– Ты уже думала, как назовешь девочку? – спросил Сергей.
– Решай сам.
– Может быть, Виктория? В честь места её рождения.
– Ладно хоть не Эсмеральда в честь местной черепахи, – скривилась Наталья.
– Вообще-то местная Эсмеральда – самец, – хмыкнул Сергей.
– Фу на тебя, – Наталья кокетливо, с деланной обидой, стукнула кулачком по его плечу. – Лишь бы поумничать! Короче, только не Эсмеральда, мне французские имена не нравятся.
– Вообще-то оно цыганское, – поморщился Волегов, не терпевший невежество и тупость. «Видимо, поэтому – именно с ней я теперь связан, – мелькнула покаянная мысль. – Шутка судьбы. Закон компенсации в действии». Он сказал примирительно:
– В общем, я своё мнение высказал. Мне кажется, Виктория вообще хорошее имя. Вика, Викулька… Можно по-разному называть.
– Ну, всё ясно, папаша. Уже любишь её так, что и я не нужна, – поджала губы Наталья.
За окном протяжно зашептал ветер. Гигантское банановое дерево, росшее возле больничной стены, прошлось по стеклу листьями – как уборщица тряпкой. И тут же на утомленную жарой землю рухнул тропический дождь. Мгновение – и Сергей оказался у окна, прикрыл створку, радуясь возможности заполнить возникшую паузу. Озабоченно глянул на дочку: не разбудил ли её проклятый дождь? Но малышка по-прежнему спала, так же славно и безмятежно.
Крадучись, как осторожный зверь, он вернулся к кровати и снова присел рядом с Натальей.
– А отчество будет – Сергеевна? – невинно округлив глаза, уточнила Наталья. – И в графе «отец» – твоя фамилия? В загсе скажут заполнить…
Издёвка в её голосе была еле различимой, но Волегов понял, что она снова злится. Отрезал, еле сдерживаясь:
– Включи логику. Если меня вписать в свидетельство о рождении, то сведения о ребенке должны внести и в мой паспорт. И как в этом случае я смогу скрыть, что у меня есть внебрачная дочь?
– Но ты от неё не откажешься? Я не хочу быть одна…
– Мы это сто раз обсуждали! Более того, я сам просил тебя не делать аборт.
Наталья вздернула подбородок, зашипела:
– Не побоялся, чтобы ребенок родился, а записи в паспорте боишься? Вот все вы, мужики, так: «Да зачем нам этот штамп, у нас же любовь!»
– Я никогда не говорил тебе о любви. Ты помнишь, как у нас было, – отрезал Сергей.
А было банально, подумал он. Склеил девчонку из супермаркета, одну из тех горемык, что приехали в столицу за ломтем райского пирога – их, больных жадностью и паразитизмом, был легион. Сергей не уважал подобные стремления. И это одна из главных причин, по которым он не мог относиться к таким девочкам иначе, чем к организмам, чья роль – давать секс. Как коровы дают молоко, а черви – гумус.
До той поры, когда Анюта оказалась в инвалидном кресле, он не был таким циником. Наверное, потому, что жил иначе – не смотрел на других женщин, занимался любимой работой, не считал мир жестоким. А эти девочки… Ему пришлось пользоваться их услугами. Животное начало никуда не деть. Нет, он пытался – почти год. Но не выдержал, проиграл войну с собственной плотью. Тем не менее Волегов следовал железному правилу: с одной девушкой – только одна ночь. Оно было неким оправданием его изменам, потому что давало иллюзию верности – принципам и любимой женщине, которую он ставил выше остальных.
С Наташкой тоже была только одна ночь. Но… много дней продолжения.
Сначала всё катилось по колее. Рыжеволосая кассирша в супермаркете: тело по стандарту – две руки, две ноги, а лицо так себе, да и неважно. Она сама написала на обороте скидочной карты свой номер. Что ж, в очередной голодный день Сергей пригласил её на подмосковную базу отдыха, где по традиции снял апартаменты на сутки. Утром отвёз обратно, и, прощаясь, вручил пухлый конверт: «Купи себе что-нибудь на память». Она, конечно, звонила и писала сообщения – как и другие. Но телефон для свиданий он хранил в министерском кабинете, в ящике стола. На беззвучном режиме.
Но примерно через месяц после их свидания она выследила его у дверей министерства и сообщила, что беременна. Конечно, он не поверил. Сошлись на том, что через пару месяцев сделают анализ ДНК из амниотической жидкости. А потом поговорят – если, конечно, отцовство Сергея будет доказано.
Он не верил ей до последней минуты. До того момента, как взял бланк с результатами из рук врача и прочел: «Вероятность родства 99,9%».
Вот тогда-то и пришлось сделать выбор.
Впрочем, что говорить о выборе, если судьба уже все решила за него? Иметь ребёнка от любимой женщины Волегов не мог. А так – хоть от нелюбимой, не любящей его, но способной выносить и родить. И он решился: назначил цену и огласил условия. Их отношения – чисто партнерские, без какой-либо близости. А оплата – пять миллионов рублей до рождения, и пять после. Плюс пожизненное обеспечение. Волегов понимал, что она не устоит.
Теперь ему придется прятаться, врать, вести двойную жизнь – но ради ребёнка он мог пойти и не на такое. Если бы еще Наташка смирилась со своим положением и перестала выносить ему мозг…
Из люльки послышалось басовитое кряхтение. Сергей подошел к малышке осторожно, чтобы не испугать. Синие глазенки были распахнуты, смотрели куда-то вверх, бессмысленно, будто продолжая видеть сон. Алые губки вдруг пошевелились, беззубый ротик открылся, и Вика зевнула – широко, от души.
– Ох, как мы умеем! – Волегов развел руки в искреннем восхищении.
– Дай её мне, – он и не заметил, как к люльке подошла Наталья. – Пока не расплакалась, нужно покормить.
Она взяла ребенка на руки, поддерживая круглую головку. Лупоглазое счастье рассержено засопело, недовольно засучило ножками. Наталья села в плетеное кресло, стоявшее у окна, и, устроив дочку на сгибе локтя, выпростала из-под халата налитую, исчерченную синими венами, грудь. Тёмно-коричневый сосок мгновенно вытянулся, затвердел, выжал из себя молочную каплю. Ребёнок перестал плакать, повернул головку, будто отыскивая, принюхиваясь – и, широко раскрыв рот, едва ли не полностью втянул в себя сосок. Разрумянившиеся щечки задвигались, нос громко засопел – младенец поглощал еду с аппетитом, достойным шахтёра, вернувшегося с двенадцатичасовой смены. А когда Наталья пошевелилась, желая устроиться поудобнее, девочка недовольно сдвинула бровки и легонько стукнула ручкой по материнской груди. «Ого, да она с характером! Моя порода, такая не пропадёт», – мелькнуло в голове Сергея, и он счастливо улыбнулся.
Глава 5
Воздушная дорога в Москву была спокойной. Готовясь покинуть самолет, Сергей думал: вот ведь забавная штука эта его работа – теперь он чаще высыпался в небе, чем на земле.
Водитель ждал его на стоянке – лениво курил в открытое окно казённого BMW, чёрного и блестящего, как начищенный армейский сапог.
– Домой? – спросил он, поздоровавшись.
– Сначала в министерство. Оттуда я сам.
Водитель коротко кивнул и сосредоточился на дороге.
Сергей поглядывал на часы – запас времени есть, можно не волноваться. Но когда они подъехали к центру, беспокойство снова зашевелило в нем тараканьими усами. Машины изнывали в пробках, вынужденные сдерживать своих лошадей. Теснились, отвоёвывая сантиметры – наверное, сверху это казалось соревнованием улиток. За два квартала от нужного здания Волегов не вытерпел и вышел из авто. На встречи с такими людьми, как Слотвицкий, лучше не опаздывать. Да и проветриться не помешает – Сергею опять было жарко, он чувствовал, как шея под узким воротничком рубашки становится влажной. Не хватало ещё прийти на встречу потным, как загнанный конь.
Справа от него лежала Театральная площадь. Здесь, вспугивая голубей, гуляли подростки. Пенсионеры сидели на лавочках. А Сергей когда-то сделал предложение Анюте. Понесло же его тогда в фонтан, словно пьяного десантника! Он стоял, мокрый до нитки, держа в зубах веточку белой хризантемы – будто только что достал её из-под воды. Анюта смеялась и кричала ему: «Хватит, вылезай, мне теперь тебя сушить!», а потом прыгнула к нему, чтобы быть рядом, пусть в мокром холоде, и с риском попасть в милицию, но рядом… И он в который раз подумал: да, это – моя женщина! Она целовала его в мокрые щеки, тащила вверх, но он стоял по пояс в воде и тряс головой: пока не согласишься выйти за меня, не встану! И пусть я простою здесь все лето и осень, пусть потом придет зима и превратит меня в ледяную скульптуру – мне будет все равно, если ты не согласишься.