– Просто очаровательный! Никогда не слышал ничего приятнее. А Ростоцкая мне сказала, что редко говорит по-русски.

– Вы, наверное, ее не поняли. Мы разговариваем с ней, но она говорит не о языке, а о вашем национальном менталитете. Тут я ей не в состоянии помочь.

– Вы, в самом деле, родственницы?

– Какой вы любопытный, однако! Ну, хорошо, в некотором смысле, родственницы. Она баронесса. И герцогиня. И графиня… и ваша княгиня, и еще что-то там финляндское, польское, французское и английское.

– А вы?

– Я ее английская ветвь. Но это неважно. Я, кажется, уже сказала вам, здесь на острове многие забывают свое прошлое, и все начинают сначала. Боже, как темно!

Каролина смотрела через пыльное стекло на дорогу, которая уже не была просто тенистой от нависших крон деревьев. Переплетенные над головой узловатые ветки и густая, выгоревшая на солнце, листва почти не пропускал свет. Роман включил фары, почему-то опасаясь встречной машины, хотя на дороге не было ни одного следа протекторов. И тут действительно вспыхнул свет, словно кто-то включил в темном гулком зале мириады ослепляющих ламп – это машина выехала на раскаленную песчаную дюну, оставив позади себя мрачный тоннель. За дюной плескалось в удушливом зное тихое дремотное море. Вдоль береговой полосы тянулся дикий песчаный пляж, которые местные жители и англичане с военной базы называли «Ледиз Майл».

– Так звали лошадь! – тихо сказала Каролина, когда машина остановилась на вершине дюна, капотом к морю.

– Какую лошадь? Впрочем, я что-то слышал об этом, – задумчиво ответил Роман, широко обхватив руками рулевое колесо и любуясь умиротворяющей водной гладью.

– Очень давно, когда никто еще не принимал всерьез летающие этажерки за боевое вооружение, а здесь стояли только сухопутные части, у командира базы была любимая лошадь, белая скаковая арабская аристократка. «Леди». Так ее называли. Каждый вечер командир проезжал верхом на ней вот эту береговую милю, туда и обратно. И лошади давно нет, и командира, конечно, тоже… А Ледиз Майл есть.

– Ледиз Майл… – Роман повернулся к англичанке и улыбнулся, – то есть, леди Каролина, а вот где наш монастырь? Получается, мы его проскочили. В зарослях справа должен быть разрыв.

В этот момент кто-то громко крикнул низким, с хрипотцой, мужским голосом:

– Что вам здесь надо, ребята? Здесь не место для любовных свиданий!

Голос доносился откуда-то сверху. Роман рывком открыл дверь и удивленно посмотрел наверх. Его ослепило солнце, спрятавшееся за конструкцией высокой сторожевой вышки, которую ни он, ни Каролина сначала не заметили. Роман зажмурился, прикрыл ладонью, как козырьком, глаза и с трудом разглядел свесившееся сверху темное на фоне яркого свечения тело солдата.

– Эй, там, на башне! – весело крикнул Роман. – Мы заблудились! Ищем монастырь…

– Монастырь? Это чертово кошачье логово? Вам и впрямь нечего делать, ребята! Так уж и быть, займитесь любовью за дюнами и не морочьте мне голову!

Каролина вышла из машины. Она выпрямилась, гордо задрала кверху голову и со звонким металлом в голосе изрекла:

– Вы разговариваете с членом королевской фамилии! То есть со мной! Кто позволил вам эти гнусные намеки?

Наверху наступила тишина, которая бывает или при крайней растерянности или вследствие глубоких размышлений.

– Простите, леди! Я не узнал вас! – вымолвил, наконец, солдат, – Сюда иногда заезжают парочки, просто они едут со стороны пляжа, а не сухого озера. А вам ехать назад. Через двести метров, слева от дороги увидите ржавый столб с табличкой. Когда-то на ней было написано – «Св. Николай», сейчас уже не прочесть. Но сразу за этим столбом и будет съезд, через кустарник. Там короткая извилистая дорога и тут же монастырь. Остановить машину можно на опушке оливковой рощи, леди. Я простой часовой. Меня неизвестно для чего сюда поставили. Мозги плавятся на этом сатанинском солнце! Простите еще раз, леди!

Каролина с достоинством кивнула, поджала губы и села в машину. Роман с интересом посмотрел на нее, еще раз взглянул на смущенного солдата, ободряюще махнул ему рукой и тоже нырнул в салон. Он захлопнул свою дверь и произнес с улыбкой:

– Однако, досточтимая леди, не все и не всегда забывают свое прошлое и на этом острове, как я вижу! Вы здорово справились с этим солдатом. Браво! Его оружие ничто в сравнении с вашим, всегда начищенным.

Каролина ответила возмущенным взглядом, но потом вдруг потупилась и виновато кивнула.

– Поехали. Мне некогда. Еще надо помочь девочкам.

– Саре и Лизе?

– Саре Малроу и Лизе Ростоцкой. Они девицы. Уверяю вас.

– Безродный солдат, как я вижу, заразил молодую аристократку простотой обращения и обескураживающей откровенностью?

– Послушайте, кто вы?

– Боже мой, я не сказал? А ведь следовало. Люди только двух профессий обязаны представляться сразу, чтобы не возникали недоразумения.

– Каких еще профессий?

– Врач и полицейский.

– Так вы врач?

– Это надо воспринимать как оскорбление, леди? Вы, как вежливый человек, предположили наиболее приличное, с вашей точки зрения. Но я вынужден вас огорчить, Каролина! Я полицейский. И мой юмор очень близок к солдатскому. Вам плохо?

– С чего вы взяли?

– Неожиданная бледность, дрожь губ, глаза даже потемнели. Они были изумрудными, а сейчас на меня словно смотрит дно глубокого водоема – не то темно-зеленые, не то даже черные. Вы встревожены?

– С чего бы это? Вы полицейский? В конце концов, какое мне до этого дела? Правда, я никогда не видела русских полицейских… только читала о ГУЛАГе у Солженицына. Это была моя первая русская книга.

– Я никогда не был в лагерях. ГУЛАГ – это Главное Управление Лагерей. Просто сокращение. Так что удивить мне вас нечем. Извините.

– Какая глупость! Хорошо, что вы не врач.

– Почему?

– Русский врач – это очень просто, в этом нет ничего любопытного. Русский полицейский – это хорошо с познавательной точки зрения. Поехали, черт возьми! Разворачивайтесь, через двести метров спуск к монастырю. Имейте в виду, господин сыщик, туда вы пойдете один. Без меня!

Роман резко развернул машину и форсировал двигатель до истеричного рева. Колеса бешено закрутились на месте, роя под собой темные, сухие ямы, наконец, оттолкнулись и потащили автомобиль по пыльной дороге в обратном направлении.

На этот раз Роман ехал медленно, при ярко включенных фарах, не отрывая глаз от густого кустарника слева от пыльной дороги. Машина ныряла в рытвины, дробила колесами песок и мелкие камешки. Столбик со стершейся, подернутой кирпичной табличкой, увидели одновременно и Роман, и Каролина.

– Вот! Вот!

Они переглянулись и засмеялись в голос.

– Я совсем не просила думать о том же, о чем думаю я! – с шутливым вызовом сказала Каролина.

– Это случайность, Ваше сиятельство! Или Высочество? Больше не повторится.

– Прекратите эти глупости! Иначе я буду называть вас – «офицер».

– И будете не далеки от истины. Тем более что у нас «офицер» – это несколько больше, чем у вас. Это значит – принадлежность к командному составу. Это – избранность.

– А у нас?

– Просто облеченное полномочиями скучное должностное лицо. И все!

– По-моему, у нас это правильнее.

– У вас все правильнее. Наверное, потому что вы долговечнее.

– Вот как?

– Именно. Ваши трансформации всегда эволюционны. Во всяком случае, между вашими революциями проходит достаточно времени, чтобы они стали всего лишь историческим артефактом. У нас же всегда еще живы участники этих катаклизмов, с той или другой стороны. Времени на эволюцию не остается. Опять случается новая революция. Так сказать, некое Начало, с большой буквы. Эпохи противоречат друг другу и друг друга исключают. Все всегда с нуля.

– Хорошо. Не буду называть вас «офицером». Назову философом. Так вот, философ, вы намерены нырнуть в разлом между этими мрачными кустами?

Роман кивнул и смело вбил капот машины в чуть видный просвет между сухими ветками, поросшими ровными зелеными листочками. Испуг неизвестности длился лишь мгновение. Жгучий солнечный свет брызнул в окна машины. За плотным строем кустов обнаружился неожиданно оливковый сад с песчаной тропкой, ведущей куда-то вглубь. Машина только-только умещалась на этой тропинке, задевая с досаждающим скрежетом колесами и бортами низкий, жесткий кустарник. Метров через тридцать тропка резко взяла влево и уперлась в небольшую, поросшую жухлой травой поляну на опушке старого оливкового сада. Только сейчас Роман и Каролина поняли, что за рядом колючек, справа от них, лежат древние развалины позднеантичного строительства: когда еще не испустили дух древние идолы, а новые боги уже успели стать живой легендой. Пласты вздыбившейся пересохшей земли, серые гладкие камни, шлифованные человеком, и битый древний кирпич, отколовшийся от искусной когда-то кладки, как ничто иное в мире свидетельствовало о тлене истории, какой бы яркой, бурной и грозной она ни была, когда являла собой современность. И ни души, ни даже слабого движения, ни даже отдаленной памяти об этом!