- Гарван, рассуди нас! - не поднимаясь, сказала она.

За ней подошли еще двое: невысокий юноша вел на поводе черную козу, а другой человек, что мог быть ему либо отцом, либо старшим братом, тащил связанную Разду. Он швырнул ее рядом с Фриви и поклонился Эмхиру.

- Говорите, в чем дело, - сказал Эмхир, жалея, что не отправился разбираться с этим делом сам еще до суда.

- Она, - женщина, поднявшись на ноги, указала на Разду, сидевшую на песке с видом почти что отсутствующим, - точнее, ее сестра, превратила мою единственную дочь в козу, а эта явилась сегодня ночью... убить хотела ее, наверное... принесла чашу с водой, отравленной, как иначе?

Разда подняла глаза на Эмхира, и во взгляде ее еле теплилась мольба.

- Это, - Эмхир указал на черную козу, пытавшуюся схватить зубами край рубахи державшего ее мужчины, - ваша дочь?

- Да, - сказала Энсинне, - превращенная.

Эмхир помолчал, глядя на козу.

- Вы напрасно пытаетесь меня обмануть, - сказал он.

- Что? - удивилась Энсинне. - Высочайший Гарван, как мы смели бы... мы... никогда...

- Вы не достойны быть горожанами Гафастана, - сказал он. - И то, что вы говорите про это животное - ложь.

- Но... зачем она тогда приходила?.. - Энсинне кивнула в сторону Разды, пытавшейся незаметно ослабить веревки, которыми были связаны ее руки.

- Благородный Гарван, - вмешалась Зэрмелис, - позволь развязать приведенную.

Эмхир кивнул.

- Обманывающие и оговаривающие не достойны считаться гражданами Гафастана.

- Почему, о Гарван? - удивилась Энсинне.

- Это обыкновенная коза. Не превращенный человек.

- Того быть не может! - воскликнула она.

Энсинне стала причитать, кляня Крину, и всю ее семью, обвиняя их во всех грехах и преступлениях, жалуясь, что свою дочь она более не увидит. Эмхиру нужно было что-то решать; он не сводил глаз с Разды, которая сидела на земле, потирая запястья и, казалось бы, не обращала внимания на то, что происходит вокруг нее.

«И никто не поможет, и даже Старший Гарван не пересилит закона. Как жаль, как жаль... но почему? Неужели судьба такая? Если не Тави, то я, и все из-за Крины...», - думала Разда, чувствуя под собою острый и теплый песок. Она подняла глаза и посмотрела на светлую стену Сердца Гафастана, на которой висели каменные таблички с законами города. Но эти витиеватые письмена не говорили ей ни о чем: Разда была неграмотной, потому все, написанное будь то на языке нойров или на языке пустынных царств - не имело для нее никакого смысла. В языке узоров Мольд она разбиралась гораздо лучше, чем в своем собственном.

- Где? Ну где же тогда Нарри? Как нам быть теперь? - причитала Энсинне.

- Вам лучше знать, куда она могла деться, - молвил Эмхир.

- Что с нами будет, о Гарван? - спросила она.

- Я решу.

К Эмхиру снова подошел Сульбрэн.

- Не решай, дело сложное, Гарван, - сказал он. - Пусть лучше боги решат. Фриви пусть тянет жребий. И Энсинне с Раздой тоже.

- Думаешь, это лучше?

- А ты хочешь ошибиться? Судьи и так строги, будет лучше, если ты, как Ворон, покажешь, что, ваша Четверка, вы - лучшие правители для города, более великодушные. Это великий дар, великая ценность.

Эмхир помолчал, слушая, как шуршит новым свитком писарь, старательно выводя на пергаменте суть дела Разды и Энсинне. Если Сульбрэн говорил так, не было нужды сомневаться в правильности его совета, он еще ни разу не сказал такого, что впоследствии отозвалось чем-то неблагоприятным для Гарванов ил горожан. Не медля боле, Эмхир объявил, что Разде и Энсинне предстоит тянуть жребий, и что дело Фриви будет решаться также. Зэрмелис поджала губы: она надеялась, что боги решат в пользу крестьянина, но не была уверена, что они к нему благосклонны.

Помощник жреца подошел к Энсинне и Разде, протягивая им небольшой, богато украшенный кожаный мешочек, в котором были черные и белые камни. Черный означал виновность, белый - освобождал от всяких обвинений. Но ни Разде, ни Энсинне не суждено было прикоснуться к этим камням: Вестники схватили пробиравшуюся сквозь толпу девушку, которая вырывалась и что-то кричала Гарвану.

«Неужели Крина? - подумала Разда, стараясь рассмотреть, кого поймали вестники. - Одумалась? Хотя нет, не может быть она - слишком шумная, слишком шумная для Крины...»

- Отпустите ее, - сказал Эмхир.

Вестники отпустили девушку. Она была смуглая, невысокого роста, синеглазая, с рыжиной в темных волосах и очень походила на человека, что держал на поводе козу.

- Нарри! - воскликнула Энсинне. - Как? Ты?.. Откуда? - удивилась она и бросилась к дочери.

Помощник жреца уронил мешочек с камнями, и они рассыпались по песку.

- Она, она... - говорила Нарри, - где эта белая? Где?

«Лучше бы она молчала», - подумала Разда.

- Все уже кончилось...

- О, я бы не сказала, - хмыкнула Зермэлис.

Нарри выпуталась из объятий матери и суетливо поклонилась Гарвану, после чего несколько долгих минут пересказывала все свои злоключения, жалуясь на Крину, с трудом опуская просившуюся на язык ругань, но ничуть не понижая голоса, в котором кипело возмущение. Ее внешность сильно расходилась с нравом, потому выглядела Нарри забавно.

По счастью, о Разде Нарри не сказала ни слова. Опасаясь, как бы она не исправила это упущение, Эмхир поймал удобный момент, когда Нарри тщетно пыталась собраться с мыслями, и не позволил ей далее говорить, ссылаясь на то, что все уже сказано. Посоветовавшись с жрецом Храма Девяти Матерей Пустыни, Эмхир объявил, что освобождает от наказания Энсинне и Крину, равно освобождая и непричастную Разду.

- Как же мы, Благородный Гарван? - спросила Зэрмелис.

- Тяните жребий, - сказал Эмхир.

- Что, и я тоже? - Зэрмелис посмотрела на Гарвана с ужасом.

- Нет. Только он, - Эмхир указал на Фриви.

К нему тут же заспешил успевший подобрать все рассыпавшиеся камни помощник жреца. Тишина повисла в воздухе. Все ждали. Фриви сперва медлил, затем решился и вытянул свой жребий. Он не разжимал кулак несколько мгновений, пока его к тому не принудил помощник жреца: камень был черный.

- Виновен, - объявил наблюдавший за всем жрец.

Зэрмелис отшатнулась, переводя взгляд то на Фриви, то на Сульбрэна, то на Эмхира, который молча заглянул в свиток писаря, затем сверил что-то с лежавшим перед ним списком законов Гафастана и объявил, что за преступление Фриви следовало бы приговорить к четвертованию, но, по случаю, он проявит снисхождение. Потому Фриви привяжут к за шею к конскому хвосту и выволокут за пределы города, в то время как его семью по милости Старшего Гарвана и с одобрения Матерей Пустыни не станут продавать в кабалу, но переселят на другой участок. Скелеты младенцев он приказал предать земле с соблюдением обрядов, которые сочтут нужными в Храме.

Казалось бы, приговор не смутил никого; кроме Зэрмелис. Она поначалу стояла неподвижно, не отрывая взгляда от Фриви, затем ее неуверенность превратилась в гнев, и южанка своими золотистыми глазами злобно посмотрела на Эмхира и стоявшего рядом с ним жреца.

- Вы, вы не знаете истины! Вы наказываете невиновного! Вы ничего не знаете! Ничего! И вы, вы все, - она указала на жреца, а затем обвела взглядом и всех собравшихся людей, - поплатитесь за свою ошибку.

Сульбрэн молчал. Эмхир знаком приказал Вестникам увести Зэрмелис, под все нарастающий ропот видоков, послухов и прочих горожан, что были на площади.

Этим приговором суд был окончен. Люди стали расходиться, но лишь для того, чтобы вернуться потом, на казнь, на приготовления к которой отводилось несколько часов. Эмхир, как представитель правящей Четверки имел право не присутствовать при этом, чем и собирался воспользоваться.

***

Орм поднялся на крышу одного из домов, с которого хорошо было видно длинную улицу, ведущую к Черным Воротам. Внизу курили горький табак горожане, и синеватый дымок из глиняных трубок поднимался вверх, подслащенный иссушенным воздухом.

Через несколько часов люди будут толпиться в переулках, выходящих на улицу, будут стоять на крышах, вместе с атгибан, что тоже станут наблюдать из первых рядов. Но, пока было время, пока готовилась казнь - Орм видел, как вывели дикого пегого жеребца, - казалось, будто никто не ожидает и не желает кровавого зрелища.