Он взглянул на фото ЛеДюка.

Это убийство нарушало закон, но оно же работало на пользу справедливости. Вполне возможно, что так.

— Когда вы пришли в Академию, коммандер, ЛеДюк превратился из учителя в урок, — заметил Шарпантье. — Студенты узнали, что тиранов в конце концов свергают.

— Но некоторые по-прежнему выбирали ЛеДюка наставником, — отметил Желина. — Это не очень убедительно демонстрирует прогресс в обучении.

— Такие вещи требуют времени, — ответил Гамаш. — Их мир перевернулся. Некоторые, наверное, даже не поверили, что это необратимо. Решили, что я выдержу семестр, а потом вернется ЛеДюк. На самом деле, я удивился, что за ним не пошло большинство студентов.

— Большинство пошло за вами?

Гамаш улыбнулся.

— Новый шериф в городе? Нет. Едва ли. Я думаю, может мне стоило пойти чуть дальше и выявлять все случаи нелояльности. Но на вечера ко мне стало ходить все больше и больше кадетов. Новички, по большей части. А некоторых я приглашал настоятельно.

— Это кого же? — поинтересовался Желина. — самых многообещающих?

Гамаш снова улыбнулся.

— Я выбирал из того, что осталось.

Желина покачал головой.

— Вернемся-ка к отчету? — попросила Лакост, взглянув на часы.

— Конечно, — согласился Желина. — Désolé.

Все посмотрели в планшеты, и Бовуар возобновил пояснения:

— Как вы можете видеть, отпечатки некоторых студентов найдены в ванной ЛеДюка, включая тех, кто сейчас в деревне. Это, полагаю, никого не удивит. Эти студенты, как нам известно, числились среди его протеже. Но отпечаток только одного из студентов найден на прикроватной тумбочке и на футляре пистолета.

Он дотронулся до экрана, и на изображении осталась единственная точка.

— Кадеты в деревне? — удивленно спросил Желина, посмотрев на Бовуара и Лакост. — В Сент-Альфонсе? Кто-то из кадетов местный?

Бовуар виновато посмотрел на Гамаша.

— Чьи отпечатки на футляре пистолета? — спросил Гамаш.

— Кадета Шоке.

Гамаш нахмурился.

— А на оружии? — спросила Лакост.

— К сожалению, отпечатки на револьвере смазаны. Но там следы нескольких человек. А вот и отчет коронёра. Ничего нового насчёт ЛеДюка. Он был здоровым сорокашестилетним мужчиной. Никаких следов недавней сексуальной активности. В желудке остатки небольшого количества еды и виски.

— Сильное опьянение? — уточнил Желина.

— Нет. И никаких следов борьбы — ни царапин, ни синяков.

— То есть, он просто стоял смирно и ждал, когда кто-то спустит курок револьвера у его виска? — размышляла Лакост.

Она обвела взглядом сидящих вокруг стола, все они пытались представить, как произошло случившееся. Особенно с таким, как ЛеДюк, который был, по общему мнению, на пике своей формы.

Офицер КККП снова покачал головой.

— Нет. Такого быть не может. Мы что-то упускаем. Следы отпечатков на оружии. ЛеДюк что, раздавал его направо и налево? И в итоге передал его убийце?

— А тот выстрелил в ЛеДюка на глазах у толпы? — спросила Лакост.

— И каковы ваши соображения? — спросил Желина.

— А я скажу вам, — начал Бовуар. — Скажу, что ЛеДюк по какой-то причине очень гордился этим револьвером и все время его демонстрировал. Как только к нему с визитом приходили, он доставал револьвер и давал его посетителю. Может, придумал историю про героически погибшего на войне предка. Отсюда и столько отпечатков.

— Вы прочли примечания в отчете судмедэксперта? — поинтересовался Желина.

Гамаш их читал, и, как он понял, читали их и Лакост с Бовуаром. Просто все предпочли промолчать.

— Это экстраполяция на основе следов отпечатков на пистолете, — сообщил офицер КККП. — Еще не выводы, но предположения, наводящие на мысль — кому могут принадлежат оставленные отпечатки. И вижу, что отпечатки кадета Шоке там тоже присутствуют.

— Там только следы. Слишком смазанные, чтобы определенно их идентифицировать. Мы не можем принимать это всерьез, — заметила Лакост. — Это скорее гадание, чем наука. Всё достаточно сложно, а нам нужно придерживаться фактов.

— Согласен, — сказал Желина, оставив тему. Но перед этим посмотрел на Гамаша, который выдержал его взгляд.

В примечании давался процент вероятности, кому какие отпечатки могут принадлежать. Не удивительно, что самый большой процент принадлежал непосредственно ЛеДюку. Сюрприз был в одном имени, стоящем рядом с именем Амелии Шоке. Сорокапроцентный шанс, что хотя бы один из отпечатков принадлежит Мишелю Бребёфу.

В отчёте было ещё несколько имен. Согласно компьютерной экстраполяции, был очень малый шанс принадлежности отпечатков Ричарду Никсону, 37-му американскому президенту. По этой причине полиция не относилась к методу серьезно. Так же пришлось проигнорировать отдаленную вероятность, что убийцей была Джулия Чайлд.

Но имелось ещё одно имя, которое выделялось.

Аналитики предположили 45% вероятности того, что один из отпечатков принадлежит Арману Гамашу.

Жилена перевёл взгляд с отчёта на коммандера, Лакост и Бовуар смотрели в сторону. Заговорил только Шарпантье, разбрызгивая пот:

— Итак, как ваши отпечатки попали на орудие убийства?

Арман Гамаш одарил его прохладной напряженной улыбкой.

— Частичные отпечатки, — напомнил Бовуар профессору Шарпантье, и кое-кому ещё из находившихся за столом, кто, возможно, имел сомнения на этот счёт.

— Вы брали оружие в руки? — спросила Лакост у Гамаша.

— Нет.

— Хорошо. Так, двигаемся дальше.

— Я беседовал с главой департамента по связям с общественностью фабрики-изготовителя, — сообщил Бовуар, меняя тему. — МакДермот и Райан. С женщиной по имени Элизабет Колдбрук из.., — он сверился с записями, — Дартмута, Англия.

Он раздал всем копии её письма и того, что к нему прилагалось.

На второй странице была квитанция, которую все стали изучать.

— Вижу, мадам Колдбрук-Клэртон настаивает, что глушителя они не изготавливали, — сказала Лакост.

— Я ей верю, — заметил Бовуар. — У неё нет причин лгать, к тому же это легко проверить. Сейчас мы как раз ищем след глушителя. Из моего письма она сделала вывод, что это самоубийство. Узнав про убийство, очень расстроилась.

— Не кажется вам, что ей уже пора свыкнуться, — сказал Желина. — Зачем ещё нужен пистолет?

— Она не сказала, зачем ему нужен был именно револьвер, вместо, скажем, автоматического пистолета? — спросил Гамаш.

— Она сообщила, что такие экземпляры любят коллекционеры, но когда я упомянул, что ЛеДюк не был коллекционером, у неё не оказалось ответа.

Лакост кивнула, Гамаш хмыкнул.

Коммандер всё ещё изучал первую страницу, потом посмотрел на Лакост. Сняв очки, он указал ими на изображение.

— Очень интересно.

Все снова уткнулись в свои планшеты.

— Чем? — спросила шеф-инспектор Лакост. — Этот рекламный проспект освещает историю данной модели.

— Да. МакДермот 45 калибра впервые был задействован в первую мировую, — сказал Гамаш. — В окопах.

— Oui, — стала слушать Лакост. — И что?

— Может и ничего, — признался Гамаш. — Но ты знаешь, что карта, копия которой найдена у ЛеДюка в прикроватной тумбочке, изображена на витражном окне в Трёх Соснах. Там, где солдаты первой мировой. У солдата была карта, но был еще и револьвер. Предполагаю, МакДермот.

— Pardon? — вклинился Желина. — Я потерял нить разговора.

— Вы думаете, это как-то связано? — спросил, проигнорировав Желину, Бовуар.

— Минутку, — снова начал Желина, подняв руку. — Карта?

— Да. Несколько месяцев назад, в стенах бистро в Трёх Соснах была найдена старая карта, — сообщил ему Гамаш. — Мы вчера говорили о ней.

— Я помню, но вы не говорили, что копия этой карты найдена в прикроватной тумбочке ЛеДюка.

— Это есть в отчёте, — заметила Лакост.

Желина повернулся к ней.

— В отчёте много чего. Не всё одинаково значимо. Поэтому важен контекст, вам не кажется?

Прозвучало это как нотация нерадивому студенту. Затем Желина обратился к Гамашу.