«Дверь медленно закрывается, с тошнотворным мерзким скрипом. С каждым последующим дюймом сердце наполняется страхом, ты больше никогда не увидишь его Найфмэн. Ты больше никогда не пожмешь его руку…»

– Пол, прости, что меня не оказалось в тот момент, когда я так был тебе нужен. Никогда не прощу себе этого. Я должен был почувствовать, должен был понять. Я ведь всегда чувствовал, прости. Пока бьется мое сердце, ты всегда будешь жить в нем! Пока бьется сердце, в нем всегда будет жить ненависть к убийце…

Тонкая струйка крови потекла из правого уха Пола. Теперь вблизи выражение его лица не было таким умиротворенным, каким казалось ранее. Он увидел страдание, ужас, неверие и… удивление. Только теперь он увидел, что пальцы рук перебиты и неестественно искривлены, губы приоткрыты, так что видны белоснежные зубы, а густой слой пудры и крема скрывает кровоподтеки по всей правой половине лица.

Отец Сэмуил смотрел прямо на него. Джек сжал кулаки так, что они хрустнули. Внутренняя дрожь усилилась, испарина выступила над верхней губой, а сердце пробивало грудную клетку. «Проклятые птицы, их карканье сводит с ума»!

Луис буквально оттащил его в сторону.

Крышку гроба опустили. Лебедка заработала, опуская его в могилу – последнее пристанище измученного израненного тела. Джереми, вскрикнув, дернулся вперед. Стая ворон кем-то потревоженная с криком взмыла вверх – «зрители» встретили завершения финальной сцены громкими «овациями».

Джек посмотрел в дальний конец кладбища, ребенка не было.

– Дже… – раздался шепот у самого уха. Будто со всей силы ударили в спину. Он дернулся, молниеносно разворачиваясь. Позади, всхлипывая, стоит Моника Грейт. Мокрые глаза за толстыми стеклами очков, кажутся просто огромными. Нервно кусая губы, она смотрит на могилу, продолжая теребить края легкой блузки, не замечая его пристального взгляда.

К шепоту Моника явно не имеет отношения, потому что Джек сразу узнал этот голос. Узнал интонацию. Эту, свойственную только одному человеку манеру говорить тихо, с придыханием, прикрывая руками глаза, будто от усталости. Он узнал бы этот голос из тысячи. Узнал бы даже через сотни лет!

Никому из присутствующих голос принадлежать не мог.

По спине стекла струйка пота. Да, он сразу узнал голос и от этого волосы на голове стали дыбом. Дышать стало трудно, он словно захлебывался, проваливаясь в ледяной омут.

«Дверь… медленно закрывается. Нет! Не уходи»!

Шепот до боли родной и теплый, мог принадлежать только ему. Шепот, который словно машина времени отбросил на много лет назад к тому, кто ушел, навсегда закрыв за собой дверь. Человеку, который был и остается для него всем. Человеку, который был ему братом…

– Сэмми… – прошептал Джек.

***

Дом Джереми и Тины Хьюстон находился рядом с особняком Скайокеров, сразу через шоссе на Холанд Стрит. Идеальный газон, кусты голландских роз, издающих тончащий аромат, стоит только пройти мимо, вьющийся по стенам декоративный плющ, окутывающие высокие окна зеленым орнаментом, глубокий бассейны с плавающими на поверхности листьями тополя, сорванными вчерашним ветром, все выглядело одиноким и покинутым. В доме поселились боль и безумие, а гнетущая тишина обостряла чувство потери, словно вокруг дома провели невидимую черту, навсегда огородив от остального мира, превратив в вампира, пожирающего жизненные силы и волю каждого, кто смел пересечь эту черту.

Джек вошел в гостиную: с потолка свисала пузатая люстра с множеством хрустальных сосулек, бросающих золотистые отблески по зеркальному паркету, полукругом расставлены мягкие кресла прямо напротив высокого окна, откуда открывался прекрасный вид на реку, теряющуюся к востоку в лесных джунглях. Рядом стол с многочисленными закусками и вином. Над камином из белого гранита портрет Пола.

Джереми, владелец сетью ювелирных магазинов, был дельцом до мозга костей, сколотив состояние исключительно благодаря деловой хватке и интуиции. Начиная дело и имея лишь крохотный магазинчик в Файерлейке, он быстро разбогател, продолжая играть на бирже и вкладывать ценные бумаги в развивающиеся компании. К своим пятидесяти он сколотил приличное состояние, счет в банке, дающий уверенность в завтрашнем дне, огромный дом, в котором все сделано с любовью, прекрасную семью и самое главное наследника.

Пол был для него смыслом жизни, гордостью, надеждой. Он видел в нем будущее, видел того, кто достигнет таких вершин, о которых он мог лишь мечтать, тот, кто продолжит семейный бизнес, ступив на новый уровень. Трагедия отняла все, перечеркнув жизнь черной лентой – оставив голое пепелище на том месте, где только что цвел сад.

Только ради него он работал все эти годы – не покладая рук, забывая об отдыхе и спокойных вечерах в кругу семьи. Только ради него шел на риск, мечтая, как в одни прекрасный день передаст в руки сына ту империю, которую создал сам. Полу никогда бы не пришлось довольствоваться малым и рисковать, ставив на кон все, что имеет. Никогда бы…

Собравшиеся в доме шепотом переговаривались, обсуждая прошедшие похороны и состояние Тины, периодически поднося ко рту бокалы с вином и устремляя взгляды в сторону камина. Джереми, опустошенный и подавленный сидел на диване, обхватив голову руками, в окружении мистера Гордона и Рона Керлина, мечтая лишь об одном – остаться в одиночестве, выпить бутылку или две коньяка, забываясь в пьяном угаре. Тина, словно статуя, в ступоре стоит возле портрета сына, не воспринимая действительность, не слыша и не видя никого, не смея оторвать глаз от его лица.

Джек, Луис, Майкл и Дэн подошли к Джереми еще раз выразить соболезнование и проститься. Майкл выпил немного вина, в надежде притупить боль, как он сказал, и теперь вздыхая, то и дело бросал взгляды на портрет в гостиной. Дэнни красными воспаленными глазами с надеждой поглядывал на Джека, словно он был тем единственным, кто знает ответ на мучивший многих вопрос.

«Что произошло с Полом на самом деле»?

Луис, превосходно владевший собой в любой ситуации, и эта не была исключением, оставался более спокойным и рассудительным, чем его подавленные друзья.

– Мистер Джереми, еще раз примите наши соболезнования. Если мы можем вам быть чем-то полезным, то только дайте знать.

– Спасибо вам. Спасибо, что пришли. Ребята… Джек, ты был для него кумиром. Пол постоянно говорил о тебе. Пол, мой мальчик. Он. Он больше… Как же… Как же так?

Лицо Джека вспыхнуло, он стиснул протянутую руку, пытаясь унять дрожь, которая лишь набирала обороты. Джереми бессильно уронил голову на грудь. По бледным щекам текли слезы. Он вздохнул, попытался что-то сказать, но не мог. В горле стоял ком. Джек поспешно развернулся и быстрым шагом направился к двери, почти побежал, желая поскорее оказаться на свежем воздухе. Весь дом пропах тяжелым удушающим запахом смерти, запахом горя. Он чувствовал его, ощущал физически. А еще он больше не мог выносить пустые ничего не значащие слова и бредовые обещания его друзей – мистера Гордона и сэра Рона.

«Я сделаю все, что в моих силах и тд. и тп. Тупой бред! Тупой бред сивой кобылы»!

Гордон так и остался сидеть с открытым ртом, пораженный неслыханной дерзостью.

Джек задержался лишь на мгновение, чтобы поклонился Тине и был ошарашен, когда она с силой дернула его за плечо. Кружевной черный платок слетел с головы, сползая по плечам, оказался на полу. Джек в ужасе уставился на ее голову: еще вчера черные, как смоль волосы за одну ночь стали седыми.

– Во всем виновата я одна. Не надо было этого делать! Она предупреждала, предупреждала меня.

– Миссис Хьюстон, подождите, я позову кого-нибудь вам помочь?

– Мне не нужна помощь. Я не должна была отдавать его.

– Простите, я позову сэра Джереми.

– Я не должна была, понимаешь? – Рука дрожала, она приблизилась к нему почти вплотную, пристально вглядываясь в его лицо. Джек почувствовал на щеке горячее дыхание. Ее глаза лихорадочно блестели. Друзья топтались позади, шокированные внезапным «пробуждением» миссис Тины, не зная, что предпринять.