— Не возражаю. Инспектор?

Жан-Ги отрицательно покачал головой.

— С кадетом Смитом я поговорила, — сказала Лакост. — Нам нужно допросить остальных трех, пока они не уехали. Комнаты студентов сейчас досматривают?

— Попрошу агентов быть особенно внимательными с комнатами этих четверых, — сказал Бовуар, и направился к одному из членов следственной группы, который вскоре отправился выполнять порученное.

— Пора сделать обращение к школе, — сказал Гамаш, взглянув на свои часы. Было всего лишь около десяти утра, хотя казалось, что уже вечер. — Не могли бы вы собрать студентов и персонал в аудитории?

Один из агентов кивнул и вышел.

— Bon. А пока все соберутся, я пойду в свой офис, поговорю с мэром и шефом полиции, — Гамаш повернулся к шефу-инспектору Лакост. — Надо обсудить ещё кое-что. Сможешь подойти ко мне в офис в течение часа?”

— Конечно.

— Я провожу вас, — сказал Бовуар Гамашу. — Оказавшись в коридоре он спросил: — Вы правда думаете, что карта не имеет отношения в смерти Сержа ЛеДюка?

— Не знаю, как они могут быть связаны.

Но сказал он это неуверенно. Наблюдая, как Гамаш стремительно уходит по коридору, Бовуар слегка потянулся и повел плечами, чтобы освободиться от напряжения и чувства покалывания между лопатками.

Студенты притихли, когда Гамаш вышел в центр аудитории.

Он заговорил лишь когда всеобщее внимание было приковано к нему.

Он рассказал им о произошедшем. Говорил просто и понятно, не принижая ужаса от убийства профессора в кампусе, но и не превращая все в мелодраму.

Он дал им ровно столько информации, сколько требовалось, чтобы прекратить злобные спекуляции, при этом не скомпрометировать следствие.

Про револьвер упоминать не стал. Просто сообщил, что профессор ЛеДюк был убит одним выстрелом в голову.

И не сказал ничего о карте.

— Есть вопросы? — спросил, когда закончил.

Вверх поднялась сотня рук.

— Только без всяких «известно ли нам, кто убил профессора Ледюка?» — уточнил Гамаш, и большинство рук было опущено. — Или «знаем ли мы, почему его убили?».

Не осталось почти ни одной поднятой руки.

— Да, кадет Тибодо? — Гамаш указал на третьекурсника, тот поднялся.

— Когда нам можно будет вернуться в наши комнаты?

Гамаш смотрел на него несколько секунд.

— Вы интересуетесь, будет ли то, что найдено при осмотре ваших комнат, использовано против вас? Наркотики, например. Или выпивка. Или украденные экзаменационные листы.

По аудитории прокатился гул.

— Мы переговорим обо всем найденном с каждым, но оставим все втайне, кроме случаев особо тяжких нарушений, или если найдем улики.

Кадет Тибодо кивнул и сел, явно расстроившийся, но одновременно успокоенный.

Было еще несколько вопросов по поводу процедуры расследования, по поводу занятий, а так же о том, что они скажут свои семьям.

— Расскажите им правду, — посоветовал Гамаш. — Некоторых из вас допросит шеф-инспектор Лакост и следственная группа убойного отдела. В основном, тех, кто был студентом профессора ЛеДюка или встречался с…

— Лжец!

Гамаш приложил ладонь ко лбу, чтобы лучше рассмотреть говорившего, но человек предпочел отсиживаться среди толпы.

— Если вам есть что сказать, поднимитесь и скажите всё мне в лицо, — произнес Гамаш тихим спокойным голосом, слышимым даже в противоположном конце аудитории.

Кадеты стали озираться по сторонам.

Гамаш ждал. Когда никто не поднялся, он продолжил так, словно его и не прерывали.

— В свои комнаты вы сможете вернуться в течение часа. Если вам известно что-то, что может помочь в расследовании, каким бы тривиальным оно вам не казалось, держите это при себе, пока не сможете поговорить с кем-то из следователей. К несчастью, вы получили шанс наблюдать за процессом расследования убийства изнутри. Это совсем не не привлекательно. И не захватывающе. Наружу выплывет много такого, что люди пытались скрыть. А не только содержимое ваших комнат.

Послышались нервные смешки. Когда все вновь стихло, коммандер продолжил.

— Не обманывайтесь, всё тайное станет явным. Лучше добровольно все рассказать, а не ждать, когда это вытащат на всеобщее обозрение.

— Лицемер! — выкрикнул тот же голос.

На этот раз аудитория зашумела. Кто-то негодовал. Кто-то радостно предвкушал дальнейшее развитие событий.

Коммандер Гамаш пристально рассматривал собрание студентов и те понемногу успокаивались. Все замерли в ожидании его ответа, приготовившись гневной отповеди.

И через несколько очень долгих мгновений коммандер Гамаш сделал то, чего от него никто не ожидал.

Гамаш улыбнулся. А когда улыбка на лице растаяла, заговорил. Говорил он мягко, но слова его достигали каждого уха.

— Будьте осторожны. Наступило опасное время. Среди нас убийца. Почти наверняка он находится в этой комнате, — Гамаш сделал паузу, а потом посмотрел на них с такой заботой во взгляде, что некоторые выдохнули, избавившись от напряжения, накопившегося, едва ли, не за целую жизнь. — Подпитывать злость очень легко. Слишком малодушно разжигать ненависть. Вы должны заглянуть в себя и решить — кто вы есть, и кем хотите стать. Личность не формируется в такие времена, как это. В такие времена личность проявляется. Это время для попытки. Время испытания. Будьте осторожны.

Араман Гамаш сошел с кафедры.

— Трус! — крикнул голос ему во след.

Слово ударило в спину, потом отскочило от Гамаша, не повредив. Гамаш не замедлился, не поколебался, продолжил стремительный шаг.

Амелия склонилась вперед, в сторону кафедры. Коммандер ушел, а она так и сидела, уставившись на опустевшее после его ухода место в центре аудитории.

Коммандер обращался ко всем и каждому, в том числе и к ней. Но его глаза задержались на одном молодом человеке. Тогда же изменилось выражение его лица. Во взгляде появилась почти болезненная обеспокоенность.

Он точно знал, кто прокричал ему, выстрелил в него теми словами. И Гамаш обращался именно к этому человеку. Будь осторожен.

— Хм! — хмыкнула Амелия.

— Что? — спросил сидящий рядом кадет.

— Отвали, — без энтузиазма ругнулась она. И погрузилась в свои мысли.

Шеф-инспектор Изабель Лакост стояла в дальнем углу аудитории рядом с Жаном-Ги Бовуаром.

— Они разве не знают? — резко выдохнув, прошептала она.

— Какой он? — спросил Бовуар. — Либо не знают, либо им всё равно. Серж ЛеДюк постарался отравить колодец до прихода Гамаша, и продолжал подкидывать дерьмо последние пару месяцев.

— А он не мог ему противостоять? — спросила Лакост.

Аудитория вокруг них гудела от предположений. Говорили про убийство, про слова, брошенные в коммандера.

— Это его выбор, — сказал Бовуар. — Он считал, что ЛеДюк намеренно отвлекает внимание, да и дел было слишком много, чтобы тратить время на войну с Дюком.

— Они глупые.

— Не все.

Для Лакост было ясно — и она вполне понимала причины — что Гамаш потерял контроль над Академией. Жану-Ги Бовуару происходящее в аудитории виделось совсем в другом свете.

Как и ей, ему был очевиден вызов, брошенный Гамашу. Но еще Бовуар видел зарождавшиеся островки тишины — некоторые из кадетов обдумывали только что произошедшее, включили мозги.

— Ты идиот, — шипела Хуэйфэнь.

— Чего? Да все думают, как я, — ответил Жак.

— Не все. По крайней мере, теперь.

Её острые глаза отслеживали окружающую их активность. А в некоторых случаях и бездействие. Задумчивость, охватившую немалую часть ее сокурсников-кадетов.

Она посмотрела на Жака. Такой красивый. Тонкое, интеллигентное лицо. Мускулистый от занятий греблей, скалолазанием и хоккеем. Его тело излучало здоровую энергию, которую девушка находила почти непреодолимой. Она мечтала пробежаться пальцами по этим напряженным мышцам, даже если уже делала это. Она мечтала обхватить его руками и ногами, даже когда именно это и делала