Да, молодость… Сейчас бы он не полез очертя голову – ни на клумбу за цветами, ни в фонтан. Старый стал, неповоротливый, солидный? Может быть. Но куда из его души ушла романтика? И откуда взялся столь густопсовый цинизм? Он использовал Наташку, купив ее тело, как инкубатор. Обманывает Анюту. И считает, что это правильно. Потому что в итоге всем хорошо: ребёнок живет, Наталья при деньгах, он стал отцом, а для его жены ничего не изменилось, потому что она не знает – так что в этом плохого? Он сумел всё устроить как можно лучше, и, в общем-то, молодец.

Откуда же эта тоска, которой не было еще минуту назад?

Стоп. Если бы не способность воспринимать мир отдельно от чувств, жертвовать пешками ради большой цели, жил бы сейчас совсем по-другому, напомнил он себе. Хрен бы ему, а бизнес. Кукиш, а не пост в министерстве. И не торопился бы он сейчас на встречу, которая будет ещё одной ступенькой к Олимпу. Всё идет по большому жизненному плану. Даже лучше.

Эти мысли вернули ему решительность. Он зашагал быстрее, и в считаные минуты добрался до «утюга» на Рождественке. По министерским коридорам растеклась тишина – рабочий день был окончен. Но в приёмной Волегова горел свет. Нина Васильевна, пожилая секретарь, сидела за компьютером, обложившись папками и бумажками.

– Квартальную отчётность подбиваю, – вздохнула она в ответ на его недоуменный взгляд. И покачала головой, глядя по-матерински заботливо. – Сергей Ольгердович, какой у вас вид уставший! Кофе сделать?

– Да, пожалуйста, – тепло улыбнулся он. – Замотался я, Ниночка Васильевна. В какой стране? Который час? Утро, вечер? Всё перепуталось! Начинаю завидовать перелетным птицам: два раза в год путешествуют, и всё по собственной воле.

– А я, наоборот, сижу здесь, как наседка – о полётах лишь мечтаю, – улыбнулась секретарь.

Волегов открыл свою дверь и вошёл в кабинет, отделанный панелями из мореного дуба с тёмно-зелёными кожаными вставками. Сев за стол, нажал на кнопку пульта – и кондиционер запыхтел, нагоняя прохладу. Сергей взял кубик Рубика: эта, любимая с детства, забава всегда помогала привести голову в рабочее состояние. Повернул боковые грани.

Интерком зашипел:

– Сергей Ольгердович, к вам Игорь Игоревич Слотвицкий.

– Жду.

В дверном проёме показался представительный мужчина лет шестидесяти: низенький, весь словно состоящий из шаров. Обширное пузико, покатые плечи, круглый череп в окружности вялых волосков. Смуглое, лоснящееся, как блин, лицо лучилось дорогостоящей улыбкой – поговаривали, что собственные зубы политолога были выбиты в 90-е по приказу облапошенного им клиента. Впрочем, с тех пор многое изменилось, да так, что Слотвицкому дали прозвище Горе Горевич. Считалось – и вполне справедливо – что если он возглавил штаб политического противника, бодаться уже нет смысла, только горя хапнешь.

Коротко кивнув – будто клюнув по куриному – Слотвицкий прикрыл за собой дверь, и покатился навстречу Сергею, семеня толстыми ножками. Тот вышел из-за стола, широко улыбнулся, потряс пухлую руку:

– Игорь Игоревич, здравствуйте! Рад, рад дорогому гостю!

Нина Васильевна материализовалась рядом, бесшумно расставила на столе содержимое принесённого с собой подноса: две чашки кофе, молочник, сахарницу, и бутылочку рижского бальзама. «Зачет!» – удовлетворенно улыбнулся ей Волегов. Надо же, Слотвицкий в последний раз был у него года три назад, а секретарша всё ещё помнила, какую добавку к кофе предпочитает столь редкий гость.

– Здравствуйте, очень приятно, очень! А я-то, я-то как рад! Нечасто так встречают в министерских кабинетах, – притворно заскромничал Горе Горевич, с довольным видом поглядывая на угощение.

Когда секретарь растворилась в воздухе, заговорили на общие темы – как здоровье, как семья, дожди надоели, льют и льют, и это в январе, совсем с ума сошла небесная канцелярия… Сергей слушал, поддакивал и ждал, когда Горе Горевич сделает первый ход.

– В партии нашей досадная брешь образовалась, – пожаловался Слотвицкий. – Орлят молодых много, но что за ними?.. Пока лишь амбиции, реальных достижений нет. А грифы наши подустали, шутка ли – по тридцать лет в политике, еще с допартийных времен… Да и на своих местах они, делом заняты. Нам бы ястреба, да чтобы борзый, фактурный, умный, и в то же время уважающий старших товарищей. Верите ли – по всей Москве кандидатуру ищем.

– Верю, Игорь Игоревич, – вздохнул Сергей. – Кадровый вопрос – самый сложный.

– Так вот, говорю я им: а Волегов? Прекрасный же кандидат! Биография идеальная, поднялся с самых низов, честный чиновник, семьянин примерный, спортсмен! Никаких скандалов в прессе, известен народу только с положительной стороны – если вообще известен. Чистый лист, так сказать, и сделанный из очень хорошей бумаги. А они мне: действительно, прекрасный человек, срочно к нам в партию! Через годик выборы в Заксобрание, и нам свой кандидат понадобится. Который всё правильно сделает, народ за собой потянет.

– Да что вы, я давний сторонник вашей партии, – поддержал игру Сергей. – Голосую сердцем, так сказать. Только есть ли смысл куда-то тянуть народ? Всегда был уверен, что депутатов назначают, а не выбирают. А выборы – что, как не театральное представление?

– Дорогой мой Сергей Ольгердович! – Слотвицкий, будто растрогавшись, приложил ладони к груди. – Как же я всё-таки рад, что не ошибся в вас! Вы же всё прекрасно понимаете, это даже удивительно, учитывая отсутствие политического опыта. Действительно, мы знаем, кого выберут. И это человек достойный, согласитесь! Но не все, к сожалению, это понимают. И лезет всякая шушера во власть, и страшно подумать, что будет, если пролезет. Так вот чтобы не пролезла, нужны мы с вами. Наша задача – показать людям, которым по какой-то причине не нравится будущий мэр, что за шушеру тоже голосовать не стоит! А можно проголосовать, к примеру, за Волегова. Прекрасный же человек!

«…И пароход», – мысленно добавил Сергей. Слушая излияния Слотвицкого, он в нужных местах показывал свою реакцию: кивал, вздыхал, разводил руками. А сам напряжённо думал. Предложение сделано, это ясно. Второго не будет. Если согласиться вступить в партию, стать техническим кандидатом и, согласно сценарию, проиграть эти выборы – его выдвинут на следующие. И уже не в качестве «технаря». Партии нужны свои люди во власти. А если учесть, что следующие выборы – в Московскую областную думу, то… Можно сорвать джекпот. Нужно соглашаться, и немедленно.

Только вот насчёт примерного семьянина Горе Горевич ошибается. Теперь это уже не так. С другой стороны, кто узнает о Вике? До выборов еще много времени, и особого интереса к его персоне никто не будет испытывать как минимум полгода.

– …не перестаёт быть важным! – продолжал вещать Слотвицкий. – Ведь партия – это своего рода кузница кадров. И, конечно, фильтр, который обязан отсеивать всякие нечистоты, представляя избирателям только достойнейших из достойных! И мы лучше миллионов избирателей понимаем, какой кандидат достоин поддержки, а какому просто необходимо обеспечить провал. Люди сами в этом не разберутся. Люди верят рекламе, обещаниям, показухе. Людей можно купить. Запудрить им мозги. Поэтому мы обязаны вмешаться. Согласны со мной, Сергей Ольгердович?

– Безусловно! – ответил Волегов. – Более того, я уверен, что смогу принести пользу, и готов много работать на посту депутата.

Он выделил последнее слово, давая Горе Горевичу понять: да, согласен, но на «технаря» – лишь сначала.

– Я рад, что мы друг друга поняли, – осклабился Горе Горевич. – Вы можете прямо сейчас заполнить анкету и заявление на вступление в сторонники. У меня все бланки с собой. А через пару недель мы вас примем в члены партии, и можно будет двигаться дальше.

Сергей вышел из дверей министерства довольно поздно. Заводя свой серебристый «порше», подумал: жаль, так и не выбрал время позвонить жене. Анюта, наверное, уже спит. Завернуть в ресторан, поужинать?