— Бл*дь, да, — взревел он, поскольку мои стеночки начали сжиматься вокруг него. — Кончи для меня, — добавил он, бёдра вжимались сильнее в меня, и если бы его руки не удерживали меня за лодыжки и попу, я бы уже была на середине кровати от давления на них. — Кончай, — потребовал он вновь, голосом более грубым, теряя свой контроль.

И прямо в тот момент, когда он произнёс это, я кончила.

И Сойер сам последовал за мной спустя несколько секунд, с моим именем на его мужских губах.

Его тело упало за моим , а ноги согнулись под моими, руками Сойер обхватил мой живот, притягивая меня поближе к нему.

— У меня просьба, — сказала я после того, как тишина охватила нас на целую минуту, и у обоих выровнялось дыхание.

— Всё, что угодно.

— Каждый раз, приходя домой с работы, буди меня для этого.

Его ответом стал низкий, вибрирующий смех, когда он откинулся назад и притянул меня на другой бок, лицом к себе.

— Думаю, я могу справиться с этим, — сказал он, подавшись вперёд и захватывая мои губы. — Фактически, я разбужу тебя для этого, скажем так, часов через шесть.

— М-м-м, — произнесла я, прикрывая глаза. — Но в этот раз я буду сверху.

— Тогда, возможно, нам следует заснуть, — предложил он, рукой обхватив мою спину, и перевернул меня на себя, каким-то образом подхватив край одеяла, которое зацепилось за угол кровати и подтянув его. Сойер сильнее подтянул его вверх на мои бёдра и обернул свои руки вокруг меня. — Просто, чтобы было проще.

— Отлично звучит, — согласилась я, уткнувшись лицом в его шею, пока он пальцами водил по моей спине. Не смотря на то, что мне удалось немного поспать, я всё равно чувствовала себя выжатой. Вините во всём секс, токсикоз, беспокойство, поездку в полицейский участок, но я смертельно устала.

Я проснулась спустя где-то пять с половиной часов, как в тумане, все ещё наполовину сонная, но каким-то образом возбуждённая. И так и было, пока я наконец-то не поняла, что вызвало это, отчего я сразу же полностью проснулась.

А причиной тому был твёрдый член Сойера, прижимающийся к моей щёлочке, его бёдра двигались в медленном, продуманном ритме, который уже наполовину довёл меня до оргазма, даже прежде чем я проснулась.

— А вот и ты, — улыбнулся мне Сойер, когда я упёрлась руками, приподнявшись, чтобы посмотреть вниз на него. — Пытался разбудить тебя минут десять.

— М-м-м, — промямлила я, потянувшись между нами и направляя его тяжёлый член в меня, со стоном закрывая глаза, когда мне это удалось. — О, Боже! — застонала я, прижимаясь лбом к его плечу, я никогда не осознавала, насколько же это хорошо, проснуться уже мокренькой, уже готовой, и, ощущая, что требуется немедленное удовлетворение. Каким-то образом, каждое нервное окончание ощущается более чувствительным, более восприимчивым к каждому ощущению.

Рука Сойера обхватила меня, когда он телом подался вверх, скрестив ноги под моей попой, чтобы поддержать меня. Я обвила ногами его спину, руки вокруг его шеи, и начала тереться, решив прямо здесь и сейчас, что у меня появилась новая любимая позиция, не только потому, что ощущается она суперски, но и потому что это настолько интимно. Я смотрю в его глаза, я чувствую его тело напротив моего, его сердце бьётся напротив моего, его дыхание в моих волосах.

Я начала тихо, медленно и сладко, но вскоре, моё тело стало жаждать освобождения, и я объезжала его быстрее, жёстче, пока изголовье кровати не сделало практически предупреждающий глухой стук о стену, когда я совершенно полностью разлетелась на кусочки, цепляясь за него всем телом.

Даже разбитая на части, я никогда не чувствовала себя наиболее завершённой.

Возможно, часть меня и хотела каких-то грандиозных и романтических свершений за последующие три недели. Но реальность такова, это была вспышка, состоящая из тошноты, работы, прихода домой, ужина, уборки, отдыха, свернувшись на диване и смотря телевизор, затем отправка в постель и занятие любовью, пока мы оба не приходили к тому состоянию, когда не могли сделать ничего, кроме как заснуть.

Тем не менее, возможно, именно это и было самым удивительным в моей и Сойера истории. Истории, которая зародилась при экстраординарных обстоятельствах и выросла, окружённая тайной, которая забрала целый год моей жизни.

Но это не было дико.

Это не было безумным.

Это определённо ощущалось, чертовски пугающе, но по-домашнему.

И для меня не было бы заблуждением сказать, как бы безумно это не звучало, что мужчину вроде Сойера, который большую часть своей молодости провёл в окопах, в лесах, в пустынях и болотах, с ни с чем, кроме рюкзака, оружия, ножа и со своим лучшим другом, живущим с тем видом опасности, который ты видишь в фильмах, потом возвращается домой и начинает бизнес, который включает в себя розыск людей, распутывание загадок, пытаясь спасти девушек вроде меня, можно вообще описать как нечто скучное, не вдохновляющее, как «домашний».

Но это правда.

Такова наша история.

Люди с пистолетами не приходят обстреливать нашу квартиру.

Меня не преследует сталкер, нет тёмного, искривлённого прошлого.

Его старые демоны не приходят охотиться за ним.

Мы просто… остепенились.

И я была более чем согласна с этим.

То, что произошло с Майклом, да, мне хватило более чем достаточно безумства на всю оставшуюся жизнь. Он украл у меня триста шестьдесят семь дней. Это время я никогда не смогу вернуть, но эта потеря привела меня к Сойеру, с которым я планирую провести остаток своих дней.

— Нет, — огрызнулась Мардж, мотая головой в мою сторону, преграждая нам путь в ресторан.

— Мардж, ну, правда. Мужчины сейчас участвуют в этом. Это так делается, — Рия старалась найти вескую причину.

Мардж издала некий несогласный звук и раздражённо махнула рукой.

— Нет. Так не делается. Это традиции. Это не какая-то глупая игра в бинго или памперсные пирамиды. Это касается женщин. Мы делимся нашими историями, вводим тебя в круг матерей. Это священно. К тому же, мийа, ты на самом деле думаешь, он захочет знать все детали о послеродовом периоде, средствах защиты от потрескивания сосков и…

— М-да. Я пошёл, — сказал я с улыбкой, мотая головой Рие, когда она пыталась посмотреть на меня жалостливым взглядом, чтобы я остался рядом с ней.

По правде сказать, она нервничала. Пока она вся была полностью захвачена неожиданной беременностью, существовали аспекты, от которых её кожа покрывалась мурашками. Например, любой разговор по поводу родов.

— Это варварство, — огрызалась она, когда я зачитывал ей отрывок из одной книги по беременности, которую купил ей и которую она читала , пока не пошли главы про роды.

— Это естественно.

— Она собирается вырваться из моего тела. Это варварство. Если бы что-то другое вырвалось из человека, то не было бы этой чепухи вроде «ох, это так прекрасно».

— Детка, тебе нужно знать, чего ожидать.

— Ох, крови, боли, и что некоторые части меня могут порезать так , чтобы другие части не порвались. Я поняла. Круто.

— Эта процедура называется эпизиотомия.

— Кого волнует, как это называется? Это ужасно.

Я засмеялся, отбросив книгу и обняв её.

Как я сказал, с большей частью она справлялась хорошо, если не отлично. Тот праздник обжорства, что они устроили с Барретом, был последним. Она пила эти ужасные зелёные коктейли перед каждой едой, еда на две трети состояла из разнообразных овощей и на треть из протеина. Она принимала свои витамины, даже когда её тошнило от них. Она приспособилась к лёгким, но регулярным занятиям. Она помогала мне украшать детскую, хотя я и не позволял ей входить, когда я красил её.

Когда мы пошли в первый раз к доктору, чтобы впервые по-настоящему провести ультразвук, чтобы услышать сердцебиение, она нервничала, как никогда раньше, была напряжена, как доска, пока лежала, а её живот был покрыт гелем. Но в секунду, когда из машины донеслось «тук-тук», её рука взлетела и сжала мою так сильно, что я не думал, что такое возможно.