Последнее слово сказала матушка Афения. Сухо и высокопарно она заговорила о божьей воле, о том, что не всегда нам понятны его мотивы, и мы не можем постичь его великих замыслов, но должны принимать все, что ниспослано свыше, независимо от тяжести постигшего нас горя. Все что произошло – предопределенно заранее, таков его путь, его предназначение. Она отыскала глазами Джека и уставилась на него холодным, как у рыбы-пираньи, взглядом.
– Ничего не случается без воли Бога, – добавила она. – А скорбящим родителям скажу лишь одно: вы должны отпустить сына и смириться с его уходом. Ведь смирение – истинный путь к получению божественной благодати…
Отец Пола судорожно держал руку жены. Тина сидел прямо, застывшая и ни на что не реагирующая. Даже на долю секунды не смела она отвести взгляд от портрета сына. Ни одна слезинка так и не скатилась из отрешенных пустых глаз. Фигура превратилась в мрамор, словно она заглянула в глаза Медузе Горгоне. Джек знал, что Горгона так же реальна, как и блик света, отражающийся от стеклянной поверхности портрета, и настоящее имя этому – безумие.
Возле распахнутой двери церкви показался Эрни в грязных разодранных на коленях штанах и покрытой темными пятнами клетчатой рубашке. Непонимающе обведя взглядом зал, сумасшедший, что было сил, завыл, размазывая по смуглым щекам ручьем текущие слезы. Упав на корточки, Эрни принялся колотить кулаками о каменные ступени, разбивая в кровь руки.
От нечеловеческого воя волосы встали дыбом. Кто-то закричал, чтобы его немедленно вывели вон, и Джек в изумлении понял, что визгливый и испуганный голос принадлежит Паркеру, церковному садовнику. Бобби Шифер и отец Сэмуил бросились к катающемуся по камням сумасшедшему, пытаясь привести в чувства и вывести прочь.
Расходились в полном молчании. Джереми вел за руку Тину. Женщина продолжала изумленно таращиться на портрет и оглядывалась даже тогда, когда они переступили порог церкви. С двух сторон несчастных родителей поддерживали шериф Гордон и Рон Керлин. Люди продолжали подходить, выражая соболезнование, но, похоже, только мистер Джереми понимал что происходит.
Рыдающая Кети, растолкав толпу, бросилась к Майклу. Уткнувшись в его грудь девушка, всхлипывая, бормотала какая она глупая дура, и иногда ведет себя как идиотка. Майкл осторожно приобнял ее – и счастливый и несчастный одновременно, лишь слегка качнув головой, отвечая Луису на немой вопрос.
Заметив мать, выходящую из душного церковного зала на свежий воздух, Джек поспешил на встречу. Керол с силой обняла его, прижав к себе. Ее сотрясал озноб. Ужас, который она пережила много лет назад – вернулся. Она больше не могла скрывать его под маской напускного равнодушия. Ей было страшно за их дальнейшую судьбу, и теперь Керол не могла утаить это от сына.
Происходящее напоминало кошмар из сна. Чувство вины засасывало, словно в трясину, тянуло вниз, больше не оставляя проблеска надежды, лишь злость на себя. Он погружался в пучину безотчетного страха, и больше не хотел бороться: пусть это мертвое течение выкинет куда угодно, лишь бы все закончилось как можно быстрее и как можно болезненней.
Боль – это то, что он заслуживает. Нить жизни, словно тонкий волосок, который оборвется в любой момент, и так важно, как будут жить после тебя те, кого ты любишь. Те, кого ты оставишь.
Он не хотел, чтобы мать вновь страдала.
Он больше не допустит этого.
7
Когда днем, они с матерью вернулись из церкви, она взяла с него слово, что он обязательно пойдет на ужин к Скайокерам.
– Откуда ты об этом знаешь? – Он был так удивлен, что голос задрожал, готовый сорваться на крик.
– Джек, тебе нужно успокоиться. Неужели ты забыл – мы будущие родственники. К сожалению, я не могу пойти вместе с тобой, так как допоздна буду работать в студии. Открытие галереи не за горами, а я ничего не успеваю. Это все так ужасно на меня подействовало.
Пол… Тина… вернув былые воспоминания, это так страшно, – она закрыла лицо руками, плечи подрагивали. Джек подошел к дивану и опустился рядом. – Я боюсь, что с тобой может случиться несчастье. Джек пообещай, что будешь вести себя разумно, осторожно. Пожалуйста. Джек, пообещай, что ты меня не бросишь!
Он обнял ее за плечи, прижав к себе.
– Ты же знаешь – я никогда так не поступлю, да?
– Да…
– Мама кто звонил утром? Почему ты бросилась из дома, ничего не сказав? Ты тогда уже знала о Поле, верно? Тебе сказали об аварии?
– Я не могла… не смогла бы повторить тебе это. Не смогла бы, даже если захотела. Мне необходимо было срочно поехать на собрание, потому что…
– На собрание? Мама произошло такое, а ты отправилась на собрание ордена?
– Джек, дорогой, я не могу говорить об этом. В день восемнадцатилетние тебя во все посвятят, и ты поймешь, что я имею в виду, но только не теперь, слышишь. Ты же знаешь, Тина Хьюстон входит в число руководителей, нам нужно было принять незамедлительные меры для…
Он бросил взгляд на ее бледное лицо, на пучок светлых волос кое-как скрепленные резинкой на затылке, на морщинки под глазами, на опущенные вниз уголки рта, на беспокойные руки, теребящие носовой платочек, и жалость смягчила готовые сорваться с губ обвинения.
– Какие меры? – Тихо спросил он. Керол заплакала. Он взял ее за руку. Она такая маленькая, такая беззащитная, и у нее нет никого, кроме Джека.
– Мама, послушай! Я все сделаю, только обещай больше не плакать. Как ты скажешь, так и будет. Ты меня слышишь? Ты меня поняла? Я обещаю…
– Да, да…
– Я даю слово, что сегодня же поеду к Рейчел и сделаю все, как надо. Ты веришь?
– Да, да…
– Я не хочу, чтобы ты плакала. Не хочу расстраивать тебя. Ты слышишь? У нас все будет хорошо!
– Да…
***
Когда Джек вошел в столовую, за круглым столом сидело несколько человек: Гордон со своей молодой женой Кирой, на которой женился два года назад, мэр Керлин Рон, его незаменимый партнер по гольфу, и его жена Паула.
«Большая четверка», – хмыкнул Джек про себя.
Бывшая жена, миссис Гордон умерла пять лет назад, когда Рейчел минуло двенадцать лет. Девочка росла на попечении многочисленных нянек, которые менялись так стремительно и с такой периодичностью, что она не успевала запоминать их имена. Нынешняя же жена была немногим старше Рейчел, и терпеть ее не могла за несносный характер, вздорный нрав и, конечно же, красоту и беспечность, хотя и сама далеко не являлась милой и пушистой.
Открыто конфликтовать с падчерицей Кира не решалась, так как полностью зависела от Гордона и боялась в один прекрасный момент оказаться на улице, потеряв его расположение. Ведь дочь вертела отцом, как хотела, и могла в конечном итоге добиться их развода, внушив отцу мысль о несостоятельности и корысти по отношению к нему его молодой жены.
Он часто советовался с Рейчел, а не с женой, и Кира ждала случая отомстить высокомерной девице. Находясь в постоянной конфронтации по отношению к друг другу, они искали любой повод для совместных придирок и ссор. Рейчел за то, что она заняла место матери, а Кира за невыносимый характер падчерицы. Гордон даже и не подозревал, какая война ведется за его спиной. Он наивно считал, что близкая по возрасту Кира, ей всего-то двадцать три, является старшей подругой его обожаемой дочери.
Вот и теперь они сидели напротив друг друга: Кира по левую руку, Рейчел по правую, украдкой обмениваясь презрительными взглядами. Чему искренне завидовала Кира падчерице, это Джек. Такого парня вертихвостка Рейчел вовсе не заслуживает. О таком Кира всегда мечтала: сильный, умный, красивый. Но деньги и положение в этом мире решают все, и когда Гордона не станет, она будет еще молода, да к тому же богата. У Киры будет все, чтобы начать новую жизнь.
Джек не ожидавший увидеть на ужине Керлинов, был потрясен. Отношения с их сыновьями у него, мягко говоря, не складываются, поэтому он не имел понятия, как вести себя с этим семейством. Гордон Скайуокер и Рон Керлин являлись не только партнерами по гольфу, но и закадычными друзьями. Они дружили еще со школьной скамьи, и Джек понимал: эта дружба, проверенная годами, нерушима. По крайней мере, он так думал. Так что, ни о каком подозрении о причастности братьев к аварии на Уотерби, не могло быть и речи.
