Снова порыв ветра, дующего с вершин, разбился о мощную фигуру великана, словно хотел попытаться сбить его с тропы. Ветер разбился об исполинскую фигуру варвара как о скалу, но все же Конан зябко поежился. На его родине холода также были не редкость, однако эти края разительно отличались от Киммерии. Там земля не испытывала недостатка во влаге. Дома жизнь кипела ключом, и водилось много дичи, если только хищник знал, где искать.

Здесь, в каменистых степях западной части континента, с водой было туго. И главное, казалось, что тут холод проникает в каждое живое существо, через волосы, мех, и кожу, независимо от происхождения.

Конан запахнул плотнее меховую накидку, приблизившись к скале — последнего препятствия на пути.

Наверх он поднялся быстро, как барс, перемещая массу своего тела с одной ноги на другую, будто не испытывал никаких затруднений. Потом без замедления пересек открытый двор, распахнул двери башни, и стал взбираться по лестнице.

Он поднялся на третий этажа башни, где стоял часовой. Там его встретил знакомый нестройный хор солдат. Воины шумели, смеялись. Кто-то маялся животом. Волны миазмов пробивались даже на лестницу.

Чадящие факелы частично освещали казарму: разбросанную грязную одежду, и неопрятных людей, жующих практически на каждой койке нехитрую снедь. Воины постоянно голодали, о чем свидетельствовало урчание, исходящее из их утроб.

Глядя на привычную картину, варвар улыбнулся, чувствуя, как теплота разливается по его телу. Но тут он вспомнил о смуглой, гибкой зингарской девушке, которую оставил в гостинице, где проживал в течение прошлых двух недель. И где подавали еду не хуже, чем ту, что вкушал сам барон.

Конан поморщился. Определенно после всего этого, возвращение обратно не доставило большого удовольствия… Да еще, как на зло, проснулся внутренний голос, который принялся назойливо шептать, напоминая, что киммериец слишком давно не принимал участие в бою.

Когда варвар по коридору шел к своему жилищу, ему пришло на ум, что есть и более веская причина, почему он действительно не мог радоваться встрече с товарищами по оружию. Конан остановился и направился в другую сторону.

В другой части башни располагалось казначейство. В помещении находилось несколько бойцов, а в дальнем конце, за потрескавшимся деревянным столом сидел интендант. Его, заплывшие жиром поросячьи глазки внимательно глядели на вновь пребывшего. Глумливая ухмылка будто навек приклеилась к широкому, одутловатому лицу.

Конан медленно надвигался на самодовольного мужчину, сверля того недобрым взглядом.

Он терпеть не мог таких мягкотелых щеголей, но приходилось высказывать почтение казначею. Не поклонившись по уставу, киммериец рисковал получить особую отметку в журнале выплаты жалования, что не осталось бы незамеченным ни капитаном, ни кассиром.

Конан не забыл о привычке интенданта штрафовать по любому поводу, а также о длинном списке собственных долгов. Многие местные торговцы охотно отпускали северянину товары в кредит, но под грабительские проценты.

Казначей еле сдерживал ликование, когда открыв свою расчетную книгу перевернул ее к стоящему перед столом высокому, черноволосому варвару. Конан, усмехнувшись, обмакнул перо в чернила и расписался в соответствующем месте на пергаменте.

Все с тем же хитрым прищуром глаз, казначей почти ласково сказал:

— Поздно.

Конан выпрямился и посмотрел через голову интенданта туда, где в нише находились песочные часы. В тот самый миг последние песчинки упали на дно шара основания, тем самым исчерпав время отчетности.

— Нет, — ответил воин, снова наклонившись к казначею.

Толстяк одарил киммерийца презрительной улыбкой. Его пухлые губы брезгливо искривились, на щеках усилился румянец.

— Хм, — фыркнул он. — Как доверенное лицо, я поставлю капитана в известность. Он знает, что я никогда не ошибаюсь, — его крошечные глазки блестели от восторга, негодяй наслаждался своим превосходством. — С тебя вычтут за три дня.

Казначей ненавидел Конана, начиная со времени, когда киммериец поймал его, пожирающего дополнительный паек в общественной столовой — продовольствие, предназначенное для воинов, а не бумажных крыс. С тех пор толстяк терпеливо ждал подходящего момента, чтобы поквитаться.

— Не зли меня, червь, — молвил Конан тихо, но твердо, медленно опустив на пол свой дорожный мешок.

Интенданта от такой наглости чуть удар не хватил. И без того красное лицо стало совсем багровым. Как посмел неотесанный варвар бросить вызов его власти и полномочиям?

— За пять дней!! — завопил он, тряся тройным подбородком.

Скрипнув зубами, киммериец перегнулся через стол и взял казначея за грудки.

— Убери руки, варвар! — завизжал толстяк, изо всех сил стараясь освободиться от железной хватки. — Тебя посадят в острог!

Легко выдернув тучного мужчину с кресла, Конан провез его по столу и притянул к себе так, что ноги казначея болтались почти в двадцати дюймах от пола.

Те, кто еще находился в помещении, с интересом наблюдали забавную сцену. Низкорослый толстяк кричал дурным голосом и безуспешно пытался наносить удары обидчику. Некоторые из присутствующих начали потихоньку заключать пари, ставя на различный исход представления.

— Капитану все станет известно! — надрывался казначей. — Немедленно отпусти меня!

Варвар внезапно улыбнулся половинкой рта, как будто ему понравилась эта мысль. Он молча подошел к окну, легко неся перед собой корчащийся груз.

— Конан! Что ты задумал?! — маленькие глазки интенданта увеличились вдвое.

Ужасная догадка пронзила его мозг. Но испугался он последний раз в своей жизни. Киммериец вытянул руки, и когда казначей оказался за оконным проемом — просто разжал пальцы.

— Конааааан!

Послышался глухой удар и северянин, развернувшись, предстал перед затихшей комнатой. Взгляд синих глаз Конана пробежался по кабинету казначея, задерживаясь на каждом из застывших воинов.

Вдруг напряженную обстановку разрядил чей-то смех. И тут же раздался звон монет, переходящих из рук в руки заключавших пари солдат. Люди вернулись к прерванным разговорам.

С невозмутимым видом, Конан прошествовал к столу, чтобы забрать пожитки. Когда он поднимал с пола свой мешок, широкая улыбка озарила его суровое лицо.

Да, возвращение киммерийца состоялось.

Маленький, пыльный городишко на туранской границе назывался Эт, но Конана сей факт не очень волновал. Голодный и мучимый жаждой, он слишком вымотался путешествием по пустыне, чтобы запоминать название каждого подобного поселения.

Варвар взбодрился, когда ему сообщили, что одна таверна в Эте вполне способна обеспечить утомленных путников приемлемой едой, неплохим дешевым вином и удивительно привлекательным общением. Киммериец совсем недавно получил щедрую награду за голову атамана бандитской шайки — Ладара Счастливчика. В его объемном кошельке звенело серебро, и он пришел к выводу, что наступило время потратить часть денег. В сущности, в настоящий момент воину не требовалось от жизни каких-то особенных благ.

Несколько часов обильных возлияний отразились на могучем организме киммерийца соответствующим образом. Мысли стали терять четкость, и Конан посчитал, что пора бы прилечь. На заплетающихся ногах северянин поднялся по лестнице на второй этаж, к комнатам для постояльцев, опираясь при этом на плечо местной проститутки. На его счастье девчонка оказалась не только смазливой, но и достаточно крепкой. Вне всяких сомнений ей не в первый раз приходилось сопровождать подвыпивших клиентов до постели. По дороге Конан изо всех сил пытался разрешить вопрос: успел ли он произвести надлежащее впечатление на миловидную юную особу?

— Так как тебя зовут, девочка? А то я, кажется, забыл…

— Лессиндра, — коротко ответила она, торопясь быстрее довести грузного варвара до кровати.