Ладно, прошло уже почти два часа. И тем не менее.

Без сомнений, было разумное объяснение его поведению, и в любую секунду обязательно зазвонит телефон, она услышит его голос и узнает, что стряслось, и все у них снова наладится.

— Так. Ладно. Время идти на работу.

Хлопнув свободной рукой по бедру, Иви поднялась, взяла сумочку и снова направилась к двери. Хорошие новости — ей предстояло отправиться к клинике, и следующие несколько часов она не будет заниматься самоедством. Уставившись на телефон.

Сайлас выйдет на связь. Иначе и быть не могло.

***

Ничего.

К концу ее второго перерыва телефон по-прежнему молчал, ни сообщения, ни звонка, отчего Иви дергалась, как наркоманка без дозы. И это тревожило не на шутку.

Сидя в одиночестве в комнате отдыха, в сопровождении мерного гудения холодильника и флуоресцентных ламп на потолке, она скучала по Рубиз. Ну, вроде как скучала. Когда кузину перевели в ВИП-отделение, выяснилось, что их графики и перерывы не совпадают. А Рубиз представляла собой один большой жизнерадостный отвлекающий фактор. Но велика вероятность, что ее кузина трещала бы без умолку о настоящей любви и о том, чем все должно закончиться.

Так что да, сложно сказать, что лучше: быть в одиночестве или в компании собеседника, преисполненного оптимизма, который она в настоящий момент не поддерживала.

Наверное, одной все-таки лучше. Настроение катилось под откос, а дипломированная медсестра в ней нисколько не помогала своими комментариями о падении уровня дофамина и серотонина в мозгах вампира — такое случается, когда наслаждение резко сменяется стрессом и болью. Например, та тянущая боль в центре груди? Ей можно найти конкретное психологическое обоснование. Романтики, вроде Рубиз, обязательно дадут имя такой боли, но «разбитое сердце» — не более, чем комбинация гормонов стресса, скачков кровяного давления и неосознанного напряжения в мускулах. Как с простудой или гриппом, симптомы которых в конечном итоге пройдут.

Очень жаль, что нельзя принять «Mucinex»[41] в ее случае…

Дверь для персонала распахнулась, и ее коллега заглянула в комнату отдыха.

— Иви, у твоего пациента из восьмой опять остановка.

Иви подскочила, выбрасывая недоеденный сэндвич в корзину.

— Черт, я думала, что его окончательно стабилизировали…

Остаток ночи прошел в борьбе со смертью, и вся семья и персонал знали, что такой исход неизбежен. Пациенту было шестьсот лет — для гражданского, который вел тяжелую жизнь, это считалось преклонным возрастом, но у него в четвертый раз остановилось сердце, который, как выяснилось, стал последним. И все равно произошедшее было для всех шоком.

Но в этом природа смерти — к такому выводу пришла Иви со временем. Неважно, что происходит и чего ты ожидаешь, ты всегда испытываешь шок от потери.

Именно по этой причине она с особым вниманием относилась к семье, держала их за руки, позволяла задавать столько вопросов, сколько им было нужно. Но, в конечном итоге, она никак не могла даровать им искомое облегчение. Только время поможет им пережить боль, только скорбь исцелит рану от потери.

Когда они, наконец, покинули комплекс, у Иви оставалось еще полчаса до конца смены, но куратор поймала ее на выходе из помещения для общения с семьями и разрешила уйти раньше. На мгновение Иви раздумывала о том, чтобы закончить дела, но она была слишком рассеянна — по стольким причинам — что лучше было уйти домой.

Зайдя в комнату отдыха, она сделала глубокий вдох и направилась к шкафчикам. Открыв свой, Иви сразу потянулась к телефону — какая же она жалкая — и совсем не удивилась, ничего там не обнаружив.

Ей нужен план. Точно. Железобетонный, поэтапный, от а до я план — начиная от возвращения домой и душа, и заканчивая Последней трапезой, отдыхом перед ТВ и полноценным сном. Она не могла контролировать Сайласа, его действия и перемещения, но могла заняться собой.

И таким образом сублимировать расстройство в дело.

Классическая техника отвлечения. Лучше, чем напиваться, потому что она обойдется без похмелья… или перспективы звонка Сайласу и возможности выставить себя полной дурой. Это также лучше азартных игр, переедания и прочего обширного перечня способов самолечения, которыми развлекают себя люди.

— Сперва душ, — сказала она. А потом…

Когда открылась дверь, Иви краем глаза отметила, что кто-то вошел, но не стала смотреть, потянувшись за пальто и сумочкой…

— Иви.

Услышав голос Рубиз, она резко повернулась.

— О, кузина…

Иви замолчала. Рубиз была сама не своя. Она не улыбалась, во-первых. Что шокировало больше? Ее взгляд был древним, старческим. А это совсем не вязалось с ее личностью. А еще голос — низкий, мрачный.

— Что случилось? — спросила Иви. — Чем я могу помочь?

— Нужно, чтобы ты пошла со мной.

— Это пациент? — Она закрыла свою кабинку, готовая помочь во всем, что бы от нее ни потребовалось. — Все что угодно, я помогу.

Рубиз отвела взгляд.

— Просто иди за мной.

Иви нахмурилась, выходя из комнаты отдыха вслед за своей кузиной. Клиника представляла собой лабиринт коридоров и различных уровней, вокруг постоянно сновал народ, туда-сюда толкая тележки с лекарствами, медицинскими материалами или оборудованием, транспортируя пациентов, направляя членов семьи или посетителей. Со стороны не было ничего подозрительного в спешке Рубиз и Иви. Но мысленно она обдумывала сотни разных вариантов.

В ВИП-отделении не могло быть остановок. Там полно персонала на подобные случаи.

Никого из ее семьи не могли госпитализировать. Мама Иви была главной разносчицей новостей об их роде, а если — Боже упаси! — это ее мамэн? Пришел бы отец, а не кузина.

К тому же, алло, никого из ее семьи не могли принять за богатого.

Может, они идут не в ВИП-отделении … нет, они заходят именно туда, минуя двери из красно-коричневого дерева, отмеченные родовой печатью кровной линии Хэйверса.

Как и в элитных гостиницах, здесь была парадная и теневая сторона, и скрытые переходы для персонала предоставляли возможность для быстрого доступа в более нарядные комнаты для приема пациентов и операционные. Оказавшись внутри, Рубиз повела их по коридору для основного персонала, используя свой пропуск, чтобы открыть стальную дверь, впуская их в голое пространство, с линолеумом — на полу и флуоресцентными лампами — на потолке.

Только одно выдавало принадлежность к ВИП-зоне — запах свежесрезанных цветов перебивал вонь антисептика. И бросившись за кузиной, Иви сбилась с дыхания.

— Рубиз, ты не дашь мне краткие пояснения? Чтобы я понимала, с чем имею дело?

Они уходили все дальше, минуя длинный ряд из дверей по обеим сторонам коридора. Это были черные двери в палаты пациентов, тайные входы/выходы для незаметной доставки медикаментов или еды, чтобы не тревожить покой клиентов.

Иви кивком здоровалась с коллегами, встречавшимися по пути. Рубиз же шла напролом… и это тоже было не свойственно ее кузине.

Они преодолели приличное расстояние, когда женщина, наконец, замедлилась, а потом и вовсе остановилась. Оглянувшись по сторонам, она подождала, пока мимо не проедет тележка с бельем.

Рубиз хранила молчание, пока мужчина не скрылся из виду.

— Слушай, из-за этого я могу лишиться работы, — сказала она странным голосом. — Но я не могу иначе.

Иви положила руку на плечо кузины.

— Слушай, что бы там ни было, мы разберемся с этим, ясно? Рубиз, не волнуйся. Мы справимся.

Рубиз тихо постучала, а когда послышался приглушенный ответ, она открыла дверь. Войдя в палату вслед за кузиной, Иви поправила униформу и пластиковый бейдж с ее именем, висевший на лацкане. С такими пациентами порой сложно общаться, их чувство вседозволенности позволяло выказывать обоснованное раздражение к необоснованным требованиям и замечаниям со стороны персонала.