Так распорядился император, отличавшийся необыкновенным умением обращаться с людьми. Постигая замыслы людей по одному выражению их лица и по телодвижению, он тотчас понял всю хитрость и подозрительность характера Боэмунда и предвидел, что если ему будет предложена пища людьми императора, бывшего его врага, то он из опасения яда не дотронется до неё. Император не обманулся в своей догадке: Боэмунд не только не попробовал, но и не коснулся пищи концом пальца, скрыл подозрение под предлогом любезности и роздал всё приготовленное тем, кто его окружали. Поистине он оказал небольшую услугу своим, угостив их пищею, по его мнению, отравлен ною. Впрочем, он не долго скрывал своё коварство, как человек самоуверенный и презирающий всё: когда он наелся мяса, изготовленного его поварами по отечественному обычаю, то на следующий день спросил у своих, каково их здоровье после вчерашнего угощенья? Они отвечали, что чувствуют себя превосходно и совершенно здоровы. “А я, — говорил он, сознаваясь в своём коварстве, — припомнил прежние войны с императором, когда я обратил его в бегство, и потому не хотел есть изготовленного по его же приказанию, опасаясь найти в пище яд”.

Император, призвав к себе Боэмунда, потребовал от него такой же присяги, как и от прочих латинян. Боэмунд нисколько не колебался и не медлил; не знаю почему: потому ли, что, считая своё происхождение менее знатным и не имея ни богатств, ни большой дружины, он не видел причины уклониться от того, на что согласились более важные князья франков; или он, как человек, воспитанный в презрении к религии и от частых повторений сделавшийся вероломным по природе, считал смешным долго отказываться от присяги. Но император, видя такую готовность с его стороны дать присягу, дал ему новые доказательства своего расположения. А именно, он повелел наполнить одну комнату во дворце богатствами до того, что весь пол был покрыт монетами, ожерельями и редкими пурпуровыми тканями; стены же завесить до потолка драгоценными одеждами, золотом, серебром и всякого рода блестящим металлом; приказано было наносить такое множество вещей, чтобы нельзя было ступить из боязни затоптать ногами ту или другую драгоценность. Отдав приказ сопровождать Боэмунда как гостя при осмотре дворца, император повелел ввести его, между прочим, и в ту комнату и сделать всё это так, чтобы вызвать сначала его изумление; он хотел ослепить его неожиданностью и не ошибся в расчёте.

Поражённый нечаянным зрелищем, Боэмунд мог только произнести следующее: “Если бы я был господин всех этих богатств, то уже давно покорил бы своей власти многие города и страны”. На это ему отвечал проводник: “Это всё твоё, Боэмунд; император дарит тебе это сегодня от своих щедрот”. Боэмунд принял подарок с радостью и много благодарил. Но после, когда он пришёл к себе, возвратясь домой, и увидел перед собою носильщиков, доставивших ему дары, этот хитрец почувствовал стыд от своего корыстолюбия и, как бы сожалея о выраженном им изумлении, воскликнул: “Я никогда не думал, что император может так оскорбить меня. Отнесите всё это тому, кто вас прислал”. Император, зная непостоянство латинян, с улыбкою повторил народную поговорку: “Зло обращается на своего виновника”, и приказал отнести всё снова к Боэмунду, который на этот раз был спокойнее и благосклонно принял от носильщиков дары, которыми он только что пренебрегал. Но это не было с его стороны легкомыслие или непостоянство, а скорее обдуманная хитрость не решаться вдруг ни на что. Я заметила в этом человеке два отличительных качества, хитрость и отвагу, которыми ой превышал всех проходивших через Константинополь латинских князей на столько же, на сколько он уступал им богатством и численностью своих войск...

1. ИЕРУСАЛИМСКОЕ КОРОЛЕВСТВО ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ КРЕСТОНОСЦЕВ НА РОДИНУ В НАЧАЛЕ XII В.[47]

“История священной войны” Вильгельма, архиепископа Тирского, уроженца Палестины, написана в 80-х годах XII в. И обнимает историю Первого крестового похода и Иерусалимского королевства до 1184 года. Первые 15 книг “Истории” представляют собой своеобразную компиляцию других авторов (главным образом Альберта Ахенского) и не имеют значения как исторический источник. Зато вторая часть “Истории священной войны” (книги 16—23, содержащие историю Иерусалимского королевства после Первого крестового похода) — источник чрезвычайно ценный. Здесь автор или пишет по собственным наблюдениям, или черпает свои сведения от заслуживающих доверия лиц и из официальных документов. Нередко Вильгельм привлекает и арабские источники, что придаёт ещё большую ценность его повествованиям.

В это же время, когда уже почти все князья, участвовавшие в походе, вернулись на родину, так что оставался лишь герцог, которому было поручено[48] королевство, и господин Танкред, которого господин герцог удержал.., как мужа мудрого, деятельного и удачливого. Средства наши и число воинов были так малы, что, когда созвали всех и все быстро собрались, едва оказалось налицо триста рыцарей и две тысячи пехотинцев. Города, перешедшие под нашу власть, были ещё немногочисленны и перемежались местностями, подчинёнными врагам, так что с большой опасностью переезжали из города в город, когда того требовала необходимость. Все сельские местности в нашей стране были населены неверными и сарацинами; злее их не было врагов у нашего народа, и они были тем хуже, что находились в нашей стране, а нет более вредоносной чумы, чем враг, находящийся в доме. Они не только убивали наших, когда неосторожно ходили по дорогам, и продавали их в рабство врагам, но также и отказывались от сельских работ, чтобы низвергнуть наших с помощью голода. Они лучше готовы были сами голодать, чем оказать какую-нибудь услугу нашим, которых они считали врагами.

И не только вне городов были небезопасны дороги; также и в домах, расположенных за городскими укреплениями, едва можно было найти безопасное и спокойное место вследствие того, что население было малочисленно, а пробоины городских стен были открыты для врагов, по ночам воры врывались в пустые и запущенные малолюдные города, убивая многих в их собственных жилищах; и вот, некоторые тайно, а многие — открыто стали обращать в собственность владения, которые они приобрели как покинутые [владельцами].

ИЕРУСАЛИМСКИМ ГОРОЖАНАМ[49]

В это же время[50] король[51], находясь в Иерусалиме, с благочестивой княжеской щедростью пожаловал иерусалимским горожанам свободу от пошлин, обыкновенно взимавшихся с ввозивших или вывозивших товары граждан, и велел изготовить для них грамоту, скреплённую королевскою печатью; так что впредь никто из латинян при приезде или проезде, или при ввозе или вывозе товаров не должен был принуждаться к какому-либо платежу под предлогом взимания пошлины, но мог совершенно свободно продавать и покупать; он предоставил также сирийцам, грекам, армянам и людям любой национальности, даже сарацинам, беспошлинно ввозить в святой город пшеницу, ячмень и всякого рода овощи. Он отменил обычную плату за пользование мерами и весами; этим он приобрёл преданность упомянутого народа и заслужил общую признательность.