– Что ж, возможно, вы… или американцы, или… да-да, скорее, китайцы. Они и будут держать вас за ошейник. Они будут драться между собой за этот ошейник, и, в конце концов, договорятся.

– В таком случае, сначала они прижмут нас, а потом и вас, хотя вы предпочитаете конечный результат и не видите романтики в движении! – рассмеялся Роман. – А конечный результат, по-вашему, будет именно таким.

– В каком движении? Вниз, в бок, в сторону? – неожиданно рассердился полковник. – Боюсь, здесь не место для профессиональных бесед, но… ну уж, ладно!

Он покосился на Каролину и продолжил решительно:

– Мы привезли целый список ваших соотечественников, увлеченных сомнительной «романтикой движения». Массу наблюдательного материала: они рыдают в ресторанах над песнями и пускают друг другу кровь при первом подходящем случае! Это ваше национальное движение у нас уже вот где! – он нервно похлопал себя по затылку.

– Для чего вы это привезли сюда, а не отправились к нам?

– Это не имеет отношения к делу. Я не вправе делиться с вами, но кое-что смогу на днях продемонстрировать. Может быть, вашему московскому начальству это тоже станет интересно, и оно все же захочет прийти хотя бы в этом к разумному результату.

– Вот, значит, какие мысли у вас вызвал грек Василис со своей русской песней? Она, между прочим, о войне, – пробурчал Роман.

– Я вам уже сказал, что русский язык понимаю достаточно хорошо. И я знаю о вашей войне, то есть, по большому счету, о нашей… Но мы уже давно пришли к результату, а вы все в процессе, в движении… Черт побери! Мы сумеем от вас защититься, но вы, вы, господа, как защититесь от себя?

– Думаю, джентльмены, пора сменить тему! – воскликнул Козмас. – Для чего мы здесь собрались?

В другом конце ресторана Василис и Анри пели «Подмосковные вечера» около столика с людьми, видимо, увлеченными одной лишь романтикой движения. Роман подумал, что это и есть песня о большом городе, о которой говорил грек.

– Послушай, Роман! Ты, похоже, побывал у кошек? – проговорил вдруг протрезвевший Козмас, пытающийся разрядить душный грозовой воздух.

Роман кивнул, искоса взглянув на Каролину.

– И что же? Похоже, благополучно унес ноги?

– Унесли.

– Что?

– Мы унесли ноги, – сказав это с ударением на «мы», Роман еще раз, теперь уже прямо, посмотрел на Каролину.

– Что за кошки? – обрадовался смене темы финн.

– Макс, это все местные сказки! Очередная форма процесса, столь милая русским и, как я теперь погляжу, английским гостям, – резко сказал Сузу, даже не взглянув на Романа и Каролину.

– Сказки? – вдруг вспыхнул Роман. Раздражение накопилось и, похоже, уже переливало через край.

Певцы, закончив выступление, ушли на кухню. Зал вновь зашумел, зазвенел рюмками и приборами.

– Вы сказали «сказки»! – голос Романа дрогнул. – А вы не боитесь сказок, полковник? Они ведь иногда становятся реальностью.

– Слышал я об этом монастыре. Четыре выжившие из ума старухи кормят прорву диких вонючих котов и пугают людей. Их надо гнать в три шеи, этих мракобесных дам! – Сузу зло постучал трубкой о край стола и, осыпав себя серым пеплом, сунул ее в карман пиджака.

– Вот как? – подала голос Каролина. – Вы, как я погляжу, знаете ответы на все вопросы.

– На многие.

Макс хмыкнул и выпил залпом рюмку вина.

– Вы чем-то недовольны, капитан? – тихо спросил полковник.

– Именно так, – серьезно, с удивляющей Романа суровостью в окрепшем голосе вдруг ответил Макс.

– Объяснитесь.

– Вы мой шеф, и я боюсь перейти грань… как бы сказать… субординации, и все такое… Но… но вы ошибаетесь иной раз, шеф.

– И в этот раз?

– Боюсь, да.

– Вы что же, тоже там были?

– Нет, не был. Но там были они, – Макс, не поднимая глаз, кивнул в сторону Романа и Каролины, – Они до сих пор не сделали ничего такого, что бы заслуживало наше недоверие, и я склонен выслушать их. В конечном счете, это хотя бы приличнее… чем…

Полковник сжал губы, усы опустились ниже, на скулах заходили серые желваки, сверкнули карие глаза.

– Джентльмены! Я знаю выход из создавшегося положения! – вдруг воскликнула Каролина. – Если полковник не верит нам, у него есть шанс подтвердить свое недоверие.

– Интересно, какой? – спросил Козмас.

– Сколько вы еще здесь будете, полковник?

– Зависит от обстоятельств, но… вероятно, около недели.

– Вот и чудесно, – усмехнулась Каролина. – Мы с Романом готовы составить вам компанию в этом необычном путешествии. Я имею в виду – в монастырь кошек.

Полковник недоверчиво покачал головой.

– Вы испугались, храбрец? – с вызовом спросила Каролина. Роман удивленно посмотрел на нее и подумал, что умение повелевать, презирая, выросло вместе с ней в аристократической колыбели.

– Я? Вы шутите? Да кто вы такая, чтобы говорить подобное полковнику полиции Республики Греция? – ответ полковника прозвучал бы даже комично, если бы не был произнесен с высокомерием.

– Я могла бы представиться, сэр, но потом вам, как человеку, явно чтящему субординацию, пришлось бы мучительно решать, вправе ли вы составить мне компанию.

В словах Каролины было куда больше высокомерия, чем в словах полковника. Все за столом, предчувствуя скандал, насторожились.

Полковник покраснел и растерянно кивнул.

– Простите, м-м-м, даже не знаю, как к вам обращаться…

– Очень просто. Меня зовут Каролина. Так и обращайтесь. Я позволяю, – ее левая бровь высоко взлетела вверх, – Но мне пора. Если вам заблагорассудится проверить себя, прошу. Надеюсь, через Романа меня поставят об этом в известность.

Она поднялась, отодвинув стул. Роман вскочил и обвел всех взглядом.

– Простите, я провожу даму.

Мужчины поднялись и учтиво попрощались.

Каролина шла по проходу, не спеша, ставя ступни ног на одну, невидимую, черту. От этого ее бедра мерно покачивались, а плечи плыли ровно, развернуто.

– Кто эта стерва? – зло бросил полковник вслед ушедшим.

– Насколько мне известно из проверенных источников, она в достаточно близких родственных отношениях с королевой. – Со скрытым удовольствием сказал Козмас. – Во всяком случае, у них время от времени идет неспешная переписка. Говорят, ее величают «высочеством», сэр.

– Что она здесь делает?

– Бог ее знает.

Роману не было позволено проводить взбунтовавшееся «высочество» до дома. Возможно, думал потом Роман, вовсе не он стал причиной этого, а она сама, поставив себя в двусмысленное положение: в ее присутствии вели себя вызывающе и тем самым оскорбили ее королевское достоинство. Роман просто подвернулся под руку, как собственность, забавляющая ее, хозяйку. Выйдя из ресторана, Каролина холодно попрощалась и, поймав такси, укатила в «Гавайи».

– Я скоро позвоню. Не провожай! – сказала она мягко, но так непреклонно, что Роман не посмел спорить.

Он не захотел возвращаться в ресторан, решив, что день получился на удивление длинным и утомительным, куда более протяженным, чем положенные ему двадцать четыре часа.

Два дня Роман не покидал своего номера, лишь спускаясь утром вниз к Сиду, пил кофе с булками.

Однажды ранним утром его разбудил звук трубы. Невидимый трубач довольно чисто выводил звуки подзабытой песни о красном командире Щорсе, который с кровью на рукаве ведет куда-то в сказочное будущее отряд былинных красных привидений. Сначала Роману показалось, что он еще не проснулся, но труба звучала под окнами так громко, что он был вынужден встать и выглянуть в распахнутое окно спальни. Внизу, на пыльном тротуаре стоял полуголый загорелый индус в белой набедренной повязке и выдувал из горящей на солнце меди мелодию древней большевистской сказки. При более пристальном рассмотрении обнаружилось, что индус вовсе и не индус, а безобразно загоревший европеец, и на бедрах у него не повязка, а плотные белые трусы, неловко выдающие себя за плавки. Трубач был исключительно худ, с выпирающими ключицами и натренированными вытянутыми мышцами. Лицо его было покрыто трехдневной седеющей щетиной, руки узловаты и подвижны как у обезьяны.