Выпячивание дна Тихого океана, так же местами сглаживание — по мере того, как Австралия сдвигается севернее вследствие материкового дрейфа, были очень ярко выражены в области Тихоокеанско-Антарктического хребта с начала миоцена. Остров, поднявшийся над поверхностью воды в тысяча девятьсот двадцать пятом году, на самом деле был проявлением этого длительного геологического выпячивания, а его скорое исчезновение можно приписать действию тех же самых сейсмических сил.

— Я тоже читал Форта, — сухо заметил я. — И я думаю, он бы возразил против того, что вы только что сказали, Уингейт.

— А? О, конечно, возразил бы — если бы мы не отправили батисферы в это самое место всего лишь три года назад и не обнаружили то, что обнаружили.

— Продолжайте, — сказал я, наконец поставив тарелку на поднос. — Что вы нашли?

— Первым делом мы погрузили простой водолазный колокол. Устройство, которое мы опустили в море, чтобы закрепленные на нем камеры записывали все, что увидят. Колокол опустился на дно на глубине всего двести морских саженей — в верхней точке для субмарин. И теперь наше устройство быстро погружается на большую глубину. Но прежде чем потеряли колокол, нам удалось увидеть фантастические картины, подобных которым…

— Потеряли? — вмешался я.

— Да. — Писли мрачно кивнул. — Мы потеряли устройство. Тросы оборвались, колокол разлетелся на куски — а между прочим, его корпус был способен выдержать давление порядка тысяч тонн! Позднее мы подняли на поверхность фрагменты, и они оказались фантастически зазубрены, сдавлены и словно бы погрызены. Мы думаем, что на наше устройство напал морской шоггот, а может быть, не один. Шогготы с незапамятных времен обязаны защищать и почитать своих спящих господ, отродье Ктулху.

Во втором колоколе я спустился на дно лично…

— Вы… что сделали? — Я снова не дал профессору договорить, поскольку был потрясен его сообщением о том, что мне показалось жутким безумием.

Он мне вяло, по-стариковски улыбнулся, наклонился и постучал кончиком ногтя по поверхности каменной звездочки, которую я вернул на место, около вазы с цветами.

— Ты ни о чем не забываешь, Анри? Нет? Ну, так вот… Как я и говорил… Это произошло три месяца спустя. Мы старательно картировали Тихоокеанско-Антарктический хребет. Вместе с двумя молодыми людьми я совершил еще одно погружение в автономной батисфере, которая больше напоминала подводную лодку. Для защиты мы захватили с собой несколько звездных камней, естественно, но тем не менее погода была плохая, и всю дорогу от Бостона нас преследовали разные несчастья: штормы, туманы, какие-то поломки. Имейте в виду: мы не были настолько наивны, чтобы приписывать эти происшествия простым совпадениям. Со дней старушки «Русалки» мы многому научились…

В то утро на море было особо сильное волнение и сгустился зловещий туман, но наши телепаты на флагманском корабле были начеку. Кроме того, мы собрали все, какие только могли, предметы и устройства для обороны от сил зла. Наше маленькое суденышко отчалило от «Наблюдателя» — судна, которое Мискатоникский университет арендовал у Американского океанографического общества. Затем мы по плавной, управляемой спирали совершили спуск ко дну океана. Дно в действительности являлось вершиной хребта, который, быть может, в один прекрасный день вновь поднимется над водой — навсегда. Если это произойдет, то хребет протянется примерно на тысячу миль на запад от Фримантла — вернее, от того места, где сейчас находится Фримантл — до Восточного острова. И в самом деле, Восточный остров Новой Зеландии, острова Питкерна и еще несколько групп островов можно считать самыми высокими пиками этого хребта. Где-то, вместе с этим горным кряжем, на поверхность может подняться и Р’льех, и прочие города, где обитает отродье Ктулху. Города, похожие на тот, который мы обнаружили на глубине двести пятьдесят морских саженей под «Наблюдателем».

Место было… фантастическое! Мы увидели его в свете наших мощных прожекторов таким, каким оно выглядело во времена доисторического расцвета миллиард лет назад. Конечно, город покрылся толстой коркой океанических отложений, но его немыслимые размеры за тысячелетия не претерпели почти никаких изменений.

Мы увидели гигантские резные двери с символами отродья Ктулху, и величественные барельефы с изображениями спруто-драконов, которые упоминаются у Йохансена. Мы заметили непостижимые, странные, безумные пропорции и углы построек — от них просто кружилась голова. Это были не просто выпуклости или вогнутости — нет, все менялось само по себе, как при оптической иллюзии. Невзирая на то, что при нас было множество оберегов, мы все равно содрогались от живущей в этом месте угрозы — словно безумный ужас по сей день обитал в этих колоссальных монолитных постройках, возведенных архитекторами, которые явно были не в ладах с геометрией Евклида.

Протяженность этих верхних укреплений города (за неимением лучшего названия) составляла примерно девять-десять акров, и это был, вне всяких сомнений, тот самый, пугающе чужеродный крепостной вал, который сформировал остров Йохансена. Но со всех сторон вниз спускались сумасшедшие лестницы, везде торчали гигантские монолиты, во все стороны расходились казавшиеся бесконечными причалы… Мы еще не собирались опускаться на большую глубину, но и то, что представало перед нами в лучах прожекторов, позволяло предположить, что это — только намек на то, что может находиться на гигантских нижних уровнях города. Этот город — позволю себе по-прежнему употреблять это слово для обозначения этого места, этого некрополя, где некогда бурлила жизнь жутких бессмертных, — когда-то был немыслимо огромен. Он явно опускался до самого подножия Тихоокеанско-Антарктического хребта.

Что касается меня, то я бы, конечно, пробыл там дольше, обследовал бы место более внимательно и опустился бы глубже, но третий член экипажа нашей батисферы, молодой Риджвей, так вымотался, что о продолжении погружения не могло быть и речи. Понимаете, Риджвей — телепат, и он очень помогает нам в Мискатоникском университете, где он работает профессором психологии. А там, на глубине, где одному Богу известно, что может прятаться за этими колоссальными каменными громадами и дверями с жуткими барельефами, — ну, в общем, этого он вынести был не в состоянии. Не будь при нас звездных камней — можно не сомневаться: за несколько минут Риджвей превратился бы в безумную амебу. А в нашем случае он едва удерживался от крика. Помните, что случилось с бедолагой Финчем, когда он добровольно пустился в недра земли, в сознание того чудища, которое обитало под йоркширскими торфяниками? Здесь тоже могло закончиться так же паршиво, вот только Риджвей старался изо всех сил не подпускать к своему разуму телепатические послания отпрысков Ктулху, но при этом он все же пытался выяснить, каков их настрой. А настрой у них был ужасный, можете не сомневаться.

Так что в итоге мы решили всплыть на поверхность. Бедняга Риджвей с перекошенным лицом забился в угол. Он даже говорить связно не мог. И тут мы их увидели. Хранителей могил, дозорных вечной ночи отродья Ктулху. Это были самые богохульные создания, каких только можно себе вообразить. Морские шогготы — десятки тварей! Их удерживали звездные камни — точно так же, как в свое время нам удалось с помощью звездного камня прогнать их меньшего собрата от вашего «Морехода» неподалеку от Хенли. Но это были гиганты своего племени, де Мариньи. Это была королевская гвардия князей зла. Горы протоплазменной слизи качались и подпрыгивали в глубине, словно космические поплавки в водовороте туманности Андромеды! И хотя я прекрасно осознавал, что опасность нам не грозит, все равно я радовался тому, что шогготы держатся на расстоянии, а еще сильнее я порадовался, когда наконец батисфера была взята на борт «Наблюдателя».

Наше путешествие в океанские глубины получилось кратким, но мы увидели достаточно. С этого дня, естественно, Фонд…

— Дайте-ка, я угадаю, — поспешно прервал я профессора Писли. — Очередная серия испытаний атомного оружия в Тихом океане, а точнее — в том регионе?