— Вы утаили это от меня.

— Мы вам сейчас сообщаем, — возразил Гамаш. — Две недели назад, ещё до случившегося, я решил использовать карту как тренировочное пособие. Несколько кадетов были приглашены поучаствовать в расследовании истории карты. Я выдал им копии карты.

— И одна из них была обнаружена в спальне убитого? — уточнил Желина. — Как она туда попала?

— В том-то и вопрос, — сказала Лакост.

— Чьи на ней отпечатки? — Желина посмотрел в отчёт.

— Там три набора, — сообщил Бовуар, не сверяясь со своим айпадом. С отчётом он ознакомился ещё утром, сразу, как только получил его на почту. Не все моменты запоминались, но некоторые вещи бросались в глаза, включая и последнее. — ЛеДюка, кадета Шоке и коммандера Гамаша.

— Месье Гамаш делал копии и раздавал их, — напомнила Лакост. — Естественно, что там его отпечатки. Копия кадета Шоке пропала.

— Так значит, эта копия его, — решил Желина. — Кто этот кадет Шоке? Он кажется явно замешанным в дело.

— Это она, — поправил Гамаш. — Амелия Шоке. Новичок.

Желина вернулся к началу отчёта.

— Я вижу её имя в списке тех, чьи отпечатки есть на футляре револьвера и, возможно, на самом револьвере.

— Да, она рядом с Нельсоном Манделой, — подсказала Лакост.

— И всё же, нужно с ней поговорить, — сказал Желина. — Не могли бы вы привести её к нам сейчас?

— Её нет в Академии, — сказала шеф-инспектор Лакост.

— И где же она?

Лакост посмотрела на Гамаша, а тот пояснил:

— В Трёх Соснах. Я увёз туда её и ещё трёх кадетов в день убийства.

Желина уставился на Гамаша, разинув рот. Не вполне понимая, что именно он только что услышал.

— Вы что?! — переспросил он. — Так вот что имелось в виду под «четырьмя кадетами в деревне»! Не в Сан-Альфонсе, в вашей деревне? И кто они?

— Студенты, что были близки к Сержу ЛеДюку, — ответил Гамаш. — Амелия Шоке и Натэниел Смит новички…

— Смит? Тот, кто обнаружил тело?! — воскликнул Желина.

— Oui. Его и еще двух выпускников. Кадетов Лорина и Клотье.

— Вы в курсе? — посмотрел Желина на остальных.

И когда даже профессор Шарпантье кивнул, заместитель комиссара взорвался:

— Все знали, за исключением меня! Почему? Во что вы играете?! — Теперь он смотрел исключительно на Гамаша. — Вы отдаёте себе отчёт, как всё серьёзно? Вы утаиваете улики, скрываете свидетелей. Господи, что вы вытворяете?!

— Я увёз их, чтобы защитить, а не скрыть от следствия. К тому же, глава следственной группы знала обо всём. Однако, жизненно важно, чтобы это знание не вышло за пределы этой комнаты.

— Ну что же, как минимум один человек в этой комнате не в курсе, — сказал Желина, его гнев ещё усилился. — У вас нет прав, нет власти, так поступать! Вы же активно вмешиваетесь в расследование.

— У меня достаточно прав и полномочий, — ответил Гамаш. — Я коммандер. Именно я несу ответственность за этих студентов. Мне доверено их обучение, их безопасность.

— Да вы только послушайте себя! — Желина резко склонился к Гамашу. — Вы так же дурны, как и ЛеДюк. Обращаетесь с Академией, словно вы тут царь. Тут не Ватикан, и вы не Папа. А ведёте себя, словно вы всевластны. Непогрешимы. В этом ваша ошибка.

— Не факт, — вклинился Шарпантье. — Тактически это имеет смысл, если…

— Чем меньше народу знает местоположение кадетов, тем лучше, — перебил тактика Гамаш.

— Кому лучше? — поинтересовался Желина. — Точно, не мне. И не следствию. Вам, возможно, лучше.

— На что вы намекаете? — спросил Бовуар.

— Чьи отпечатки на орудии убийства? — напомнил Желина.

— Частичные отпечатки, — поправил его Бовуар.

— Чьи отпечатки на карте? Кто оставался с телом, отказавшись от компании, пока остальные не прибудут? — спросил Желина. — Как долго? Десять минут? Двадцать? Достаточно времени, чтобы изменить картину места преступления, исказить ее. А затем первое, что вы сделали, сэр — собрать всех значимых свидетелей, включая нашедшего тело, и увезти их с глаз долой. Поэтому вы покидали Академию сразу после убийства? Чтобы увезти кадетов в свою деревню?

— Чтобы быть уверенным в их безопасности, да, — сказал Гамаш.

— Безопасности? Какая опасность им тут грозит больше чем всем остальным кадетам? Почему именно этим четверым?

— Как я уже говорил, они были близки к ЛеДюку, — начал Гамаш, судя по интонации, сдерживающийся из последних сил. — Разве сами по себе отпечатки не свидетельствуют, что ребята имели исключительный допуск к ЛеДюку? А он — к ним. Они наверняка что-то знают. Их нужно защитить.

— Единственное, что защитит их, так это возможность рассказать нам обо всём, что они знают, — сказал Желина. — К тому же, высока вероятность, что знают они что-то именно потому, что один из них совершил это убийство. Один из них убил ЛеДюка. Не приходило ли вам такое в голову, ваше святейшество?

— Не называйте меня так, и да, я думал об этом, — ответил Гамаш. — Тем больше причин изолировать их, вам так не кажется?

— Точнее, спрятать их, — сказал Желина. — Чтобы они не рассказали мне и другим наставникам об убийстве.

Желина воззрился на Гамаша.

— Полагаете, это коммандер Гамаш? — спросила Лакост, стараясь совладать со своим собственным гневом. — Что он убедил одного или всех кадетов сразу убить профессора?

— Об этом свидетельствуют улики, — отрезал Желина. — Собственные действия коммандера вопиют об этом. Как если бы вы просто умоляли меня взять вас под подозрение.

— Я не убивал Сержа ЛеДюка, — сказал Гамаш. — И вам это известно.

— Вы специально просили о моём присутствии, месье, очевидно именно для того, чтобы расследование провели честно и обстоятельно…

— Вы просили о его присутствии? — Лакост озадаченно уставилась на Гамаша.

Шарпантье откинулся на спинку кресла и молча смотрел на Гамаша. Даже прекратил потеть.

— А сейчас я начинаю предполагать, что вы пригласили меня специально, решив, что за время своего отсутствия я потерял квалификацию, — продолжал Желина. — Что меня легко сбить с толку. Может быть, даже, я попаду под ваше влияние, как кадеты? Обольщусь вниманием такого великого человека, как вы? Так?

— Я пригласил вас, заместитель комиссара, потому что восхищаюсь вами и знаю вашу строгость и справедливость, — ответил Гамаш. — Вы не поддадитесь на попытки смутить вас. Вы на защите закона.

— О, то есть, вот это, — Желина указал на отчёт, лежащий на столе, — не улики против вас, а попытка смутить меня? Вы заявляете, что кто-то пытается вас подставить?

— А зачем тогда отпечатки на револьвере? — спросил Гамаш. — Не кажется ли вам в высшей степени странным, что убийца был достаточно искушён, чтобы оставить орудие убийства, но не настолько, чтобы стереть отпечатки или действовать в перчатках? Не думаете, что если бы я убил ЛеДюка, то предусмотрел бы и то и другое?

— Итак, вы думаете, все подстроено?

— Думаю, мы должны учитывать такую возможность.

— И кто же лучше всего сможет инсценировать преступление, как не бывший глава убойного отдела? Человек, больше всех знающий про убийства. Хочу, чтобы вы учли кое-что.

Заместитель комиссара Желина отвернулся от Гамаша и обратился к остальным:

— Есть вероятность того, что он убил ЛеДюка, — он вскинул руку, чтобы остановить собравшегося протестовать Бовуара. — Он решил защитить студентов, когда узнал о злоупотреблениях. Не просто о неуместном наказании кадетов, но о чём-то систематическом, прицельном и разрушительном. Об эмоциональном, психологическом, психическом и возможно сексуальном насилии над конкретными студентами. Доказательств у него не было. Он пригласил самых, на его взгляд, подверженных риску кадетов присоединиться к его неформальным вечеринкам, в надежде, что те начнут ему доверять. Он привлёк их к расследованию истории карты, это был способ установить с кадетами связь. Но те продолжали бегать к ЛеДюку. К своему обидчику. И остался лишь один путь, чтобы защитить их. И других студентов.

Бовуар и Лакост молча переваривали услышанное.