И вот Кхтанид заглянул в хрустальный шар — это окно во вселенную вселенных, точно так же, как часы времен являются окнами, ведущими во все времена и пространства, — и он увидел там мужчину, ведущего беспримерную битву с силами зла. Проследив за жизнью этого мужчины с помощью хрустального шара, Кхтанид увидел, что есть такой вариант будущего, при котором этот человек может оказаться в Элизии. Поэтому Кхтанид привлек к нему внимание Тиании. И она посмотрела внутрь шара по просьбе Кхтанида и увидела этого мужчину. И он оказался пожилым человеком. Тогда Кхтанид сказал Тиании: «Загляни в его будущее. Есть один вариант будущего, при котором он может явиться к тебе в Элизию, но не будет стариком».

И тогда Тиания снова посмотрела в глубь шара и увидела, как этот самый мужчина стал молодым и сильным, и Кхтанид взял с нее клятву, что если этот человек когда-нибудь все-таки окажется в Элизии (ибо возможных вариантов будущего было немало), тогда она будет принадлежать ему. Это обещание дала двенадцатилетняя девочка, и потом она десять долгих лет терпеливо ждала своего Землянина в Элизии.

И очень часто она просила Старшего Бога Кхтанида послать ее сознание и мысли к этому мужчине, когда ему грозили опасности на его долгом пути к тайному убежищу Старших Богов, и даже тогда, когда он угодил в Черную Дыру. Тиания отправилась бы за своим избранником и тогда, когда он проник за самую черную из всех черных завес и оказался в тюремном измерении Йог-Сотхота, но зло Йог-Сотхота было столь велико, что туда ее не могла перенести даже Великая Мысль. Поэтому Тиания терпеливо ждала, не зная, уцелеет ее возлюбленный или нет, ибо в ту мрачную бездну не мог заглянуть даже пророческий шар Кхтанида. (По крайней мере, Кхтанид не позволял ей смотреть в шар, чтобы она не увидела там ничего такого, что могло разбить ее разум или сердце.)

Кхтанид и сам впал в отчаяние, потому что человек всегда остается человеком, какова бы ни была его наследственность. А потом завеса зла пала, и Кхтанид призвал землянина в Элизию. Кроме того, Кхтанид прибегнул в могущественной силе Древних Богов, чтобы отбросить назад чудовищного Йог-Сотхота, чтобы тот не последовал за землянином в Элизию…

Все эти знания — и более того — были вложены в мое сознание, де Мариньи. Я узнал и о том, что ты, мой старый друг, — сколько же тысячелетий назад мы были вместе? — уцелел, хотя я считал тебя погибшим и попавшим в мрачные бездны… Словом, я узнал, что ты жив и здоров на старушке Земле. И я понял, почему однажды Тиания ни разу не упоминала при мне твое имя, хотя она тоже наверняка знала, что ты жив. Если мне было суждено покинуть Тианию и вернуться на родную планету, она не хотела торопить меня никаким подобным побуждением. Но в любом случае, я не мог ее винить, потому что понимал, как сильно она меня любит.

И я словно бы сам заглянул в пророческий шар Кхтанида, потому что увидел, что мое возвращение на Землю будет тяжелым, несмотря на непрерывные бдения Тиании и невзирая на то, что Старший Бог Кхтанид наделил меня каким-то сверхмощным оружием. Но еще я понял, что ты, твое сознание будет для меня чем-то наподобие яркого маяка, который будет вести меня все скорее к безопасной гавани, Анри.

Мой разум впитал все эти знания, словно сухая губка воду. Мне стало стыдно за свою личную трусость и человеческую — вообще. Странное понимание непроизвольно процвело из глубин и кладовых моего сознания, и я увидел то, что всегда знал, но предпочитал не замечать. Я говорю о том, что дремлет в теле и душе любого человека. Я был трусом. Все люди таковы, но теперь я узнал о том, что человеческие страхи со времен зари человечества никогда не были чем-то физическим, осязаемым.

Пойми, то, что я говорю, правда! Все наши страхи живут в сознании, они насаждены там сознаниями других существ, которые правят нашей жалкой судьбой. Я сказал, что все мы трусы: мы не раз смотрели по сторонам, но заглядывали ли мы столь же часто внутрь себя?

Мало чей разум оказался способен выдержать один-единственный такой взгляд. Альхазред, который, пожалуй, был величайшим из людей, лишился рассудка, а до него и после него — другие. А некоторые просто умерли, чтобы не жить после того, что познали, для чего живут, какова их цель в жизни! А те немногие, что заглянули внутрь себя и сохранили рассудок, они были погублены среди ночи, уничтожены атавистическим страхом других людей — страхом, который жил внутри людей с доисторических времен. Их больше не существует.

Я говорю о деяниях БЦК, конечно, и о том страхе, который перед ними испытывает весь мир людей. А так не должно быть. Их семя пребывает во всех нас — семя богов и семя демонов древности, но мы — новое поколение вселенной, и мы должны сами выбирать свое будущее. Ктулху и все прочие чудовища из этого Цикла мифов — они должны плясать под дудку человека! Быть может, Фонд Уилмарта заложит, в конце концов, прочную основу для этого.

В итоге я узнал все это и еще многое, многое другое. И тогда меня осенило истинное значение всего сказанного Кхтанидом, все мое сознание озарилось светом понимания, но в этой ментальной солнечной вспышке важнее всего было одно: я понял, почему Старшие Боги не уничтожили БЦК после их великого грехопадения. Разве мы убиваем своих несчастных сумасшедших собратьев? Нет, мы помещаем их в закрытые клиники и приставляем к ним смотрителей ради их собственной и всеобщей безопасности.

Но Старшие Боги за своими собратьями не присматривают. Надзирателем здесь служит человек, это он — страж всех жутких кошмаров Земли и космоса. Я скажу тебе, чего мы боимся, Анри, и почему мы такие трусы. Мы боимся великого задания, данного нам, потому что именно мы, и никто другой, — стражи и хранители вселенной!

Когда на меня снизошло последнее откровение, я не стал ждать позволения и даже не попросил его. Я шагнул вперед, раздвинул великолепные шторы, закрывавшие альков Его Величия, и встал у подножия его трона. И вытаращил глаза.

Я более или менее догадывался о том, что увижу, но все же пошатнулся от изумления. Первой реакцией было удивление, а второй — ужас. Я был готов закричать от страха, у меня волосы встали торчком, тело покрылось бугорками «гусиной кожи»… Я смотрел на лицо и фигуру Кхтанида, Старшего Бога, Его Величия, хранителя и прародителя моей Тиании.

Безумие охватило меня. Я переступал с ноги на ногу, стоя в одном шаге от занавеса, а ноги у меня стали как каменные. Я смотрел на существо, восседавшее на троне, — на его массивное тело, на сложенные за спиной крылья, на огромную голову со множеством лицевых щупалец. Это мог быть сам Ктулху — если бы не глаза! Это существо явно состояло в родстве с Владыкой Р’льеха, и притом — в близком родстве, но только глаза Кхтанида спасли меня от волны безумия. Само средоточие доброты и милосердия — эти глаза были прозрачными глубинами, в которых светилась вся любовь отца к своим детям и вся радость великого художника, любующегося тем, как идеально его произведение.

И он потянулся ко мне и прикоснулся ко мне, и все страхи, весь ужас перед неведомым, все беспокойство души и разума в одно мгновение покинули меня. И когда я возвратился к Тиании, зачарованно глядящей на радостные варианты будущего, проплывавшие по поверхности хрустального шара, я был человеком, примирившимся со всем на свете…

Когда мы с Тианией ушли обратным путем, когда поднялись по грандиозной ледяной лестнице к началу глубокого горного ущелья, наша летательная машина ждала нас там же, где мы ее оставили. А рядом с ней стояли и ожидали меня мои часы времен. Крышка передней панели часов была открыта, и изнутри изливалось бледно-голубое сияние.

Я поцеловал Тианию и поклялся, что вернусь. Она не изменилась в лице — только в уголках глаз я заметил некое подобие страха. Но пока не появились и не потекли по ее щекам слезы, я вошел внутрь корпуса часов времен и поднялся на своем корабле в ледяную атмосферу. Сканеры показали мне оставшуюся на величественном леднике крошечную точку. Вот так началось мое возвращение на Землю..