— Да разве я иначе думаю?
Карпов уехал, но потом вновь появился в Каменке. Он сидел на пороге предбанника.
Над поседевшим от мороза лесом, что стеной опоясывал деревню, показались бледно-красные полосы. Начиналось утро.
— Хорош морозец, — произнес Карпов, потирая озябшие руки. Он редко появлялся, зато всегда с новостями.
Иванов вспомнил предыдущий приезд Александра Ивановича с моряком Камовым. Тогда тот привез радостную весть о разгроме немцев под Москвой.
И сейчас Карпов новостями душу согревает… Он был в отличном настроении. Сообщил, что партизаны расширяют свою республику, восстанавливают в освобожденных деревнях Советскую власть.
— Расширяем партизанский край… В ближайшее время преподнесем немцам такую пилюлю, которую им трудно будет проглотить, подавятся.
Что это за пилюля, Карпов не пояснил, а спрашивать Никита Павлович не решился.
— А что у тебя нового?
Иванов рассказал о ленинградцах.
— Слышал, слышал. Значит, живы и здоровы. Прибыли как нельзя кстати. Начинаем собирать продовольствие для Ленинграда. Моряки подоспели вовремя! Они пойдут по деревням вместе с нами. Им есть что рассказать! Шуханова пригласи вечером, обо всем потолкуем с ним… А сейчас пойду к Рачеву. Людей в школе собралось много, надо приободрить.
— Сходи, сходи, — одобрил Иванов. — Я бываю там. Сердце кровью обливается…
И действительно, людей надо ободрить. Карательная экспедиция Креймана сожгла дотла тридцать деревень да еще уничтожила пятьсот домов, хозяева которых им показались подозрительными. Жгли, грабили, вешали, насиловали. Тысячи женщин, детей и стариков остались без крова. Партизаны разместили обездоленных в свободных избах, школах, в том числе и Митровской. Туда и спешил Карпов…
Глава вторая
Под вечер Шуханов приехал в Каменку. Никита Павлович проводил его в горницу.
Вскоре послышался голос:
— Старшина, принимай!
— Есть, принимать, — отозвался моряк.
В полумраке появился Карпов.
— Приятно познакомиться, — протянул он руку. — Карпов, Александр Иванович.
— Шуханов, Петр Петрович. Уже наслышан о вас.
Карпов снял шапку, полушубок. В сером свитере из грубой шерсти, стеганых брюках и валенках, он походил на лесоруба, вернувшегося с работы.
— Знаю, добирались с приключениями? — спросил Карпов. — Неудивительно. Вы прибыли в наш край в трудное время. Только что здесь зверствовали каратели Креймана. А узнали мы о вас лишь несколько дней назад. Сильно беспокоились… До сих пор гарью пахнет. Сегодня весь день провел в школе. Там собрались погорельцы. Тяжко смотреть, особенно на ребятишек: оборванные, голодные. А чем поможем? Рассказал им, как наши войска разгромили гитлеровцев под Москвой! Сразу повеселели люди… — Он взял со стола листовку, пробежал ее глазами, спросил стоявшего рядом Камова: — Не залеживаются?
— Где там! Володе только подавай. У него целая армия помощников. А у меня мало возможностей — одним пальцем стучу.
— Очень нам нужна печатная машина! — сокрушенно произнес Карпов. — А ведь уже в руках держали. — Рассказал о печатнике районной типографии Филатове и его друзьях. — Задумали мы отобрать у немцев небольшую печатную машину, все было на мази, но фашисты пронюхали. Филатов еле ноги унес. Но шрифт-то все же успел помаленьку в карманах перетаскать. — После некоторой паузы: — Спасибо, Камов выручает. Да, вы ведь знакомы? Старшина — мастер на все руки.
— Верно, — сказал Шуханов. — Пером владеет. Читал его «Непридуманные рассказы».
— Летописец! — Карпов засмеялся. — Стало быть, кое-что о нас знаете? Да, начали мы с малого. Теперь у нас — партизанская бригада. Обширный район контролируем: свыше четырехсот малых и больших деревень снова живут по советским законам. Лесная партизанская республика! Вот немцы и решили покончить и с республикой, и с нашей бригадой, для этого направили дивизию Креймана… Спасибо, Москва нас выручила… Наступление наших войск под столицей перепутало немецкие карты.
Теперь Шуханов знал, что такое Лесная республика. Он внимательно слушал и смотрел на секретаря райкома: «А ведь я его другим представлял — этаким богатырем. А он обыкновенный. И бороденку, видно, недавно начал отращивать, клокастая она какая-то. А вот глаза приятные — в них и мягкость и решимость. Говорит темпераментно».
— С вами, Александр Иванович, я в Ленинграде познакомился. Да, да, — сказал Шуханов.
— Запамятовал! — удивился Карпов. — На каком-нибудь совещании?
— Заочно… Журналист Лукин познакомил. Помните его? Он о вас и о других товарищах, оставшихся в тылу, рассказывал. Просил передать привет. Его поручение выполняю с превеликим удовольствием.
— Знаю, знаю Антона Захаровича. Больной он, язва его еще тогда мучила. Наверно, ему очень тяжело.
Шуханов достал из кармана пакетик с блокадным хлебом.
— Дневная норма рабочего, — тихо сказал он.
Александр Иванович бережно взял грязноватый ломтик, на руке прикинул его вес, понюхал, еще раз осмотрел и передал Камову.
— Да-а-а, — Карпов поднялся, стал ходить — три шага вперед, три обратно, — у нас тут, в Лесной республике, люди горят желанием послать в Ленинград продовольствие.
— Слышал и, признаться, сначала не поверил. Каким образом?
— Сами еще не знаем, — ответил Карпов. — Мысль эту подали наши колхозники, а мы поддержали.
«Люди с такой верой в правое дело все могут, любые дерзновенные мечты им под силу», — подумал Шуханов.
— Ваша помощь будет неоценима. Нам, Петр Петрович, нужны агитаторы, — продолжал Карпов. — Вот как нужны, — провел рукой по горлу. — Ваших людей пошлем по деревням. Посмотрите нашу республику, побываете и за ее пределами. Опасно, конечно, но необходимо! Расскажете о героях Большой земли, о Красной Армии, о флоте и, главное, о Ленинграде. И вот этот кусочек несъедобного хлеба покажите.
— Вся наша группа поступает в полное ваше распоряжение, Александр Иванович. Ждем указаний.
— Пока возвращайтесь к себе и ждите. Распределите людей по одному-два человека. Иванов даст проводников. Вы, Петрович, поедете со мной через пару дней. Маршрут я разработаю.
Глава третья
Январь сорок второго года начался сильными снежными метелями. Вышел Никита Павлович поутру, чтобы проведать Камова да новости у него узнать, и ахнул — кругом сугробы, а баня занесена аж по самую крышу.
Захар хотя и берег батареи, но не пропускал часы приема. Хорошие поступали вести с Большой земли. Наступление Красной Армии, начавшееся разгромом немцев под Москвой, продолжалось. Действовал и Северо-Западный фронт. Упорные бои проходили близ Старой Руссы, Великих Лук. В наушниках звучали знакомые населенные пункты, реки, озера, расположенные совсем близко от Лесной республики и Каменки… Узнал Захар и о том, что, разгневанный провалами на восточном фронте, Гитлер сместил со своих постов некоторых генералов. Старшина сделал вывод:
— Не от хорошей жизни беснуется фюрер.
Никита Павлович продолжил его мысль:
— Война с нами оказалась трудной, вот и психует ефрейтор.
Однажды Камов принял радиограмму с пометкой «лично Волкову». В ней говорилось о вылете представителя штаба фронта. Камов сказал о телеграмме Никите Павловичу. Тот подумал, провел рукой по бороде, как любил делать, когда требовалось над чем-то серьезно поразмыслить, посмотрел на моряка и медленно пробасил:
— Как пить дать, с важным делом. — Иванов вспомнил слова Карпова о пилюле, которая будет преподнесена немцам. — Силы у нас выросли, пора и за большие дела браться. Мы им еще покажем, где раки зимуют.
— Самое важное сейчас — сбор продовольствия, — сказал Камов…
А некоторое время спустя в землянке под баней собрались Чащин, Сащенко и Камов. Баню накануне топили, было тепло, и они, покуривая, говорили о недавнем большом походе партизан.
— Молодцы наши, так-то. Уж бить так бить! — произнес Иванов.
— Эх, жаль, меня там не было. Я бы…
— У нас своих забот полон рот, — тут же ответил Никита Павлович.
