У Алены не было сил уговаривать их еще подождать. Их уход означал для нее, что черные слухи о муже правдивы. Горло перехватило, словно веревкой, и Алена насилу смогла их спросить, покорно и тихо сдаваясь своей судьбе:

– Куды же вы ныне?

Мужики отвечали, что где-то не так далеко, за Медведицей или за Хопром, скликает крестьянскую рать атаман Алеша Протакин, а на Оке воюет против бояр другой атаман – донской казак Василий Лавреич Ус.

– Туды ли, сюды ли – пойдем искать долю, – сказали собравшиеся в дорогу крестьяне.

За первым пятком собрался второй, там еще двое, трое, там уже целый десяток... И каждый раз, уходя, крестьяне не забывали зайти к Алене проститься. И каждый раз грудь ее разрывалась болью при этом прощанье. Она уже перестала спать по ночам и с вечера до рассвета вздыхала.

И вот у ворот Алены спрянул с коня казак Ведерниковской станицы, старый друг и соратник Степана Фрол Минаев.

Фрол ввалился в курень, приветливый и радостный.

– Сестрица, голубушка, здравствуй, Олена Микитишна! – по-волжски «окая», заговорил Минаев. – Соколок-то наш вести прислал – жив и здоров! Как проведал, я разом к тебе: мол, горюет казачка, утешу!

– Да где же он, Минаич?! – вскричала Алена.

– Терпи, атаманша! Теперь, может, вовсе недолго осталось. Терпи уж, голубка. Придет, не минует. Я боле тебе ничего не скажу, а только ты брось горевать. Атаман твой живенек, здоров, богат! А что старшина толкует – побит он, то брешет! Не верь! Да как ему быть убиту, когда его Дон поджидает со славой, да казачка пригожая, да такой-то удалый сынок, да дочка что ягодка! Жди, атаманша, жди! А как пироги с приезда затеешь, и я тут поспею к чарке. Припомнишь про добрые вести, послаще винца поднесешь, поцелуешь покрепче!

– Давай я тебя и сейчас поцелую за экие вести! – сверкая слезой и светясь, будто вся освещенная солнцем, сказала Алена.

– Ого, напросился на что! – загремел на весь Дон Фрол Минаев. – Целуй, коли слово сказала, не пяться, целуй! Авось твой казак за то не осудит.

Фрол торжественно вытер ширинкою губы, и Алена, обняв его крепко за шею, расцеловала.

– Спасибо, спасибо тебе, Минаич! Замучилась я, затерзалась тоской!

– Извелась ты, сестрица, видать! Ну уж ныне утешься. Прощай, да чарку мне лишнюю не забудь-ка тогда, как приедет!