Какое-то время все молчали. Найт с мрачным выражением лица вел орнитоптер. Хэл, казалось, безучастно смотрел вперед, на его лице не было вообще никакого выражения. И Хейердал почувствовал, что именно он должен нарушить эту гнетущую тишину, которая возникла из-за его рассказа.

– И куда мы теперь летим? – спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал нормально.

– В единственный город уотов, – мрачно ответил Найт, поддавшись настроению остальных. – Он называется Арарат.

– Еще один след Уотсона – он ведь почитал Библию? – спросил Хейердал. – Но я думал, что уоты – кочевники.

– В основном, да, но этот город у них нечто вроде святыни в память об Уотсоне – и место для религиозных собраний. Кроме того, им нужно какое-то место для изготовления оружия и инструментов. К счастью, они не научились делать ничего посерьезней винтовок, поэтому пушки у них так и не появились.

– Разве вы не можете заставить эту проклятую штуку лететь быстрее? – внезапно взорвался Хэл, голос его звенел от ярости.

– Летим на максимальной скорости, – коротко ответил Найт.

ВИДИМОСТЬ БЫЛА настолько ограничена, что они внезапно обнаружили, что уже летят над предместьями города уотов. Среди деревьев мелькали одноэтажные постройки, они становились все более многочисленными и скученными, и вскоре орнитоптер летел над извилистыми, узкими улочками. Город Арарат был больше похож на временные городки эпохи американской золотой лихорадки, нежели на столицу государства. На улицах не было видно ни единого пешехода.

– А куда подевались... – начал было Хэл, но тут лицо его перекосилось от ужаса.

Под ними оказалась овальная арена, заполненная тысячами полуобнаженных уотов. Все стояли, повернувшись к дальнему концу арены, склонив головы, точно в молитве. А там, на большом постаменте, стояла гигантская каменная фигура. Статуя была облачена в старинную одежду и стояла, воздев руки к небесам, словно обращалась к Богу.

– Значит, они сделали Уотсона своим идолом, – пробормотал Хейердал.

Кроушоу его не услышал. Он пристально глядел на фигурку, стоявшую у постамента. Цепь от ее металлического ошейника была прикреплена к каменному блоку.

Одновременно уоты словно ожили. Они замахали руками, и в орнитоптер полетел град камней.

Найт притормозил и круто наклонил нос машины, чтобы воспользоваться пулеметом. Краем глаза он увидел второй самолет, летящий низко над толпой. Но тут раздался дикий крик: «Фрида!», и из самолета выпрыгнул человек.

По всем правилам Кроушоу должен был погибнуть в этом головоломном прыжке. Он приземлился на пустом пространстве между толпой и жертвой, перекувырнулся через голову и секунду спустя ринулся к Фриде. Она осела под градом камней как раз в тот момент, когда Кроушоу достиг ее, и последним прыжком он прикрыл девушку своим телом.

Где-то выстрелила винтовка, и ту же ей ответили пулеметные очереди, поскольку подошли другие аэропланы. Сначала один, за ним другой уот бросился бежать, и вскоре вся толпа, топча друг друга, ринулась в тесноту узких улочек. Пулеметы беспощадно косили их сверху – на сей раз дингтоны возжаждали крови.

Найт посадил орнитоптер возле громадной статуи Уотсона. Хэл медленно вылез из него и пошел к лежащей у постамента паре.

Остальные увидели, как он покачал головой и, сбросив куртку, накрыл ею прижавшиеся друг к другу неподвижные тела. Секунду он глядел на них сверху вниз, затем повернулся и неровным шагом вернулся к орнитоптеру.

– Оба мертвы и оба улыбаются, – ровным голосом сказал он. – Хотел бы я умереть так же, как они.

– Хэл! – прокричал чей-то голос.

Это был голос Виды.

Хэл открыл рот, но не смог издать ни звука.

– Вида, где ты? – наконец, крикнул он срывающимся голосом.

– В клетке под статуей!

Через несколько минут они уже освободили Виду и Люси. Вида бросилась в объятия мужа и зарыдала от облегчения.

Тимберли выскочил из машины, едва ее крылья перестали колебаться, и бросился к Люси. Когда они встретились, ее глаза тоже влажно заблестели.

– Мой дорогой... – закричала она. – Твоя голова!

Тимберли и думать забыл о широкой красной царапине, пересекавшей его лоб. Сердце его болело сильнее, чем голова.

А в городе совершалась настоящая резня уотов, поскольку в это обиталище фанатиков ворвались орды горлаков с винтовками и пулеметами, охваченные жаждой убийства.

– А вы знаете, что избиение камнями в древности было наказанием за богохульство? – спросил Хейердал.

Остальные кивнули.

– Этого я и боялся, – ответил ему Найт. – Уоты стремительно регрессируют. Скоро они стали бы настоящими дикарями, куда менее разумными, чем горлаки. Нам придется уничтожить их всех, иначе мы никогда не будем чувствовать себя в безопасности.

Некоторое время Хейердал размышлял в наступившей тишине, затем сказал:

– Странно как... Мы устремились к звездам, а они в это время падают в пропасть невежества. До чего же они могут дойти?

– Чтобы узнать это, нужно всего лишь вспомнить историю Человечества, – сказал Хэл.

ОСТАЛЬНОЕ ВЫ все знаете. В газетах и фильмах были показаны всему миру картины жизни венериан. Книга Тимберли «Флора и фауна известной Венеры» стала бестселлером. Все видели фильмы, смонтированные из пленок, заснятых бедной Фридой. Хэл и Вида Ньютоны много раз рассказывали в интервью и радиопередачах о том воистину королевском приеме, который им оказали дингтоны, когда «Нация» перелетела и совершила посадку возле нового, странного Чикаго. Все это общеизвестно.

Моей задачей было не описывать в тысячный раз Венеру, а рассказать историю ее исследователей. И хотя пятеро из тех, кто отправился в полет, присоединились к знаменитой компании авантюристов всех времен, которые заплатили своими жизнями за исследования мира, все же память о них будет не меньше, чем о тех четырех, кто вернулся, как и о том, кто остался жить на Венере. Остался? Да, Хейердал все еще на Венере, помогает Найту построить вторую «Нацию». И в любой день они могут прилететь на Землю, пронесясь по космосу, точно искусственный метеор.

Перспектива застрять на Марсе не слишком огорчила Мэрилин, во всяком случае поначалу. Она жила в пустыне, неподалеку от места, которое после неудачной посадки "Андромеды" стали называть посадочной площадкой. И когда инженеры сказали, что из-за ограниченных средств обслуживания ремонт продлится по меньшей, мере месяца три, а вернее даже четыре, Мэрилин тоже не удивилась. Самое удивительное, что пассажиры "Андромеды" отделались только порядочной встряской.

Мэрилин не забеспокоилась и тогда, когда ей объяснили, что в соответствии с простейшими правилами астронавтики "Андромеда" не сможет стартовать раньше чем через восемь месяцев, когда Земля займет более благоприятное положение. Но Мэрилин несколько встревожилась, поняв, что у нее будет ребенок. Марс не казался самым подходящим местом для рождения ребенка.

Вообще-то Марс ее удивил. Когда Франклину Годэлпину через несколько месяцев после свадьбы предложили работу по освоению территорий "Джэсон майнинг корпорейшн", именно Мэрилин уговорила мужа взять эту работу. Она интуитивно чувствовала, что люди, которые будут первыми на Марсе, в дальнейшем займут там видные места. О самом Марсе, судя по фотографиям, у нее сложилось невысокое мнение. Но она хотела, чтобы ее муж занял видное место, и желала быть рядом с ним. Поскольку разум и сердце были у Франклина в разладе, жена могла перетянуть и туда, и сюда. Но она встала на сторону разума по двум причинам. Во-первых, она опасалась, как бы муж из-за любви к ней не упустил такого случая, а что касается второй причины, приведем собственные слова Мэрилин:

- Милый, если мы собираемся заводить детей, я хочу дать им все, что мы можем. Тебя я люблю всегда, каким бы ты ни был, но ради детей я хотела бы, чтобы ты стал большим человеком.