– Да нормально, – отвечал он.

– Кровь-то пьешь?

– Да нет, не пью.

– Да врешь, небось.

– Да нет, не вру.

– Ну, на нет и суда нет. Хрен с тобой, ходи, кровь, смотри, не пей!

Им даже как-то было интересно,что ходит вампир,и – ничего, и можно с ним словом перекинуться. Всё-таки его присутствие вносило сильный элемент разнообразия в скучную деревенскую жизнь. А что он не трогает никого, так это же Фролов. Это ж с нашего села вампир, с нашего совхоза.

Елизавета Петровна молча выслушивала его рассказы, она понимала, что это затишье долго не продлится, но говорить ему об этом не хотела – пусть продлится, сколько может.

Оля Сыромятина приехала и привезла вино своего изготовления. Одиночество Тамары Борисовны в комнате закончилось. Можно, конечно, и пожалеть об этом. Но кто из присутствующих недалеко мужчин мог воспользоваться таким обстоятельством? Конечно только Валера. Хотел ли он этого? Он не проявлял инициативу, но, конечно, сразу проявил бы ее, если бы получил хоть какой-то сигнал, что инициатива не будет воспринята в штыки. Почему Тамара Борисовна не выслала такого сигнала? На самом деле, Валера ей очень нравился, несколько раз она была, действительно, близка к тому, чтобы выслать сигнал. Она колебалась, хотела Валеру, но не хотела очередного романа. Там еще вдалеке маячил Виктор – хирург, с ним история не закончена, от этого – тоска. Но если бы Валера проявил минимум настойчивости, она бы не устояла.

В летнем воздухе было что-то такое, что окончательно лишало ее спокойствия. Она была в точке бифуркации, когда система находится в состоянии кризиса и воздействие на нее флуктуаций приводят к изменению поведения. Кризис – потеря устойчивости – флуктуация – изменение поведения. Какой-то физик это рассказывал, непонятные слова, по его представлению, должны были пробудить у Тамары Борисовны эротический интерес. Сам физик как-то не запомнился, а слова запомнились. Флуктуацию Тамара Борисовна понимала, как новый воздействующий на систему фактор. К таким факторам можно было отнести особенный какой-то запах земли и травы, отсутствие в комнате Сыромятиной, присутствие Валеры, хоть и не в комнате, но вообще. Так, может, она напрасно поехала в этот совхоз? Но дома была еще какая-то отвратительная подавленность. А на море Тамара Борисовна всё равно бы не поехала. Скорее уж в Новосибирск к родителям. Как всё грустно устроено, самое плохое для тебя то, чего тебе больше всего хочется. И даже если ты это отлично понимаешь, мучиться от этого не перестаешь.

Но вот вторая кровать в комнате занята. Здравствуй Оля Сыромятина, здравствуй домашнее вино. И, наверное, окончательно прощай Валера.

И вот тут-то Валера появился неожиданно, как флуктуация. Тамара Борисовна вышла на крыльцо покурить, Оля осталась в комнате. Она не курит. Тут-то Валера и появился. Он был в белых джинсах. Не буду смеяться над белыми джинсами в совхозе Усьман, мне не до смеха, так Тамара Борисовна, наверное, подумала. Но на реку пойти согласилась. Наверное, это началось изменение поведения.

Коварный Валера завёл в камыши. Тут островок мягкой травы, ниоткуда тебя не видно, а у Валеры бутылка вина. Фетяска, вполне нормальное вино. Полусладкое. У Вали Сыромятиной вино полностью сладкое, по вкусу немного похоже на повидло. Но от него голова кружиться так, что начинаешь понимать – одинокая женщина делала. Стаканы? Не смешите. Ну вот он, Валера. На расстоянии вытянутой руки. Только указательный палец положить ему на губы, чтобы он не смел возражать. Да и вряд ли он будет возражать. Не зря же он принес с собой одеяло и заботливо расстелил на траве? Не только же о своих белых джинсах он при этом думал? Но сначала нужно еще выпить. Чтобы внутренний голос не орал так громко.

Тут что-то вроде островка, «камыши – это, в сущности, тростник. Мыслящий тростник? А кто тут вообще мыслящий? Я – точно нет. Если бы я была мыслящая, я бы держалась от Валеры подальше».

– Иногда надо напиться, – философски заметил Валера. – чтобы не думать.

– Дорогой мой мальчик, чтобы не думать, совершенно не обязательно напиваться. Очень многие люди даже не пытаются думать без всякого алкоголя. Экономят на этом кучу денег.

Это у нас светская беседа. Она непринужденно перейдет в поцелуи и так далее. Может, мне просто раздеться? Пока я не передумала? Какой ужас! Что он обо мне подумает?

– Одной бутылкой полусладкого мы не напьемся.

– Не беспокойся, я уже выпила полбутылки какого-то страшно крепкого вина.

Его привезла Оля Сыромятина. Она сделала это вино собственными руками. Это специальное женское вино. Оно называется – забудь о последствиях.

– Какие тут большие звезды, – откликается Валера, видимо желая увести разговор от темы последствий. «А завтра скажет, что хочет жениться. За что мне?… Но он прав. В том, что касается звезд, Валера абсолютно прав. Свет фонаря перед общежитием сюда не доходит, небо очень чёрное, на нем гигантские звездные скопления свисают, как темные виноградные гроздья, блестящие росой. И тишина какая-то неестественная. Нет, всё-таки не может это быть остров. Мы же не переходили реку вброд и не плыли на лодке? А мы здесь. Значит, обязательно есть путь по суше. А завтра я ему скажу… Стоп! Никаких «завтра»! Можно просто откинуться на спину. Тогда это всё мерцание будет прямо надо мной, а Валера догадается, что слова уже не нужны, наклонится, и будет целовать меня в губы. А завтра… Господи, да что же это такое!»

Валера достал сигарету, закурил. «Идиот он, что ли? Ладно, тогда и я закурю, может оно к лучшему».

Нет, это не остров, это полуостров. Узкая полоска, по которой идет тропинка, связывает его с большой землей. Но Сыромятина слишком много выпила вина своего изготовления, и не заметила тропинку, а пошла прямо на свет Валериной сигареты, который было видно с берега. Запутавшись в камышах и попав ногами в воду она довольно громко выругалась матом, чего от нее никто не ожидал. Значит, идем к ней на выручку. «Такое впечатление, что кто-то невидимый хранит меня от меня самой. Спасибо ему, конечно, хоть и немного жаль».

Да, но то, что Сыромятину вырвало от собственного вина, это уже просто несправедливо. Валера тактично ушел вперед. И правильно, раз она может идти сама. В комнате оказалось, что раздевать ее не надо, она сама отлично легла на кровать и тут же уснула.

Тамара Борисовна вышла на крыльцо, достала сигарету, закурила. Ну и слава богу. Так даже лучше. Она успела заметить, как Валерины белые джинсы ушли за угол. С ними были чьи-то довольно стройные ноги в мини. Вот и всё. Да, конечно так лучше. И тут на крыльцо вышел Бадер. Вино Сыромятиной дали и ему, он тоже был пьян.

– Тамаъа Боъисовна, вы не спите? – специальностью Бадера было задавать вопросы, ответ на которые очевиден.

– Нет еще. Но собираюсь.

– Посидите со мной минутку.

– Конечно.

– Вот здесь, – они сели на лавочку недалеко от входа.

– Меня Ольга Ивановна угостила вином, которое она сама делает. Очень, знаете ли, хоъошее вино. Оказалось. Я немного опьянел. Пъедставляете?

– Представляю. Она и меня угостила.

– И как вам?

– Очень хорошо. Долбит.

– Что?

– Долбит. Так местные говорят, когда пьют свою бодягу. Я в магазине слышала.

– Долбит. Какое хоъошее опъеделение. Как точно народ находит слова, чтобы выразить… э…

– Я поняла.

– А посмотъите, какие звезды! Когда лампа над входом в общежитие гаснет, я смотрю ввеъх, на небо. В гоъоде нет таких звезд.

Ну Бадера трудно заподозрить в какой-то хитрости, про звезды он говорит без задних намерений, от чистого сердца.

– Как вы думаете, там кто-то есть?

– Думаю, да. Если тут есть, то и там есть.

– И они сейчас тоже смотъят на нас и спъашивают себя, есть там кто-то?

– У них сейчас, может быть, день. Тогда они в поле, собирают огурцы.

– Да… или помидоъы, – Бадер улыбается. – А, правда, вы думаете, они похожи на нас?