– Чем могу?.. – холодно осведомилась Татьяна, невольно отступая вглубь комнаты.

– Скажите, вы сейчас мальчика осматривали? Не подскажете, что с ним?

Таня нахмурилась. Так вот кто это. Заботливый папаша пришел спросить о сыне.

– А чего вы без ремня? – с вызовом спросила она, вскидывая голову.

Бомж молчал, глядя на нее сверху.

– Да вы не стесняйтесь, заходите! – задохнувшись от злости, она схватила за край его телогрейки, дернула на себя. Мужчина неловко шагнул вперед, в глазах мелькнуло недоумение.

– Заходите-заходите, – голосом радушной хозяйки протянула она. – Расскажите мне, каково это – бить ребенка. Приятно, наверное, он ведь сдачи не даст?.. Расскажите, в подробностях! А я вам расскажу, как буду звонить в полицию. Пусть вас проинформируют, по какой статье судят за истязание ребенка.

– По сто семнадцатой, – машинально ответил верзила. – Но я не понимаю…

– О, вы уже знаете! – всплеснула руками Таня. – Видимо, привлекались? Опыт есть?

Ее голос стал высоким, почти до истерики. На лице мужчины появилось странное выражение. Он гулко кашлянул в кулак, тяжело вздохнул. И задумчиво изрёк:

– A posse ad esse non valet consequential*

Демидова удивлённо отпрянула. Говорящий по-латыни бомж прошелся по ней взглядом и сказал:

– Да, по сто семнадцатой. Но не привлекался, а привлекал. Я юрист. И этот мальчик – не мой сын, я нашел его случайно.

Повисла неловкая пауза. Таня чувствовала, как краснеют мочки ушей. Но ей же сказали… И потом, минуточку! Что за юрист в такой одежде и с амбрэ, от которого воротит?

– Я вас не убедил, – констатировал незнакомец.

– Нет! – взвизгнула она. И скомандовала, едва сдерживая ярость. – Наклонитесь! Ниже! Еще ниже!

Мужчина удивленно склонил голову. Татьяна привстала на цыпочки, оттянула верхнюю часть его рубашки. И застыла – изнанка воротника была чистой, под ним белел ярлычок с вышитой надписью «Eton». Бомж в брендовой чистой рубашке? Нет, такого не может быть. Да и запаха немытого тела она не чувствовала – наоборот, от волос незнакомца шел чуть слышный земляничный аромат. За время работы в больнице Татьяна повидала достаточно маргиналов, этот мужик явно не из их числа.

– Ну и что вы там увидели? Заключение психиатра: здоров, мол, пациент, детей не бьёт? – выпрямляясь, иронично спросил мужчина.

Демидова потупилась:

– Так, ничего… Извините…

– Ладно, у вас есть право мне не доверять, – вздохнул незнакомец, распрямляясь. – Поэтому давайте сначала. Я, понимаете ли, с самого утра был на рыбалке, поэтому и одет так. Это еще дедовская экипировка, вот, ношу в память о нем… Обычно я выгляжу по-другому. Обычно я в бобрах.

Он слегка улыбнулся, и Татьяна закивала, не зная, куда деть глаза.

– Так вот, когда стало темнеть, я выдвинулся домой. Дорога через лес, вокруг никого. Смотрю: на обочине мальчик лежит. Я остановился, подобрал, конечно же. Парень замерзший, идти не может – потом, как отогрелся, рассказал, что неудачно с горы на лыжах съехал. Они сломались, а ему ползти пришлось… Ну, я ему чая налил, сушек дал. Только мальчика вырвало. Вы, наверное, уже почувствовали запах. Извините. Обычно я…

– Да-да, пахнете по-другому, – растерянно кивнула Демидова. – Не извиняйтесь, для медиков это привычное дело.

Мужчина сочувственно хмыкнул:

– Знаю, у вас непростая работа. Так вот, еще по поводу мальчика: я спрашивал, где его родители, как он там оказался – молчит. Так что я решил сперва отвезти его в больницу, а потом уж разбираться, что случилось. Вовремя хоть успел?

– Вовремя… Вы простите меня, – попросила Таня, смягчившись, – набросилась на вас. Мне сказали, будто мальчика привез его отец. А парень весь в синяках. И я уверена, что его били ремнем. Жестоко били. Скорее всего, родители.

Незнакомец помрачнел, задумался.

– М-да, история… – наконец, проговорил он. – Но опасности для жизни нет?

– Думаю, нет. Только мальчик пока останется у нас. Я его этим извергам не отдам, – поджала губы Татьяна.

Мужчина искоса глянул на нее – с интересом и уважением. Порылся в кармане, выудил смятый, перепачканный носовой платок, начатую пачку сигарет, коричневое портмоне. Раскрыв его, загорелые пальцы незнакомца скользнули вглубь, и он протянул Татьяне черную карточку с золотым обрезом:

– Позвоните мне, пожалуйста, когда устроите мальчика. Всё-таки мой… найдёныш.

Она кивнула, принимая визитку. Дорогая бумага. Сверху монограмма в русском стиле, чуть ниже золотистые буквы, сплетенные в надпись: «Юрий Борисович Залесский, адвокат по уголовному праву». Адрес, два телефонных номера.

– А вы молодец, – неожиданно похвалил Залесский. – Такая маленькая – и так смело бросились защищать пациента.

Татьяна открыла рот: это она-то маленькая, с ее пятидесятым размером?

– Попробую узнать, что случилось с парнем, – адвокат двумя руками надвинул шапку на лоб, и Татьяна вновь почувствовала, что он разглядывает ее исподтишка, будто стесняясь. – До встречи.

И вышел, аккуратно прикрыв дверь.

Инесса Львовна ещё раз набрала номер Татьяны. Вот где её носит?! Длинные гудки звучали раздражающе ровно. Вяземская дала отбой и, подойдя к подоконнику, машинально поправила тонкую пластиковую подставку, подпиравшую стебель белой орхидеи.

Инесса считала Демидову лучшей сотрудницей, присматривалась к ней – лет через десять нужно будет решать, кого ставить на заведование вместо себя. Прилежная и ответственная, Демидова была хорошим кандидатом. А тут такое! «Нет, наверняка ничего серьезного, – успокоила себя Вяземская, – басни Кати Палны надвое делить нужно, то еще помело… Хотя на пустом месте даже она такое бы не придумала».

Заведующая вышла в коридор и направилась к палате, крайней от двери в педиатрию. Там лежала их постоянная пациентка – четырехлетняя девочка с бронхиальной астмой. Её бабуля Ангелина Васильевна была не в меру любопытна и знала все новости отделения. «Выспрошу всё у нее. Если информация подтвердится, попрошу пока не обсуждать это ни с кем. Не нужны нам ни паника среди пациентов, ни пятно на репутации», – размышляла заведующая.

Негромко постучав, она приоткрыла дверь палаты. Ангелина Васильевна сидела в кресле – распускала старый свитер, быстро сматывая нить в клубок. Завидев Инессу Львовну, прижала палец к губам: только-только уложила внучку. Скользнув взглядом по согнутой детской спинке, круглящейся под махровой простыней, заведующая поманила бабулю в коридор.

– Посоветоваться с вами хочу, Ангелина Васильевна, – дипломатично сказала она. И старая сплетница важно кивнула, поплыла к кабинету вслед за Вяземской.

Поговорили они быстро – пяти минут не прошло, как бабуля отправилась восвояси. «Болтать она, конечно, будет, с этим ничего не сделать, – думала Инесса, снова набирая номер Демидовой. – Ох, Татьяна!.. Надо же, сцепилась с Тихоновой! И обморок этот – прямо на работе…»

– Да, Инесса Львовна, извините, не могла раньше ответить. – Голос Демидовой был приглушенным. – Я в приемном покое.

– Татьяна Евгеньевна, – заведующая старалась говорить спокойно, – как вы себя чувствуете? Мне сказали, у вас… ммм… был стресс. А я предупреждала, что нельзя так перерабатывать.

– Простите, но это не из-за работы. Я просто перенервничала. У меня опять замершая беременность, – тускло ответила Демидова.

Заведующая помолчала. А что тут скажешь? Сама прошла через подобное когда-то, так и не смогла забеременеть… И муж ушел. Тяжело всё это.

– Ой, Таня, – вздохнула Инесса Львовна. – Сочувствую тебе. Но до работы сегодня всё равно допустить не могу, войди в мое положение.

Она редко обращалась к сотрудникам на «ты», блюла начальственную дистанцию. Но сейчас был особый случай, и она говорила с Демидовой, как женщина с женщиной.

– Я понимаю, – ответила Татьяна. – Но мне Костромина уже поставила успокоительное, и госпитализирует сегодня. Купченко меня подменит, уже вызвала.