— С другой стороны,— вставил доктор,— мы знаем, что у каналов пока еще существует жизнь. Я взял несколько образчиков, а ты провел киносъемку и сделал много фотографий. Дейл доказал, что межпланетный полет воз...

— Эй! — перебил Фрауд.— Вон что-то спешит, только гляньте на него! — он следил, как яркая крапинка неслась к ним с изумительной скоростью, оставляя позади бархан за барханом.

— На вид она отличается от остальных. По-моему, машина что-то несет. Где этот бинокль? Да! Она держит в щупальцах некого типа. А бежит она сюда. Готовь шлюз, Дуган.

Дуган послушно потянул за рычаг наружной двери.

— А как он собирается до нее дотянуться? — начал было он, но его оборвал окрик Фрауда.

— Это не тип! Это Джоан. Джоан! — он выронил бинокль и неистово замахал руками. Рука девушки в незнакомом комбинезоне махнула в ответ, машина обогнула ракету и скрылась из виду.

Все четверо астронавтов столкнулись у внутренней двери шлюза, они не сводили глаз с огонька индикатора.

— Как они собираются поднять ее к люку? — обеспоко-енно спросил Дуган.

— Не волнуйся. Такая мелочь им не.... Вот! — закончил Фрауд, когда загорелся огонек. Дуган потянул за рычаг и повернул штурвал запорного крана. Несколько секунд спустя дверь открылась, и в отсек шагнула Джоан.

Она, казалось, не заметила приветствий. Не обращая внимания на сыпавшиеся градом вопросы, Джоан свинтила с головы прозрачный шлем и выскользнула из комбинезона-скафандра. Когда она подняла взгляд, мужчины увидели, что девушка плачет.

— Пожалуйста, не сейчас. Я расскажу вам позже,— попросила она.

Застыв в молчании, они смотрели, как она кинулась к люку и исчезла в нижнем отсеке. Фрауд удрученно почесал затылок. Нагнувшись, он поднял сброшенный ею серебристый скафандр.

— И где же, во имя Земли — в смысле Марса! — она это раздобыла?

Джоан лежала на койке в маленьком закутке. И говорила голосом, который не мог долететь до другого отсека. Вейган пообещал ей, что включит экран. Она знала, что в той комнате, далеко в Ханно, ее лицо смотрит со стены, а голос шепчет ему в уши. Ей требовалось столько ему сказать — столько всего о том, что могло быть, но...

Казалось, прошло не больше минуты, прежде чем голос Дейла призвал:

— Всем по койкам! И не забудь про ремни, Джоан.

— Хорошо,— слабым голосом ответила она, когда ее руки потянулись к ремням.

Осталось всего несколько минут. Она настойчиво шептала в пустом отсеке. Вот уже остались какие-то секунды. Она слышала, как Дейл ведет отсчет, медленно и ровно...

— Пять... четыре... три... два... один...

— О Вейган. Вейган...

История возвращения «Глории Мунди» хорошо известна. Рассказать о том, как она приземлилась седьмого апреля 1982 года в Северной Африке, имея в баках всего литр-другой неизрасходованного горючего, могут даже школьные учебники, и нет необходимости давать подробный отчет. А если вам требуются цифры для объяснения того, почему обратный путь занял семьдесят дней, тогда как полет туда — семьдесят четыре, или вам хочется знать, на сколько минут и секунд больше сорока часов ракета провела на Марсе, то самое лучшее, что я могу сделать, это снова отослать вас к книге «Мост через Космос». Ее Дейл начинил огромным (на мой взгляд, неудобоваримым) количеством математической и технической информации.

Пережитое экипажем и, особенно, Джоан вызвало споры, которые все еще не утихли. Одна научная школа рассматривает историю полета, как свидетельство того, что человек на Марсе действительно повелевает машинами и использует их для собственных целей, другая приводит ее в качестве доказательства прямо противоположного тезиса. Из-за отсутствия подробностей маятник спора качается в сторону пренебрежительного мнения третьей группы ученых мужей, которые не верят ни единому слову из рассказов астронавтов и провозглашают, что весь полет был просто-напросто надувательством. Никто, мол, никуда не летал.

После возвращения ракеты людям Земли было достаточно и того, что человек, наконец-то, закинул свой первый хрупкий зонд в космос. Дейл и его экипаж чествовали, научные общества соперничали друг с другом за право принять их в почетные члены, и, наверное, никогда еще имена пионеров не пользовались такой огромной популярностью.

И никогда еще, думала Мэри Кертенс, прожектора, наведенные на семью Кертенс, не заливали ее таким ярким светом, как в настоящее время. Но теперь, за месяцы ожидания, она научилась терпеть это с миной безразличия; она примирилась с этим ради Дейла и сохраняла в тайне свою надежду, что этот шум и крик скоро стихнут. Этой надежде суждено было сбыться намного раньше, чем она ожидала.

Очень скоро начал проявляться дух недоброжелательства. Экспедицию вообще и Джоан в особенности обвинили в том, что они не сумели сполна воспользоваться представившимися возможностями. Маятник общественного мнения качнулся от преклонения перед героями к осуждению настолько же болезненному, насколько и удивительному. Поговаривали, что враждебность вызвана тем, что американцы отказывались поверить сообщению Джоан о крушении ракеты со звездно-полосатым флагом на борту. Как бы там ни было, а за несколько недель она навлекла на себя брань и гонения за все свои действия, начиная с отлета. За несколько коротких дней девушка превратилась из героини во лгунью и разрушительницу великих возможностей. И то, что другие члены экипажа ее поддержали, ничуть не помогло. Их перекричали. Не сочли достаточным оправданием и сказанное Фраудом:

— Какое вы имеете право обвинять эту девушку? Она же человек. Да ведь, черт побери, когда грянет труба судного дня, то половина женщин пропустит его, потому что у них будет в самом разгаре какой-нибудь роман.

Буря общественного мнения была решительно против Джоан, и она могла лишь спасаться бегством в поисках убежища.

Из России пришли неприятные слухи, что Дейл на Марсе намеренно вывел из строя «Товарищ» и оставил Караминова и его экипаж умирать. И по мере того, как проходили недели и месяцы, а русская ракета не возвращалась, в эту клевету верили все больше.

Так и закончился рейс «Глории Мунди».

Прошло пять лет, прежде чем общественное мнение смогло забыть о своей низости и восстановить Дейла в положении, схожем с положением Христофора Колумба. Дуган, Фрауд и доктор Грейсон разделили с ним это возвращение в уважаемые члены общества, но Джоан — нет.

Через шесть месяцев после возвращения «Глории Мунди» Джоан умерла в маленькой хижине среди гор Уэльса, рожая своего ребенка. Но повесть о сыне Вейгана — это уже другая история.

Солнце, которому за миллиарды лет довелось повидать множество удивительных вещей на планетах своей системы, несколько часов назад взошло над экваториальной областью Марса. День только начинался. Косые утренние лучи освещали красноватые дюны и острые скалы, бросавшие на песок резкие тени. Песчаные дюны и скалы покрывали почти всю поверхность Марса. Солнце взошло еще выше, и тени пропали; унылый, залитый холодным светом ландшафт простирался во все стороны на сотни миль, пустынный и неизменный на протяжении многих столетий.

Все планеты когда-нибудь умирают. Некоторые — например, ледяной Плутон на свой отдаленной орбите — никогда и не были живыми. Они были рождены в огне, и их ожидает ледяная смерть, но они слишком отдалены от Солнца, чтобы породить жизнь. Совсем другое дело — внутренние планеты. В их число входит и Марс. Но в звездной системе не может быть ничего вечного. Жизнь возникает только на короткое время, пока на планете существуют подходящие условия. А на Марсе время, выделенное жизни, подходило к концу.

На самом деле это время истекло уже несколько тысячелетий назад, но жизнь упорно отказывалась отступать. Планету опоясала сеть каналов, что позволило ненадолго задержать катиск пустыни. Если бы не подобные отчаянные усилия, то на Марсе вскоре остались бы только низшие формы жизни, погибая на узкой полосе между ледяными шапками на полюсах и наступающими песками.