Широкий размах погромов охватил Петроград. На борьбу с погромщиками решительно выступили отряды Красной гвардии, которым энергично помогали революционные моряки. Первый Всероссийский съезд Военного флота обратился к гражданам Петрограда со специальным воззванием: «Мы, Всероссийский съезд Военного флота, клеймим несмываемым позором тех, кто, несмотря на серьезность момента, предается пьянству, разгрому винных погребов и разным другим бесчинствам. Мы заявляем, что… не остановимся перед самыми суровыми мерами в борьбе с этим злом».

Нужно было принимать срочные меры. Нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский, тревожась за сохранность «сосредоточенных во дворцах произведений искусства», просил Военно-морской революционный комитет «сделать срочное распоряжение о вывозе всех хранящихся в дворцовом винном складе напитков в Кронштадт под ответственность Кронштадтского Совета»…

Нелегкая это была борьба — с пьяными погромами, которыми, по утверждению Джона Рида, «занималась особая организация, содержавшаяся кадетами».

Особенно опасная обстановка сложилась у Зимнего дворца и Эрмитажа, в подвалах которых хранилось большое количество ценных вин. Подвалы захватили пьяные громилы и чувствовали там себя полноправными хозяевами — очередь горожан за бесплатным вином тянулась от Зимней канавки до Литейного моста и по Миллионной улице до Марсова поля. Одновременно было разграблено двадцать винных складов в разных концах города. Пьяные погромы превращались в антисоветские демонстрации и серьезно угрожали не только революционному Петрограду, но и существованию самой Советской власти. Необходимо было срочно покончить с разгулом контрреволюции в столице.

Во второй половине ноября Петроградский военно-революционный комитет предписал Военно-морскому революционному комитету под прикрытием двух броневиков «немедленно выкинуть всех пьяниц из Зимнего дворца, занять выходы».

В приложении к своей книге «10 дней, которые потрясли мир» Джон Рид пишет, что винные погромы беспощадно подавлялись и уничтожались запасы вин, «при этом было разбито и вылито много сотен тысяч бутылок. Погреба Зимнего дворца, где хранилось множество редких вин общей ценностью свыше 5 миллионов долларов, подверглись той же участи.

В этой работе кронштадтские матросы проявили железную выдержку и дисциплину…»

Ноябрьской ночью, во время завершения «винной операции», в районе Зимнего дворца встретились Дыбенко и Антонов-Овсеенко.

— Огромная работа выполнена, — сказал Антонов. — Можешь, Павел Ефимович, доложить Военно-революционному комитету: из подвалов Зимнего и Эрмитажа все пьяницы вышвырнуты, запасы вин ликвидированы. Моряки — молодцы!

— Как всегда, Владимир Александрович! — с гордостью подтвердил Дыбенко.

— Что верно, то верно, — согласился Антонов.

Позднее Владимир Александрович запишет: «Только когда за борьбу с пьянством взялись гельсингфорсские моряки, погреба Зимнего были обезврежены. Это была своеобразная титаническая борьба. Моряки держались стойко, связанные свирепым товарищеским обетом „Смерть тому, кто не выполнит зарока“. Борьба на этом была закончена…»

Закончена в подвалах Зимнего и Эрмитажа… Однако в столице было много винных погребов и складов. Туда и ринулись погромщики.

В середине ноября В. И. Ленин подписал решение, обязывающее Петроградский военно-революционный комитет «принять самые решительные меры искоренения спекуляции и саботажа, скрывания запасов, злостной задержки грузов и пр.». Виновные в такого рода действиях подлежали «немедленному аресту и заключению в тюрьмах Кронштадта впредь до предания Военно-революционному суду». Почему Кронштадта? В Петрограде во всех ранее существовавших учреждениях, в том числе и в юстиции, продолжали служить старые чиновники. Они способствовали побегам из мест заключения арестованных саботажников, спекулянтов, организаторов погромов и грабежей. Сам нарком юстиции левый эсер Штейнберг, которому были подчинены тюрьмы, приказал освободить из-под стражи арестованных участников «Союза защиты Учредительного собрания». Дыбенко предложил: заклятых врагов Советской власти посылать в кронштадтские тюрьмы. «Царское правительство на острове воздвигло каменные мешки для матросов-бунтарей, пусть там теперь отбывают наказание настоящие враги… Мы присмотрим за ними…»

Для борьбы с погромами приказом Военно-революционного комитета 1 декабря был назначен специальный комиссар с особыми полномочиями, а несколько позднее создан Комитет по охране революционного порядка во главе с К. Е. Ворошиловым. До этого он занимал беспокойную должность комиссара по градоначальству и нередко обращался к флотскому паркому за матросским подкреплением. Ворошилов вновь пришел в Адмиралтейство.

— Выручай, нарком. Нужны надежные моряки.

— Для революционного дела выделим самых надежных, — сказал Дыбенко. — Охрану Зимнего и Эрмитажа постоянно несут сорок матросов.

После заседаний Совнаркома Дыбенко и Коллонтай из Смольного выходили обычно вдвоем и не спеша шагали по Суворовскому проспекту, затем по Невскому к Адмиралтейству. Так было и на этот раз. Уже близ Невского проспекта около углового дома увидели человека, приклеивавшего к стене какую-то бумажку.

— Стой, стрелять буду! — крикнул Дыбенко, выхватывая из кобуры наган.

Но человек скрылся в воротах.

Некоторое время шли молча.

— Вчера разговаривал по прямому проводу с Гельсингфорсом, — сказал Дыбенко. Николай Измайлов опять жаловался, говорит, матросов на кораблях и так не хватает, а их ежедневно забирают в министерства и ведомства. Спрашивает, как быть. Я ему ответил: «Пока не уничтожим контру, придется отдавать моряков».

С окна верхнего этажа дома, около которого проходили, слышались пьяные голоса: «Когда б и-и-име-ел златы-е-е-е го-о-ры-ы…»

— Наверняка краденой водкой опились, — зло произнес Дыбенко. — 14 ноября громилы ворвались на склады пивного завода Дурдина на Обводном канале. Пришлось наводить порядок. Для охраны завода выделили матросов.

— Опять матросов, — заметила Коллонтай.

На вокзальной площади, обогнув памятник Александру III, шагал морской патруль, направлялся в сторону Невского. Невский проспект и прилегающие к нему улицы охраняет экипаж минного заградителя «Амур».

— Командует отрядом член судового комитета Николай Антропов, — пояснил Дыбенко. — Пойдем поговорим с ним.

Дыбенко поздоровался с Антроповым за руку, с матросами, приложив руку к бескозырке, спросил:

— Происшествий нет?

— Около Елисеевского магазина собралось с полсотни пьянчуг, увидели нас, тут же разбежались, — доложил Антропов.

Николаю Антропову было лет двадцать пять — тридцать, стройный, глаза улыбчивые, бескозырка чуть сдвинута на левое ухо, бушлат туго перетянут черным ремнем, на котором висел наган. Матросы вооружены винтовками.

Дыбенко, Коллонтай и Антропов, несколько отдалившись от патрульных, шли по безлюдному Невскому проспекту, говорили о хлебе насущном, о том, что созданная Петроградским военно-революционным комитетом продовольственная комиссия из представителей населения, рабочих, матросов и солдат в первый же день на товарной станции Николаевской железной дороги обнаружила спрятанные в тупиках вагоны, а в них свыше 90 тысяч пудов муки, крупы, животного масла, сахарного песка.

— Мы послали матросский отряд на Ладожское озеро, — сообщил Дыбенко. — Поступили сведения, что там на пристанях расхищаются баржи с продуктами. Все подтвердилось. Виновники арестованы и предаются революционному суду. Оставшееся продовольствие доставлено в Петроград.

— Я рада, кое-что из этой капли досталось сиротам и инвалидам, — сказала Коллонтай. — Голодают, бедняги, а дети исхудали, смотреть страшно.

Около Казанского собора они попрощались с Антроповым и матросами.

— Сегодня заходил к Владимирову, — сказал Дыбенко. — Глава Петроградской продовольственной управы благодарил флотских за то, что мы направили к ним 35 баталеров[9] и писарей… Ты давно знаешь Мирона Константиновича?