Проходящий чрез густой лес юный странник с опаской осматривался вокруг. Он не был трусом, но мрачноватая извилисто петляющая тропа чрез спутанно-сросшиеся и близко растущие деревья его настораживали. Сплетённые ветви и кроны деревьев в вышине качались, заслоняя лунный свет, а листва шелестела и шуршала как сборище тысячи призраков.

Путник вышел из леса на дикие ветреные пустоши. Полная Луна высоко поднялась в полночном небе, её сияние заливало окрестность призрачным великолепием. Над травами местами виднелись кустики дрока и вереска, и их ароматы на свирепом ветру проникали до мозга, словно пьянящий напиток после мрачной промозглости леса. Взор странника приметил вдали контуры потрясающе огромного холма, вздымающегося ввысь и увенчанного гладким гребнем, на котором располагался круг мрачных дольменов. Крошечный огонёк мерцал в центре этого кольца, и путешественник поражённо выругался. Кто ещё мог ночью оказаться в этом диком месте?

Странник побежал к холму. Широкие шаги позволили непринуждённо поглотить расстояние — всю пустошь преодолел с грацией пантеры. Меховой плащ, штаны и сапоги, широкий меч и кинжал на его широком поясе, были как у северян, но выглядели как-то нелепо на могучей фигуре этого молодого черноволосого воина. Он сам был дикарём из дебрей, и его голубые глаза ожесточённо сверкали, словно ликуя от усилий.

Подойдя к подножию холма, путник замедлил шаг до осторожного. Его могучая грудь вздымалась и опадала, но огромный запас жизненной силы явно надолго и ощутимо не истощился и не иссяк. Парень положил огромную, испещрённую шрамами руку, на рукоять меча и осторожно поднялся на гребень холма.

В центре молчаливого круга дольменов в неглубокой ямке, обложенной по краям камнями, мерцали огни костерка. Огненные отблески света зловеще облизывали руны, высеченные на рельефных лицах дольменов, которые казались теперь путнику угрюмыми гигантами, собравшимися на пиршество. Небольшой наклон позволял несколько защититься от стихий и устроиться меж двумя дольменами. Хотя лагерь казался недавно покинутым, путешественник почуял — его хозяин по-прежнему где-то рядом. Едва успев подумать об этом, как слух уловил различимое движение, и это заставило присмотреться. Кто-то выступил из тьмы на свет костра.

Это оказалась женщина, стоявшая там во вспышках пламени, танцующих на её красивом лице и диких своенравных голубых глазах. Черноволосая, как и путник; и, казалось, принадлежала к той же расе. Незнакомка бесстрашно подошла к пришедшему, а его глаза с жадным восхищением блуждали по полным грудям, узкой гибкой талии и широким бёдрам под её простой палевого цвета тунике. Она даже не пыталась запахнуть свой длинный плащ, каскадом спадающий с плеч, видимо забыв про холодный ветер, срывающий и распахивающий её одежды, также как и горящий взор странника. Она, похоже, была, как и он сам, порождением первобытной дикости.

— Что привело тебя в лагерь Морвен, o, незнакомец? Ты одет как волки Севера, но явно не асир и не ванир.

— Меня зовут Конан, я киммериец, — заявил юноша, — и пришёл с севера. Я был с разбойниками ярла Хъорла, и мы пролили красную кровь, залившую снега, когда клинки и топоры асиров полыхали и грохотали, раскалывая щиты ваниров.

— Не прихоть судьбы привела тебя к моему очагу. — Незнакомка придвинулась поближе к нему и улыбнулась, когда пробежала своими руками по груди и могучим рукам, ощупывая своими пальцами боевые шрамы, которые покрывали мощное крепкое тело юноши. — Ты выкован из стали и крови в пламени битвы. Я пела свою песнь ветрам, моля о таких как ты, и богиня услышала мой призыв. И направила подходящего партнёра для Морвен.

Конан прищурил глаза от её самонадеянности, но её внешность и аромат разожгли в его жилах огонь. И киммериец охотно согласился, когда та скользнула в его объятия. Варвар яростно целовал её и упивался ответными дикими поцелуями. Положил одну руку на грудь женщины, другой скользнул под тунику и вокруг её упругой талии, лаская её спину и притягивая к себе.

— Кром! — выругался киммериец и отбросил женщину от себя. Та развернулась с гибкой грациозностью и изяществом по другую сторону костра и по-волчьи оскалилась:

— Как так? — насмешливо спросила она. — Ты мужчина средь воинов, но не достаточно мужественен для женщины Туаты, рождённой от Цернуноса?

Конан яростно выругался на имя этого языческого отродья, а затем отступил от пламени костра.

— Если я не могу вкусить твоей любви, — тихо проговорила Морвен через пламя, дико сверкая своими очами, — то, по крайней мере, вкушу твою плоть!

Тут юноша развернулся и побежал. Смех Морвен звучал позади него.

Когда Конан сбегал вниз по склону и нёсся через пустошь в мерцании призрачного света Луны, кровь дико стучала в его висках. Суеверные предрассудки его племени заполняли разум кошмарными образами детей Цернуноса. И опасения не были беспочвенными.

Конан остановился и оглянул назад, заметив огромную чёрную фигуру, крадущуюся меж дольменов и скакнувшую вниз по склону холма. Затем киммериец повернулся и рванул к пустоши.

Киммериец знал, что, несмотря на всю свою скорость, инфернальная тварь догонит его задолго то того, как он доберётся от святилища до пустоши. На бегу, варвар высматривал подходящее место. И приметил небольшой холмик из известняка, и там его ноги наконец нашли опору на камне. Конан развернулся и увидел гигантского чёрного волка, такого огромного — размером с невысокую лошадь, стремглав несущегося по его пятам. Его челюсти были разинуты, а глаза пылали первобытной свирепостью. Тварь наскочила безмолвно.

Меч Конана сверкнул и холодно саданул наискось, отчаянно надеясь на силу и прочность железа. Массивная башка волка, крутясь, отлетела в кровавых брызгах. А сама огромная туша зверя врезалась в киммерийца, погребая его под своей тяжестью. И долго Конан лежал так, ибо всё его дыхание словно выбило из него. Потом отбросил тяжёлый обезглавленный остов с себя и, ругнувшись, встал, весь залитый кровью и едва веря в то, что всё ещё жив.

В призрачно мерцающем лунном свете Конан взглянул на отрубленную голову. На траве лежала голова Морвен, а её незрячие глаза уставились в ночные небеса. А у ног киммерийца валялось обезглавленное тело, теперь уже неотличимое от женского. Почти неотличимое, за исключением одного — вдоль позвоночника от затылка до нижней части спины сбегала густая полоса волос, как шкура волка.

Когда ярость отпустила Конана, взору его предстала ещё более ужасающее зрелище. Прекрасная голова Морвен завертелась на земле. Дрогнули и затрепетали её веки, а мёртвые глаза замерцали, сверкнув жутким пламенем.

— Ни один человек не может убить дитя Цернуноса при свете серебристой Луны, — изрекла отсечённая голова. — O Конан, останься со мной и стань моим любовником! Закружимся в бесконечных наслаждениях. Давай танцевать вместе с рогатыми в их потайных рощах.

И под призрачным светом Луны Конан вновь побежал прочь — подальше от ужасного холма с дольменами. И ехидно-навязчивый адский хохот Морвен преследовал варвара, вздымаясь в усыпанные звёздами небеса.