Его серые глаза были чистыми и полными понимания.

— Я подумал, тебе нужна знакомая обстановка.

Я кивнула, хотя он был не прав, мне не нужно было знакомое. Черт, я сама была знакомой, и что толку? Убежать от себя как можно дальше? Я не уверена, что понимала. Я знала лишь, что долгие годы была потерянной. До сегодняшнего вечера. До тех пор, пока не почувствовала прикосновение Эвана и не поняла, что наконец-то я дома.

Однако я не собиралась ему этого сообщать. Я могла чувствовать себя растерянной, испуганной и сентиментальной, и еще бог знает какой, но понимала, что не стоит вываливать это дерьмо на парня, с которым я хотела остаться. Поэтому я сочла за лучшее молчать, пока он вел меня через сияющее лобби к лифту.

Лифт приехал, и мы вошли внутрь. Я стала копаться в сумочке в поисках карты-ключа от пентхауса, но Эван уже держал ее в руках, и не знаю, почему я удивилась. Он был так же близок с Дженом, как и я. Может, даже ближе. Годами Эван был постоянно рядом, пока я могла навещать его только летом, а потом, когда учебная нагрузка позволила, я переехала в город.

Когда мы зашли в апартаменты, нас встретила только тишина, резко контрастировавшая с шумной суетой гостей, наполнявших эти стены ранее вечером. Даже Петерсона не было. И хотя он был незаменимым помощником Джена, жил он в отдельной квартире на этаж ниже пентхауса, куда имел доступ по частной лестнице.

Другими словами, мы с Эваном были одни. И хотя я легко могла воскресить в памяти живую и восхитительную четкость, с которой чувствовала тело Эвана своим телом в аллее, сейчас я хотела не прикосновения кожи к коже. Я просто хотела, чтобы рядом был мужчина, который скажет, что все будет хорошо.

Словно он мог прочитать мои мысли, он провел меня к кожаному дивану и накинул на меня мягкий плед.

— Сними туфли, — велел он. — А потом я хочу, чтобы ты сказала мне правду.

Я резко посмотрела на него, не уверенная, что готова говорить о том, как потеряла контроль.

— Горячий шоколад, вино или что-нибудь покрепче?

Я улыбнулась, чувствуя, насколько непривычно это выражение лица.

— Какао, пожалуйста, — я прищурилась. — Но только если оно будет вкусным. У меня свои стандарты, черт возьми.

Его улыбка была обычной, но я разглядела искры облегчения в его глазах. Если я могла шутить, то не была так раздавлена, как ему казалось.

— Дорогуша, у меня всегда все хорошо получается.

Я улыбнулась шире, и вдруг искренне рассмеялась.

— Вот что мне нравится слушать. — Он взял меня за руку и пробежал своими пальцами по моим, прежде чем пойти на кухню.

В тот момент, как он вышел из комнаты, воздух в комнате словно придавил меня. Я делала так раньше. Свернулась под одеялом. Горячее какао. Только тогда на кухне был не Эван, а моя мать. А возле меня был отец, крепко державший меня за руку. Я вжималась спиной в диван, но как бы мне ни хотелось, подушки не проглатывали меня.

Детективы и офицеры в форме были вежливыми, их вопросы уважительными, а голоса — мягкими. Но это не мешало стенам давить на меня, а слезам — литься по щекам.

И уж точно это не вернуло мою сестру.

— Энжи.

Голос Эвана был нежным, словно перышко, но он резко вырвал меня из воспоминаний. Я вскинула голову и увидела, что он стоит в дверях, держа в руках дымящуюся кружку.

— Я в порядке.

Он наклонил голову, обдумывая мои слова, и я благодарна, что он не назвал меня лгуньей. Он подошел, не говоря больше ни слова, и протянул мне кружку. Я взяла ее и сжала руками горячий фарфор. Наши глаза встретились, и я почувствовала, как ток от нашей связи прошел сквозь меня. Настоящей, крепкой и безошибочной.

И больше ничего, кроме упущенной возможности.

Жар, который я видела в его глазах, померк, сменившись привязанностью и беспокойством. Но я не хотела привязанности. Я хотела вернуть огонь и желала, чтобы он был настолько сильным, чтобы мог сжечь все мои воспоминания — и сегодняшние, и восьмилетней давности.

— Расскажи, — попросил он, садясь на диван рядом.

Я сидела, скрестив ноги с подушкой на коленях и пледом, плотно накинутым на плечи. Его бедро касалось моего колена, и небольшая точка нашего контакта была единственным, на чем сосредоточилось мое тело. Было трудно сконцентрироваться на его вопросе, но я знала, что это необходимо. У меня было чувство, что, несмотря на свою обычную сдержанность, я скажу Эвану вещи, которые говорить не стоит, а то, что я хотела с ним трахаться, еще не означало, что я хотела ему доверять. Уж точно не во всем. Не в этом.

Я отхлебнула какао и подняла глаза, испытывая удивительный восторг.

— Ты добавил мятный ликер.

— То однажды сказала, что тебе так нравится.

Я пораженно моргнула. Я провела одно рождество у Джена со своими родителями. Эван, Коул и Тайлер приходили каждый вечер вместе с некоторыми студентами, которые посещали семинар Джена в том году вместе с еще несколькими соседями. Джен подавал какао с мятным ликером. Это был первый раз, когда я его попробовала, и я решила, что если у богов есть любимые напитки, то этот точно должен попасть в их число.

— Ты это помнишь?

Эван не отрывал взгляда от моего лица.

— Я помню много разных вещей.

— О. — Я посмотрела вниз, внезапно лишившись уверенности в себе, и сделала большой глоток, наслаждаясь ощущением скольжения напитка по моему горлу, пока тот согревал меня изнутри.

— Энжи, — сказал он мягко. — Кто тебя обидел?

Я резко отвернулась, как только поняла, что он подумал. Что я была жертвой. Что у меня воскресли воспоминания о каком-то ужасном нападении.

Я засмеялась, но в этом звуке не было веселья.

— Я сама.

Если бы я пыталась его шокировать, то бы потерпела неудачу. Он не пошевелился и не моргнул. На его лице не было удивления. Только сочувствие.

— Расскажи мне, — приказал он. — Я могу помочь.

— Я не прошу помощи.

— Нет, не просишь. — Он накрутил мои волосы на палец.

Я ждала, что он скажет еще что-нибудь, но слов больше не последовало. Он просто сидел до тех пор, пока я не смога выносить тишину.

— Ты никогда не встречал Грейси, — протаратолила я, и это прозвучало почти как обвинение.

— Нет, но Джен рассказывал мне о ней.

— Что она умерла? — сказала я более ядовито, чем собиралась.

— Что она была чудесной девочкой, которую он очень любил. Что он скучает по ней. Как вы все скучаете по ней.

Я кивнула, борясь со слезами, подступившими к горлу.

— Я скучаю по ней каждый день. — Я втянула воздух, чтобы успокоиться. — Он рассказал тебе, как она умерла?

— Нет. И мы никогда не спрашивали. Энжи, — успокаивал он. — Сейчас я спрашиваю. На нее напали? Это было в аллее?

Он потянулся и заботливо забрал чашку у меня из рук. Только тогда я поняла, что они трясутся, а какао расплескивается через край на мое шелковое платье, оставляя на нем мокрые следы.

— Все хорошо, — сказал Эван, и я понимала, что он говорит не о платье.

— Это было не в аллее, — наконец смогла выдавить я. — Они напали на нее возле пирса. Их было как минимум трое, и у них были ножи. Они затащили ее в фургон. Они изнасиловали ее. Порезали ее. И через три дня выбросили. — Слеза сбежала по моей щеке. — Они не убили ее. Они оставили ее истекать кровью. Она умерла совсем одна в канаве возле Мирамар.

— Чертовы ублюдки. — Его голос был обманчиво спокоен, но я слышала в нем сталь. — Кто? Они поймали тех, кто это сделал?

«Я. Это сделала я». Я хотела прокричать ответ, потому что это была правда. Если бы не я, Грейс была бы жива, и пустое сотрясание воздуха не могло мне помочь.

Я попыталась представить, что рассказываю ему всю правду. Что склоняю голову ему на грудь, ощущая его руки на спине, пока выкладываю ему то, что никогда никому не раскрывала. Ни отцу. Ни матери. Ни даже полиции. Только моему дяде Джену, который теперь мертв, и мой секрет снова принадлежит одной мне.

Я могла это представить, но не могла этого сделать.