, прямо перед ним возникло твердое и напряженное лицо Сандзи Ивабути, сжимавшего в руках бинокль, в фуражке, низко надвинутой на убийственно выразительные глаза. И ему показалось, что душа этого человека ворвалась в него самого, он внезапно ощутил, как наполнился мыслями другого человека, разделив с японским капитаном весь его гнев и ненависть, все его тщательно контролируемое безумие.

Корабль прошел через них, и видения ушли вместе с ним. Карпов согнулся от тошноты, опустившись на одно колено, дезориентированный и охваченный страхом, какого не испытывал никогда в жизни. Панические крики следовали за призрачным кораблем, пока он медленно не исчез в темноте.

Крики людей все еще эхом прокатывались по кораблю, угасая в коридорах и проходах. Затем наступила плотная, почти что осязаемая тьма. Карпов заметил, что Федоров буквально трясется от страха и шока. Адмирал лежал на палубе без сознания. Роденко закрыл голову руками, опустившись на безжизненную панель радиолокационной станции. Тарасов просто смотрел куда-то вдаль. Взгляд его был рассеянным, а челюсть слегка отвисла. Он слышал, как кто-то из младших офицеров рыдает на своем посту. Только Самсонов все еще пытался сохранить боеспособность. Его мускулистые руки двигались над панелью БИЦ, а выражение потрясение в глазах сменялось огнем гнева.

Каким-то образом Карпов обрел контроль над руками и ногами, сбрасывая с себя холодный ступор бесконечности. Они прошли сквозь ад, или, скорее, ад прошел сквозь них! Но теперь они были где-то еще. Он взглянул в иллюминаторы, ожидая увидеть японский крейсер, но море было пустым и спокойным. Гневное зарево на горизонте тоже исчезло. «Ямато» исчез. Они снова переместились во времени!

— Федоров! — Он схватил молодого человека за плечи. — Федоров! Мы переместились! Мы переместились куда-то… Этот корабль… он прошел прямо через нас… Господи, ну и жуть. Но теперь мы в безопасности. Я так понимаю, что мы в безопасности… — Он напряженно обернулся через плечо, словно ожидая все же увидеть горящий остов «Ямато», все еще пытающийся достать их, но море было спокойно. Лишь лучи холодного лунного света играли на его поверхности.

Все закончилось.

Прошло много времени прежде, чем экипаж смог избавиться от ужаса той ночи. Это была не просто напряженная горячка боя, длительные часы напряженной работы на своем боевом посту в отсутствие нормального сна и спешными перерывами на еду между бесконечными вахтами. И все же они смогли принять и выдержать это, за счет дисциплины и подготовки, несмотря на суровые испытания. Они вышли в море как сырой и неподготовленный экипаж, но теперь стали ветеранами, столь же опытными, как и любой экипаж, когда-либо участвовавший в морском бою.

Нет. Все дело было в этом безумном моменте, столь же невероятном, сколь и жутком, когда крейсер «Тонэ» и все его 824 члена экипажа наконец настигли свою цель, и прошли прямо сквозь нее. Они словно прошли через умы и души каждого члена экипажа «Кирова», и оба экипажа испытали нечто, темное, жуткое, что никто из них не хотел вспоминать. Корабли встречаются в ночи, писал Лонгфелло, и мимоходом говорят друг другу.

«Киров» шел на восток, обойдя Милн-Бэй у южной оконечности Папуа-Новой Гвинеи, безмолвным кораблем в пустынном море. Они все хотели знать, что не регрессируют, затаив дыхание в первые часы и опасаясь, что корабль снова погрузится в тот бушующий котел, в бурлящий кипяток едва контролируемого безумия, теперь называемого Второй Мировой войной. Однако корабль сохранял стабильность, необычных нейтронный потоков в реакторах не фиксировалось, хотя Добрынину пришлось перевести их на ручное управление. Все постепенно приходили к выводу, что корабль достиг некоего стабильного положения во времени, хотя и понятия не имели, какого именно.