В один миг повисшей ночной тишине, лязг мешочка золотых монет, брошенного киммерийцем на землю, прозвучал как раскат металлического грома.

— Будь проклят, Горбаро! — Всё, что смог подумать Конан, когда о землю звякнуло брошенное золото.

Мертвецы не разговаривают и никогда так же не могут потратить золото, за которое сражались и умирали.

Его догнали. Теперь кольцо преследователей смыкалось, уже можно было услышать их дыхание. Варвару всё это крайне не нравилось, и особенно то, что это предвещало — уготованное тварями. Повинуясь инстинкту, Конан вовремя обернулся, и нанесённым ударом меча убил ещё одного монстра, направив навстречу судьбе.

Кофийский клинок, выкованный кузнецом в Хоршемише, не подвёл. Приобретая его, Конан торговался большую часть дня, прежде чем меч перекочевал в руки нового владельца. Кузнец заверил киммерийца, что клинок достаточно остр, чтобы убить кого угодно.

Очевидно, заявленное было правдиво, хотя оставшуюся последнюю тварь из поганого семейства меч не впечатлил. Та не усмотрела в нём угрозу. Это опрометчивое убеждение пришло к ней только после долгой схватки, вместе с мечом, по рукоять воткнутым в череп.

Конан дремал под завесой деревьев в лесу на мягких сосновых иглах. Прозрачный и тёплый воздух ранней осени умиротворял. Внезапно еле различимое потрескивание прервало грёзы, заставив подняться на ноги. Киммериец тщательно прислушался, пытаясь разобрать, что за создание может появиться: возможно, его завтрак.

Чуткий слух варвара различил какие-то звуки. Похоже, крадучись приближалось некое крупное существо. Холодные голубые глаза Конана пристально всматривались во мрак. Через миг, что бы там ни двигалось, оно выберется сейчас прямо на него!

Тихое шуршание и хруст шелестящих листьев приглушили, скрыли звук стремительно выхваченного Конаном из ножен кинжала. Звуки доносящихся шагов свидетельствовали о перемещении какого-то большого зверя, передвигающегося на ногах. Через мгновение струящийся лунный свет позволил Конану рассмотреть голову пикта, высунувшуюся прямо у того места, где он только что отдыхал!

Конан позволил человеку приблизиться, а затем, внезапно резко рванувшись, сбил его с ног, отбрасывая растянувшееся тело в кустарник. Пикт заверещал. Молниеносно киммериец прыгнул на своего исконного, древнего противника и, нанеся удар кинжалом вниз, отсёк пикту левое ухо.

От отчаяния, ощутив, что клинок киммерийца отрезал некую часть плоти с его головы, пикт выхватил свой нож и в ответ вонзил его в живот Конана, но звенья кольчуги выдержали удар.

Оба откатились. Киммериец, вынужденно отпрянув назад, потом вновь сокрушительно врезал, на сей раз по зубам противника, раздробив их на кусочки. Харкающий кровью и извивающийся как безумный пикт застонал, но ответил серией яростных неистовых ударов, наносимых ножом по подмышке, груди и плечу.

Вывернувшийся пикт сумел вскочить на ноги, но Конан стремительным резким ударом в пах мгновенно заставил дикаря испытать истинную муку. Тот, отлетев назад на жёсткую сосновую хвою, осел. Одновременно киммериец ощутил, как его левая рука обмякла и почти онемела, оцепенев из-за полученных ножевых ранений, но сумел на этот раз, с трудом поднявшись на ноги, вытащить меч.

Тем временем также успевший подняться на ноги пикт отцепил свой топор с пояса и крепко сжал его в его правой руке. В темноте двое воинов столкнулись лицом к лицу сильно треснувшись друг о друга головами и почти потеряв сознание от удара.

Конан тряхнул своей дикой гривой чёрных волос, и ругнулся. Пикту повезло меньше. Он отшатнулся, двигаясь как в тумане, и снова наткнулся на ствол дерева, и ветвях запутались его длинные прямые взлохмаченные волосы. Отчаянно пикт укрывался за ствол дерева, пытаясь избежать неминуемого удара киммерийца, который уже рассёк надвое попавшуюся на дороге молодую сосну.

Пока наклонившийся Конан стремился вытянуть меч из разрубленного дерева, выскочивший из-за ствола пикт нанёс смертоносный удар топором по не покрытой, незащищённой голове Конана. Топор поразил Конана, полоснув и рассёкая бровь над левым глазом. На мгновение Конан был ослеплён кровью, хлынувшей из чрезвычайно болезненной раны. Ослеплённый варвар протянул одну руку, защищая лицо, и сумел другой перехватить и поймать руку пикта, когда тот наносил второй удар топором. Его могучие руки немедленно потянули ошалевшего, ошеломлённого от захвата человека, вырывая топор, и нанося сильный ответный удар, который раскроил бы его череп, если бы обладатель топора не отскочил назад.

Оба мужчины задыхались, их тяжёлое дыхание, отчаянные движения и потоки льющихся ругательств были единственными звуками, тревожащими тишину и безмолвие леса. Конан метнулся на врага, и они покатились по земле. Киммериец удерживал пикта и яростно пытался размозжить ему башку топором. В свою очередь пикт пытался заколоть Конана кинжалом, но не мог найти никаких уязвимых мест и прорех в его кольчуги, и одновременно будучи не в состоянии дотянуться вниз, чтобы добраться до ног противника. Конан вновь и вновь непрестанно лупил топором по голове пикта, превращая его правый глаз в почерневшее месиво. Когда пикт ошалел, Конан, уже не опасаясь удара кинжала в свою правую подмышку, смог нанести один сильный жестокий удар, раздавивший череп пикта, как тыкву.

Едва дикарь испустил дух, Конан поднял голову и вслушивался, внимая повисшей полной гробовой тишине. Если у поверженного не было никаких спутников-компаньонов, это можно считать за счастье и большую удачу, а значит, киммерийцу самому очень повезло. Однако то, что не слышно ни звука, нисколько не значило, что там — вблизи не было других укрывшихся пиктов, ведущих тайное наблюдение, или сбежавших.

Медленно стянув с себя тело мертвеца, Конан неторопливо приподнялся, принял напряжённое полусидячее на корточках подобное пригнувшемуся бегуну, готовящемуся рвануть вперёд, положение. И сидел так, уставившись во мрак, прислушиваясь к малейшему шороху. Через час киммериец тихо скрылся в лесу, производя меньше шума, чем лиса. Побежав, варвар смог бы возвратиться обратно в форт на рассвете. Однако сначала необходимо было запутать следы, и лишь потом набрать стремительный, упорный темп, поддерживаемый бесконечные мили. Его левую руку всё ещё сводило от оцепенения — результата полученных ран, но, к счастью, главная артерия не была перерезана. Однако сильное воспаление продлится ещё несколько дней и будет ныть и болеть. А затем вновь вернётся на след пиктов.

С восходом солнца Конан, появившись на поляне, достиг деревянного частокола ограждения и заметил, как лучники, стоящие поверху вдоль, высматривают в лесу пиктов. Завидев возникшего внизу и идущего по тропинке Конана, они удивлённо завопили.

— Полфунта свинины и яичницу из пяти яиц, — рявкнул Конан, когда врата распахнулись.

Внезапное появление в ночном сне Крома, повелевшего покинуть палатку и спящую рядом обнажённую рыжеволосую красотку, мгновенно сорвало с Конана налёт дремоты. Завернувшись в меховые шкуры, варвар вышел наружу, зная, что ночью даже в пустыне человек легко может замёрзнуть. Пред ним простиралась пустынная дикая местность, и киммериец не ведал, куда дальше идти, осознавая только то, что должен последовать за голосом Бога.