Глазами Джек отыскал мать. Керол смотрела прямо перед собой, застывшая, словно кусок льда. Глаза были сухи и пусты, как заброшенный колодец. Бледность лица резко контрастировала с черным, наглухо застегнутым платьем. Светлые волосы беспорядочно собраны в пучок, а руки безвольно лежат на коленях. Страшные воспоминания затопили разум, отстранив от всего, что здесь происходило. Теперь он горько пожалел, что находился не рядом с ней.

Неожиданно воцарилась тишина, все повернули головы к двери. Появление родителей Пола заставило прихожан буквально замереть на своих местах. Джереми и Тина Хьюстон медленно шли по дорожке между рядами. Отец Пола одет в строгий дорогой костюм для официальных приемов, а Тина в простую черную атласную юбку и серую блузу. Волнистые волосы перевязаны траурной лентой, в лице – ни кровинки.

Мистера Джереми нельзя было узнать. Буквально за несколько часов из пышущего здоровьем мужчины, преуспевающего бизнесмена и патологического везунчика, он превратился в сгорбленного больного старика, потерявшего все, ради чего все эти годы работал и жил. Мужчина, шаркая, брел по ковровой дорожке, как осужденный на эшафот, прощаясь со всем, что было дорого, и безропотно смирившись с ожидающей его участью.

Тина до сих пор не осознавала, что происходит: недоуменно смотрела по сторонам, озадаченно глядела на мужа. Высокую, статную ее вели под руку, будто безропотную куклу, непонимающую, что от нее требуют. Пустым взглядом, в котором не было и намека на слезы, она обводила присутствующих в зале, заглядывая в лица с немым вопросом. От этого становилось жутко.

Джереми подвел ее к скамейке: мутный взгляд остановился на портрете Пола. Она долго вглядывалась в дорогое лицо, пока вдруг не покачнулась и упала бы, если б Джереми не успел подхватить ее под локоть. В зале кто-то охнул, люди зашептались. Джереми усадил Тину и опустился рядом, взяв за руку, пытаясь согреть ледяную ладонь жены, которая остановив немигающий взгляд на портрете, замерла, будто растворившись в нем. Словно мысленно уйдя туда же, где находился сейчас ее любимый сын.

Из боковой комнатки к алтарю в черной рясе и с библией в руках торжественно вышел отец Сэмуил. В зале стало так тихо, что было слышно жужжание случайно залетевшей в зал пчелы.

– Дети мои! – Медленно на распев произнес священник. – Сегодня день рождения святой Богородицы. День, который мы так ждали и так готовились к его празднеству. Но случилась ужасная трагедия, принеся боль постигшей нас тяжелой утраты. Наш любимый Пол Хьюстон ушел в царство Господа нашего. Ушел молодым, в полном рассвете. Ушел неожиданно и раньше срока. Ушел, оставив незавершенные дела и планы. Он был одним из лучших среди нас. Братом нашей веры и добропорядочным католиком.

Сейчас он вкушает небесную манну рядом с Иисусом, и мы молимся за него. Мы молим о вечной жизни. Мы молим о тех, кто остался здесь, чтобы хранить о нем память, которая никогда не покинет любящие сердца. За веру, которая станет опорой для нас в столь тяжелое время.

Каждый приходит в этот мир со своим сроком. И нам не дано знать, сколь уготовано и послано нам. Как говориться в священном писании, призовет Бог самых достойных под свои знамена, ибо скоро грянет священная война: война светлых ангелов с темными силами ада. И мы собрались здесь, чтобы помолиться о невинной душе Пола Хьюстона. Просить о прощении грехов, совершенных им вольных и невольных. Просить даровать ему царство Божие и успокоение души. Мы собрались, чтобы почтить память, вспомнить каким он был примерным гражданином своей страны и любящим сыном, – священник поднял глаза к потолку.

Джереми зарыдал, закрыв лицо руками, он все время произносил имя сына, раскачиваясь взад – вперед, будто звал его, но Тина продолжала пребывать в ступоре, не смея отвести взгляда от портрета и не реагируя на происходящее вокруг. В зале вскрикнула Джес, потеряв сознание. Доктор Снейк тут же очутился рядом, оказывая помощь. Поднялся гул. Сидевший рядом с Джеком Дэнни застонал, пряча лицо на плече Луиса.

– Что же это такое? – Повторял он срывающимся голосом.

Джек держался из последних сил. Несмотря на духоту зала, начало лихорадить. Перед глазами плыло кровавое пятно и черные птицы, жадно клевавшие добычу. Он бросил взгляд на мать. Керол смотрела умоляюще и испуганно. Он видел, как посинели ее губы, а под глазами пролегли глубокие тени.

– Все в нашем мире предопределено, но каков будет путь, мы решаем сами, – продолжал отец Сэмуил. – Идти ли нам тернистой тропой: через боль и страдание, лишения и болезни, но светлой дорогой добра к Богу или выбрать более простой путь. Путь, который предлагает нечистый, дорогу греховную, ведущую в ад, обрекающую на вечные муки и изгнание. Наш Пол не боялся тяжелого пути, он шел праведной дорогой, и будет вознагражден за это на небесах. Он всегда останется в наших сердцах, память о нем будет храниться вечно. Ведь как сказано в писании…

Отец Сэмуил читал проповедь еще около часа. Джек плохо слушал, погрузившись в собственные мысли. Он размышлял о детективе Чаке Бенксе, и его мнимом равнодушие, за которым скрывалось нечто большое, чем простое любопытство.

Мысли путались. Врывались в голову подобно смерчу. Чем больше он смотрел на портрет, тем больше задавал вопросов, тем сильнее чувствовал – это начало… начало чего-то ужасного и неминуемого. Он смотрел на горожан, пристально вглядывался в лица. Кто? Кто может стоять за всем этим.

Бенкс… Что хочет прояснить для себя детектив? Значит, его тоже что-то смущает в этой истории? Значит, он тоже не верит в несчастный случай на повороте. В противном случае коп спокойно закрыл бы дело, сдал в архив и незамедлительно отрапортовал Гордону об установленном факте несчастного случая, чем вызывал бы огромную благодарность и поощрение за честную службу. Но что-то привлекло его внимание там, на шоссе. Джек не мог объяснить, но он чувствовал то же. Как-то все не складывалось ни с характером Пола, ни с его поведением накануне и странным бегством из госпиталя. Будто утеряна какая-то деталь, последовательность событий, кем-то вырезаны несколько часов жизни Пола. Джек привык доверять ощущениям. И они еще никогда его не подводили.

Браться Керлины… могли ли они быть причастны? Если да… тогда как сумели выманить его из госпиталя, как могли заставить совершить побег? Мотивы… Их нет. Если бы дело касалось Керлинов, Пол бы позвонил. Но он не позвонил! Почему?

Мозаика не складывается, недостает слишком много пазлов. Картина непонятна и смазана. Но теперь, перебирая последние мгновение их встречи, было очевидно – Пол хотел о чем-то рассказать перед самым их уходом. Его это мучило. Он нервничал, постоянно смотрел в окно, размышлял, был рассеян, почти не вступал в диалог.

«Ну почему я не обратил на это внимания, поглощенный ничтожными мыслями о Рейчел. Почему сослался на чувство вины, которое, якобы, испытывал Пол перед командой?»

«Но ведь ему стоило только набрать мой номер! Всего один звонок мог изменить его судьбу: сидел бы Пол сейчас на веранде и пил капучино, а теперь»… – он автоматически посмотрел на доктора Снейка.

«Переживая о собственной судьбе, я оказался таким слепым. Моя вина в том, что погиб Пол. Если б я был внимательней, он не оказался бы на серпантине ночью с травмированной ногой и накачанный обезболивающими препаратами».

«А если предположить, что Пол просто не успел позвонить! Но, Господи, зачем кому-то нужно было… лишать его жизни?»

Кто-то взял за руку, с силой сжав ладонь. Подняв голову, Джек увидел склоненного к нему Луиса, пристально следившего за выражением его лица. Друг покачал головой, словно догадываясь, о чем он думает, и сильнее сжал руку.

– Ты не можешь обо всем знать, – прошептал он, и Джек не понял, что он хочет этим сказать.

Отец Сэмуил закончил речь. Теперь все желающие выходили к алтарю и говорили о Поле. Сначала к портрету подошла директор школы «Святого Патрика» Лили Стофф. Она долго говорила, каким Пол был замечательным и добрым парнем; выступили Ламар Уокер, шериф Гордон, мэр Рон Керлин, люди, которые знали его с детства, мисс Грейс и даже садовник Паркер, Моника Грейт, и еще несколько школьных друзей.