— Адмирал, у нас были два звена D3A на учениях в Кендари. Они могли бы усилить нас, и мы могли бы получить истребители из Амбоины и вооружить их бомбами. В Рабауле также есть пара эскадрилий пикирующих бомбардировщиков, которые могли бы быть переданы нам.

— Они не обучены полетам с авианосцев, Сакамото.

— Да, адмирал, но мы могли бы посадить на них пилотов, которые этому обучены. Им нужно будет только совершить посадку на авианосцы.

Хара кивнул.

— Мы постараемся получить достаточно самолетов, чтобы в полной мере восстановить потенциал хотя бы одного авианосца. — Он явно был глубоко огорчен. — Вероятно, мы будем отозваны в Куре, когда они узнают, что случилось этим утром.

— Я приношу извинения…

— Вы ничего не могли сделать, — резко ответил Хара. — Вся ответственность ложится на меня. Я должен исполнить свой долг теми силами, что у меня есть, и я должен вернуть «Муцу» и «Нагато» в Объединенный флот. Между тем, мы будем надеяться, что храбрость лейтенанта Хаяси замедлила этого демона. — Он повернулся к радисту. — Сообщите капитану Ивабути, что я отправляю к нему еще один тяжелый крейсер. Эту честь я уступаю ему. Он должен найти и потопить этот корабль немедленно!

Он бросил последний взгляд на Сакамото.

— Вызовите пикировщики из Кендари, — сказал он.

Получив сообщение, капитан Сандзи Ивабути в первый раз за много дней улыбнулся. У него было мало причин радоваться. Воздушный удар завершился полной катастрофой, но впереди на горизонте он увидел густой столб дыма, который, казалось, становился все больше по мере того, как «Кирисима» рвался вперед, выжимая все из старой ходовой части.

Им пришлось немного сбавить обороты до 28 узлов, но он понимал, что отрыв, в который враг ушел за долгую погоню в ночи, не был таким уж существенным.

— Косино! — Подозвал он старшего артиллериста.

— Капитан? — Камитаке Косино немедленно появился рядом.

— Я полагаю, все орудия готовы?

— Так точно, капитан. По вашему приказу.

— Хорошо. Судя по тому столбу дыма, мы вскоре настигнем вражеский корабль. Объявить боевую тревогу. Сообщите капитану Киёте, что его крейсеры должны присоединиться к нам и действовать единой группой. Мы отправили свои эсминцы на поиски сбитых пилотов Хары. Он передает нам «Тонэ», чтобы заменить их.

— Этого будет более чем достаточно, капитан, — Косино знал, что «Тонэ» имел восемь 203-мм орудий и более чем достаточную скорость, чтобы настигнуть этого врага. Он легко мог развить 36 узлов.

— Оно! — Подозвал Ивабути старшего помощника, и тот немедленно подошел к нему. — Взгляните на дым. Как скоро мы увидим этот корабль и подойдем на дальность стрельбы?[37]

- А, судя по всему, самолеты Хары все же оказали нам услугу, капитан. Корабль медленно отрывался, но наши гидросамолеты докладывают, что он значительно сбавил ход. Я полагаю, что мы сможем открыть огонь не более чем через два часа.

— Отлично! — Сказал Ивабути. — Прекрасное утро. Скоро мы увидим, что стало для пилотов Хары таким кошмаром, верно? Они назвали этот корабль «Мидзути», морским драконом, и судя по спасательной операции, он сбивает самолеты, словно мух. Но на этот раз у нас будет что-то посерьезнее. Мы атакуем на высокой скорости, выстроив все наши тяжелые корабли в колонну, и не отступим, пока не потопим его. Это понятно?

— Разумеется, капитан.

— Очень хорошо. Мы держали этого дракона за хвост всю ночь. Вскоре мы увидим, способен ли он дышать огнем так, как утверждал Киёта. И мы будем дышать огнем сами. Где мы догоним его?

Оно подошел к столу с картой и указал тонким пальцем.

— Вот здесь, капитан. В ста милях к западу от Торресова пролива.

Прошел долгий час борьбы с пожаром на корме прежде, чем Быко доложил о том, что огонь взят под контроль. Трое членов экипажа получили ранения и ожоги, несмотря на тяжелые перчатки и огнеупорные костюмы. Они использовали мощные насосы, направляя на очаги возгорания струи забортной воды, храбро держа оборону перед второй 152-мм кормовой башней и опасным снарядным погребом под ней.

На старом «Кирове» место, пораженное самолетом Хаяси, представляло собой череду небольших башен, с установленными на них станциями наведения зенитных ракет «Волна» и 3Р95[38]. После модернизации эти установки были убраны[39] и заменены альтернативными системами, расположенными в передней части корабля, а надстройки были переделаны в квадратную структуру, ставшую кормовым боевым мостиком, представлявшим собой образ и подобие главного мостика, расположенного в передней части надстройки.

Разрушение кормовой цитадели означало, что у корабля больше не было резервирования управления на случай выхода из строя основного мостика, но он мог эффективно действовать без него. Тот факт, что кормовой мостик сам по себе был резервной системой, с собственной проводкой и силовыми кабелями, ограничило ущерб, нанесенный энергосистеме корабля.

Однако пожар все еще продолжался, а у Быко был один повод для беспокойства. Прямо под кормовой цитаделью ниже верхней палубы располагались торпедные аппараты «Водопад» и запасной боекомплект. Если бы не второй слой бронирования, еще 200 мм брони, самолет Хаяси мог ударить прямо в торпеды и вызвать их детонацию.

К тому моменту, как пожар был, наконец, ликвидирован, и Быко смог направить людей на пирамиду кормовой надстройки, противник сократил дистанцию, которую «Киров» вырвал за ночь за счет небольшого преимущества в два узла наполовину. Корабль все еще оставался за линией горизонта и надстройка, вероятно, еще не была видна врагу. Быко доложил, что водолазы готовы, но Вольский был серьезно обеспокоен и хотел как можно скорее снова набрать ход. Он решил отложить осмотр подводной части корпуса и приказал увеличить ход до 25 узлов.

Либо так, либо им вскоре предстоял бой, и он надеялся выиграть дело скоростью, вместо жизненно важных ракет. Торресов пролив находился в чуть более чем 100 милях к востоку, и Федоров полагал, что они должны быть осторожны в тех водах, так как все судоходные фарватеры в том районе были крайне мелкими. Скорость нужна сейчас, осторожность потом, подумал Вольский, после чего оставил за старшего Федорова и направился вниз, чтобы проверить личный состав. После удара, подобного этому, он полагал, что стоит проверить состояние экипажа. Боевой дух был жизненно важной составляющей боевых возможностей его корабля, так что он хотел ободрить их.

Естественной первой его остановкой была санчасть, и адмирал был обескураже, увидев длинную очередь ожидающих внимания доктора Золкина[40]. Все пытались улыбаться и четко отдавали честь, заметив его. По крайней мере, правые руки у всех были целы. Некоторые выглядели серьезно помятыми, но раны не были серьезны. Вольский подходил к каждому, здоровался, благодарил за службу и обещал лучшее впереди. Добравшись, наконец, до лазарета, он заглянул внутрь и увидел Золкина склонившимся над человеком, лежащим на хирургическом столе. На лице у него была маска, взгляд сосредоточен и погружен в работу. На халате были заметны пятна крови, и на мгновение они встретились взглядами, но не сказали друг другу ни слова.

Адмирал двинулся дальше, в сторону кормы, пока не достиг разрешенного кормового мостика. Он находился на палубу ниже самого мостика, но при этом видел над собой небо и обратил внимание на зияющую пробоину в бронированном перекрытии. 200 миллиметров закаленной стали, когда-то казавшиеся надежной защитой, превратились в месиво острых лоскутов металла, почерневшего от огня и сажи. Он вдруг понял, насколько уязвим корабль для любого оружия, которое способен бросить на него враг.

Он провел некоторое время в разговоре с Быко, расспрашивая того о возможных вторичных повреждениях, пока не убедился, что корабль сохраняет полную боеспособность без каких-либо сбоев основных систем.