— Машины времени,— произнес он резко. Мы приблизились к «клеткам». По тому, с каким увлечением карлик начал рассказывать нам о машине времени, мы поняли, что это очень недавнее изобретение. Из его объяснений стало ясно, что один из двух рядов циферблатов устанавливает время, куда намечается совершить путешествие. Циферблат состоит из семи индикаторов — от одного часа до десяти тысяч лет. Приборы нижнего ряда определяют место прибытия. Положение машины может быть рассчитано буквально до фута, для этого необходимо лишь установить правильное соотношение между временем и местом прибытия и рассчитать отношение движения машины к скорости движения Земли.

— А это для чего? — спросил кто-то из нашей группы и потянулся к рычагу на панели управления машины. Карлик бросил на него быстрый взгляд, и не успела рука смельчака опуститься на рычаг, как он неожиданно пошатнулся и рухнул на пол. Как он рассказывал позднее, будто какая-то невидимая сила внезапно нанесла ему сокрушительный удар.

— Что я говорил! — возбужденно воскликнул мой сосед.— Сила мысли, вот что они используют! Вот почему их руки так слабы, они им попросту не нужны.

Карлик, оказывается, слышал наш разговор, поскольку тут же оглянулся.

— Я удивлен,— усмехнулся он.— Оказывается, вам известны даже такие понятия как «сила мысли». А я-то по вашим реакциям решил, что у вас имеются только инстинкты.

— Это оскорбление! — возмутился кто-то позади меня.

— Вас тридцать человек,— невозмутимо продолжал незнакомец,— предлагаю проверить, сможете ли вы все вместе устоять против меня одного.

Мы замерли в изумлении. Там, где всего секунду назад стояли «клетки», ничего больше не было, а вокруг нас расстилались бескрайние просторы пустыни.

— Ну, прямо сказка про волшебную лампу Аладдина,— проворчал мой сосед, нагнувшись и зачерпнув песок ладонью.

Карлик едва не смеялся над нашей растерянностью.

— Вы прекрасно знаете, где находитесь на самом деле,— сказал он,— и все же видите и чувствуете пустыню. Надеюсь, теперь вы убедились, что ваша сила гораздо меньше моей. Может, попробуете снова увидеть зал?

Я полагаю, что в событиях, которые произошли потом, немалая заслуга одного из самых выдающихся людей нашего времени, профессора Туна. Какое-то время мы еще ощущали исходящий от песка жар, а затем вокруг стали проступать неясные очертания зала. Медленно, как сквозь туман, проступили стены, но через секунду снова начали таять. Потом неожиданно контуры салона стали четче, и мы снова очутились в знакомом помещении. Карлик еле стоял на ногах и тяжело дышал.

— О Господи,— удивленно прошептал кто-то,— да ведь он измотан так, будто пробежал двадцать миль. Во всяком случае, мы показали, что тоже чего-то стоим!

На обратном пути в аэропорт профессор Тун предложил членам комиссии собраться в Париже и обсудить создавшееся положение прежде, чем каждый из нас начнет готовить доклад для своего правительства. Делегаты приняли это предложение единогласно, так как чувствовали себя довольно неуверенно и хотели получить хоть какие-нибудь рекомендации относительно отчета.

С общего согласия заседание открыл профессор Тун.

— Джентльмены,— начал он,— каждому из нас на днях предстоит дать отчет о нашем путешествии. В свете того, что мы узнали, вопросы, которые нам будут задавать, покажутся большинству из нас просто нелепыми. Однако еще более нелепыми покажутся наши ответы. Нас спросят, как устроен и за счет чего движется тот летательный аппарат, на котором мы путешествовали. Мы ответим, что не имеем об этом ни малейшего представления. Это покажется им очень странным. У нас поинтересуются, много ли карликов населяет тот мир. Мы ответим, что видели около пятнадцати. Когда же нас спросят, каким оружием располагают наши противники, мы вынуждены будем признаться, что, скорее всего, у них вообще нет оружия. Сколько там летательных аппаратов? Мы видели только один. Что собой представляет золотой металл? Тоже неизвестно. И так будет продолжаться до тех пор, пока им не надоест потешаться над нами. Короче говоря, мы попросту рискуем стать всеобщим посмешищем.

И если это случится, наши предостережения никто не воспримет всерьез. Редко, джентльмены, какая-нибудь комиссия приходила к менее конкретным результатам, чем наша. Вот если бы мы рассказали о сверхмощном оружии, неизвестных разрушающих лучах, новых смертельных газах — вот тогда бы нас выслушали внимательно. Вместо этого мы обнаружили угрозу такой силы, по сравнению с которой все вышеперечисленное просто детские игрушки.

Но если мы сами до сих пор не осознали все это до конца, то как мы сможем убедить в чем-то других? Все, что мы видели, это один странный летательный аппарат, одно не менее странное здание, нескольких карликов, несколько машин, про которые нам сказали, что они могут переносить людей во времени, и другие непонятные механизмы. Кроме того, нам показали весьма интересное кинематографическое шоу. Но вот наши ощущения мы передать не сможем. Как описать скептически настроенной аудитории охватившее нас тогда чувство потенциальной угрозы? И все же я убежден, что люди должны узнать о той силе, с которой столкнулись, о мощной интеллектуальной и духовной сущности, по сравнению которой мы едва ли вообще достигли уровня разумных существ. Нас должны услышать и нам должны поверить! На нас лежит огромная ответственность.

Конференция продолжалась два, как мне кажется, потраченных впустую дня. Участники конференции сосредоточивали свое внимание в основном на вопросах отражения угрозы, поэтому профессору Туну постоянно приходилось напоминать коллегам о том, что сначала следует решить, как убедить правительства в реальности надвигающейся опасности. Остальное будет уже делом самого правительства.

Вернувшись на родину, я потратил много времени, пытаясь убедить одного твердолобого правительственного чиновника в своей правоте. Он сидел напротив меня в своем роскошном кабинете с видом человека, чье драгоценное время расходуют впустую.

— Неужели вы не можете оценивать военную мощь какими-то другими критериями, кроме как количеством пистолетов? — не выдержал я наконец.

— Ну, они могут иметь воспламеняющие лучи,— согласился он.

Я застонал в изнеможении. Он даже не понял моей иронии!

— Они развиваются в совсем другом направлении!

— Но, насколько я понял из ваших описаний, их физические данные оставляют желать лучшего.

— Я думаю, что внешний вид этих людей сформировался уже десятки тысяч лет назад. Но их интеллект все это время непрерывно развивался, и его сила чувствуется, стоит только с ними встретиться. Тридцать наиболее выдающихся людей нашего времени с трудом преодолели силу внушения одного из их мелких служащих!

Чиновник улыбнулся.

— И насчет их самолетов,— продолжил я.— Представьте, что на борту не было никого, кроме членов комиссии: ни пилота, ни экипажа. Все работало на телепатическом контроле.

— У нас тоже есть радио,— мягко напомнил мой собеседник.

Оправдывались мои самые худшие опасения. Все было безнадежно. Но я решил предпринять еще одну попытку.

— Вы, должно быть, просто не поняли, над чем они работают. Мы мало думаем о будущем человеческого разума, а они уже знают это будущее. Они стремятся выйти за пределы бренного человеческого, существования и знают, что со временем смогут этого достигнуть.

— Невозможно. Не может быть разумных существ без мозга!

— Почему бы и нет? Мозг — это только орган, центральный контроль над другими органами. Уже сейчас они могут программировать свой разум, но все еще вынуждены использовать тело как базу для этих операций.

— Вы серьезно предлагаете мне в это поверить?

— А разве вы сами не слышали голос, который предъявил нам ультиматум?

— Да, слышал.

— И считаете, что он шел из громкоговорителей?

— Разумеется.

— Тогда, возможно, вам любопытно будет узнать, что в Лондоне сделали аудиозапись одной из речей. Когда ее поставили на прослушивание, кассета оказалась абсолютно пустой. Это произошло потому, что сообщения исходили вовсе не из радиоприемников.