— Проклятая шлюха, — пробормотал варвар, разворачиваясь и отбивая смертельно опасный удар меча.

Удалившись на некоторое расстояние, женщина оглянулась через плечо в направлении доносящегося звона стали, и улыбка озарила прекрасное лицо. На миг она задумалась о произошедшем и молодом варваре. Познав многих мужчин, она понимала: этот человек — особенный.

Солнце висело на синем небе подобно огромному сверкающему шару, ветер засыпал песок в глаза всадника. На горизонте возвышались обнажённые за столетия вершины, иссечённые бурями и резко отличающиеся от окружающих песчаных барханов.

Наездник давно, много миль назад, осушил мех с водой, и ослабевшая лошадь начала шататься, спотыкаясь на каждом шагу, ступая всё тяжелее, чем прежде.

Утомлённая обессилевшая лошадь, не в силах двигаться дальше, испустила последний вздох.

Чтобы выжить, Конан, собрав всю волю, разрезал животное в поисках влаги в мочеточниках павшей лошади. Однако его усилия оказались напрасны; мочеточники лошади давно опустели. Прошло более трёх дней с момента его неистового поспешного бегства от зуагиров.

Взор Конана стал затуманиваться, поскольку гонимый ветром песок заставил горы на горизонте мерцать и бледнеть, ощутимо сбивая с намеченного направления. Огромные пыльные облака придали дневному свету желтовато-коричневый цвет, затмевая солнце. Сознание варвара начало постепенно меркнуть…

Конан почти напрасно попытался подавить суеверные варварские страхи, когда яркий свет превратился во мрак. Мурашки поползли по спине, когда он, напряжённо как загнанный в ловушку лев, чётко расслышал повторяющиеся звуки падающих капель и еле уловимый шорох шагов.

Киммериец сидел неподвижно, как скованный цепью, зная, что малейшие движения, выдав его место пребывания, привлекут ужасы мрака. Он вглядывался во мрак, пытаясь найти причину разгоревшейся тревоги, подогретую его разыгравшимся воображением, смутно пытаясь различить надвигающуюся черноту.

Из-за тяжёлых туч проглянуло солнце, бросающее тусклый серый свет сквозь кроны деревьев. Лес казался тихим и молчаливым. Это были земли пиктов. Здесь не пели птицы, а лишь изредка слышалось слабое жужжание насекомых. Укрывшийся за густыми ветвями кустарника человек настороженно всматривался и вслушивался, пытаясь уловить малейшие признаки его врага. Вдруг, справа донеслось тихое шуршание сухих листьев под ногами воина-пикта. С быстротой молнии мужчина набросился на пикта и вогнал свой клинок в горло воина, прервав любую возможность криком предупредить своих товарищей. Теперь укрытие оказалось раскрыто. И затаившийся прежде человек, бывший ни кем иным, как известным Конаном-киммерийцем, начал метаться по зарослям, двигаясь со скоростью и ловкостью пантеры. Сейчас его враги оказались совсем рядом. И обнаружили ещё тёплый труп своего приятеля. А теперь, когда дикари гнались за ним через лес, были даже слышны их переговоры. Шесть дней Конану удавалось ускользать от воинов клана Совы. Шесть дней и ночей неустанного преследования, наконец, вывели их на добычу.

«Теперь беглеца будет легко убить» — подумал предводитель группы пиктов-преследователей. Ведь их, пиктских воинов, было пятеро, а беглец — всего лишь одинокий киммериец, вдали от дома и лишённый возможности призвать союзников. Погоня скоро закончится. Вскоре окажутся на берегу Чёрной реки, и киммерийцу будет некуда бежать.

Конан тоже понимал всё это. И к тому же знал, что не умеет хорошо плавать. А у пиктов имелись луки. Значит, его легко могли застрелить с берега, если попытается переплыть Чёрную реку. Единственным шансом уцелеть было остаться и сражаться.

Северянин побежал к месту, где мог легко защищаться: к вдающемуся в реку небольшому участку земли. С водой за спиной и по обеим сторонам пиктам придётся подходить к нему спереди, не имея никаких шансов обойти с флангов.

Конан выхватил свой длинный палаш и выжидал атаки пиктов. Долго ждать не пришлось. Первый дикарь вырвался с опушки леса и бросился на Конана, размахивая топором. Пикт промахнулся, и это дало возможность северянину ответить разящим ударом. Клинок Конана обрушился на незадачливого пикта и почти рассёк его пополам от плеча до талии. Конан едва успел отвести меч, когда остальные воины-пикты выскочили из-за деревьев. Вид мёртвого воина у ног Конана остановил их продвижение к северянину.

— Ко мне! — заорал Конан. — Придите и умрите!

Раззадоренный вызовом, содержащимся в брошенных словах, юный вооружённый копьём пикт саданул наконечником в грудь Конана. Конан копьё отбил и вогнал свой клинок в живот пикта. Усмотрев в этом свой шанс, три последние пикта разом накинулись на Конана. Абсолютно не намереваясь никуда бежать, Конан стоял на своём месте со зловеще-инфернальной ухмылкой на лице. Поднял клинок и опустил его на череп первого пикта, кому «повезло» оказаться рядом с ним. Второй замахнулся топором и сумел полоснуть киммерийца по груди. Однако это сделало пикта уязвимым. И Конан с маху отсёк ему голову с плеч. Уцелевший пикт повернулся и попытался удрать обратно в лес, только чтобы быть пойманным могучими жилистыми руками и брошенным на землю. Конан в последний раз обрушил свой палаш вниз, и жизнь предводителя отряда преследователей оборвалась.

Измученный и голодный Конан стёр кровь со своего лезвия и обшарил трупы в поисках еды. Требовалось не только выжить, но и быстро передвигаться. Эти убитые пикты были только передовым отрядом. Гораздо большая группа воинов-пиктов искала его, и он не будет в безопасности, пока не окажется в Киммерии….

Раздавшийся и долетевший треск ветки вызвал у пикта насмешливый приглушённый рык, глаза сверкнули. Блеск выроненной серебряной монеты, неожиданно отразивший пойманный, пробившийся вниз сквозь глухую ночную тьму лучик Луны пронзал, заставляя содрогаться от вожделения. Лежащая на тропе монета заставила его сначала быстрыми шагами выйти из укрытия, но и застыть на полушаге.

«Она оторвалась с головных украшений его собратьев? Или специально подброшена туда преследуемой добычей, чтобы обмануть его?»

Осмысление было запоздалым, хруст ветки явился ответом, а руки дёрнулись, инстинктивно пытаясь защититься от выстрела. Грубый топор и длинный, искривлённый нож хаотично закрутились, когда он обернулся на треск ломающейся веточки. Но даже по-дикарски звериная реакция и скорость не смогли спасти жизнь. В его развернувшееся с рыком туловище впилось прокопчённое и почерневшее от дыма древко стрелы, остриё которой внезапно, как по магическому трюку, появилось из зловещего леса.

Стрела скользнула, проникая меж рёбер, а наконечник вышел насквозь. Дыхание дикаря прервалось, он безмолвно рухнул на колени, содрогаясь в агонии и заливаясь брызнувшей кровью и с ужасом глядя на собственного тела.

«Неужели его подстрелили соплеменники, воины его клана?» — Древко стрелы, вонзившейся в ребра по оперение, вызывало мучительную боль, заставляя корчить зверские гримасы. Дикарь недоумевал, захлёбываясь булькающей и пузырящейся кровью, пенящейся меж губами, а колени подгибались, погружаясь в пушистую траву. Из-за пронзённых выстрелом насквозь лёгких пикт стал быстро терять силы. Необходимо было вырвать древко. Его рука по-прежнему сжимала чёрную стрелу, когда жизнь, наконец, вырвалась, улетая из его тела, и присоединилась к длинной череде духов его предков, танцующих у костров неведомых древних и ужасающих богов. Его облик представлял кошмарное зрелище, так как он так никогда и не упал, а остался там на коленях, одной рукой придерживая стрелу, а другой по-прежнему бессильно сжимая в руках топор, глядя на поросшую травой землю остекленевшим взором.