Ганелон перекрестился.

Разве не прав в своей неукротимой ярости, направленной против еретиков, блаженный отец Доминик? Разве не сказал Иисус: «Тот же, кто не пребудет во мне, уподобится ветви, которая отброшена и умирает. Мёртвые же ветви подбирают, бросают в костёр и сжигают»?

Неистовый гнев блаженного отца Доминика праведен и угоден Господу.

В городке Барре на глазах Ганелона, не смущаясь присутствием многих простолюдинов, прямо на паперти блаженный отец Доминик жестоко избил палкой клирика, тайком счищавшего святые тексты с церковных пергаментов. Нечестивый делал из них малые псалтыри на продажу.

Там же в Барре на глазах Ганелона блаженный отец Доминик добился костра для некоего молодого богомаза, богохульно изобразившего Христа. Христос был изображён в мандорле — в вечном сиянии. Но само это сияние, написанное богохульным богомазом, было мелким и тусклым, а его формы неверны. Упомянутое изображение смущало простых людей и даже священнослужителей приводило к неверным мыслям.

Там же в Барре на глазах Ганелона блаженный отец Доминик добился суда над целой группой тряпичников-катаров, поучающих о близости царства Божия. Кому дано вслух сказать: «Смотрите, вот приидет царствие Божие»? — в неистовом, но праведном гневе возопил блаженный отец Доминик. Даже дьяволу, при всей его силе, не дано знать будущего. Зная дьявол прошлое и настоящее, да знай он будущее! — чем бы тогда его знания отличались от знания Бога?

Блаженный отец Доминик в своём чистом и святом неистовстве непримиримо и яростно отлучает за ересь даже епископов, жестоко побивает клириков, неустанно судит отступников; везде и всюду он требует называть папу, наместника Бога на земле, по всей форме — апостоликом римским, великим понтификом, царём царей, владыкой владык, священником во веки веков по чину Мельхиседека.

«Как можно чаще употребляйте против еретиков духовный меч отлучения!» — так призывает блаженный отец Доминик.

Но, Господи, как трудно разить отступников и врагов церкви только мечом духовным!

Тёмным еретикам и многочисленным отступникам, что отовсюду стекаются в Лангедок, покровительствует могущественный граф Раймонд Тулузский.

Безнравственные оргии в замках, забвение святых служб, вольные богохульные беседы с магами и колдунами, бежавшими в Лангедок, в новое пристанище еретиков, из сожжённого Константинополя — чёрная душа графа Раймонда Тулузского давно изъязвлена неверием.

Рассказывая о чёрном графе, добрая женщина, посетившая брата Ганелона, плевалась:

— Анатема сит!

При этом она тряслась, поводила левым плечом, подцокивала языком и подмигивала, и время от времени вся, от ног до головы, ревностно передёргивалась, мелко и часто крестясь:

— Граф Тулузский не прибегает к советам священнослужителей...

Добрая женщина ревностно подмигивала, передёргивалась, поводила левым плечом, подцокивала, прятала пронзительные глаза под чёрный низко опущенный на лоб платок:

— Граф Тулузский, он богохульник... Он бесчестных девиц называет сестрицами... Он привечает грязных бродяг, поющих богохульные катарские вирши... Он сам слушает всяческое безнравственное пение... Он пьёт вино и в будни и в светлое воскресенье... Даже в скоромные дни он затевает танцы, и песнопения, и игру в кости...

Добрая женщина ревностно передёргивалась:

— Граф Тулузский пьёт за здоровье сатаны, все знают... Он заставляет называть себя блаженнейшим... Его нечестивые люди ловят на дорогах священнослужителей, насильно поят их крепким вином и насильно отдают в руки развратных служанок и экономок...

Глаза доброй женщины пронзительно вспыхивали:

— Такие, как граф Тулузский, в городе городов Константинополе облачались в плащи с пурпурной каймой... На головы лошадей они надевали головные уборы, крытые тонким полотном, подвязывали им челюсти богатыми лентами из белого льна...

Добрая женщина, мелко крестясь, понижала голос:

— И много чего делали в городе городов такие, как граф Тулузский...

И подмигивала, передёргивалась ревностно:

— Такие, как граф Тулузский, в городе городов протягивали руки к имуществу церкви... Они разбивали ризницы, присваивали себе святыни... Они похитили из церкви, которую в городе городов называют Святой, два куска от креста Господня, каждый толщиной в человеческую ногу, и железный наконечник от копья, которым прободён был наш Господь в бок, и два гвоздя, которыми были прибиты его руки... Говорят, что богохульник граф Тулузский прячет в своём замке тунику, в которую был одет Иисус и которую сорвали с него, когда вели на гору Голгофу... И благословенный мученический венец, которым Иисус был коронован, где каждая колючка, как железное шило...

Добрая женщина заламывала руки, от благородного рвения в уголках её бледного узкого рта выступила пена:

— А ещё говорят, что в известном замке Процинта богохульник и отступник чёрный барон Теодульф похваляется частью одеяния Святой Девы, захваченной им в городе городов... Из земли сарацинов тот же чёрный барон привёз богомерзких уродцев, он учит их вести церковные службы и при этом смеётся... Весь род отступника чёрного барона Теодульфа ныне проклят Святой римской церковью... Известно, что ещё предки чёрного барона Теодульфа служили слуге Сатаны королю варваров Теодориху... Этот сатанинский король умел пускать изо рта огонь, а сразу после смерти провалился в ад, все знают... Проклятый Святой римской церковью богохульник и отступник чёрный барон Теодульф не унимается... Он грабит святые монастыри, он отбирает у смиренной братии старое вино и церковную посуду... А дочь чёрного барона Теодульфа тоже была ведьма, все знают... Её прозвали Кастеллоза, Замковая... Под её левой грудью у неё была дьявольская отметка — некое тёмное пятно в виде лягушечьей лапки... Ни одна корова в округе не доились, когда нагая ведьма Кастеллоза купалась в прудах под кривой башней Гонэ, давно всем известных как место игр дьявольских... Ещё говорят, что ведьма Амансульта приносила в жертву не крещённых детей, варила и поедала человеческие члены... Все знают...

Добрая женщина задохнулась от ужаса:

— Чур меня, чур!

— Аминь, — остановил добрую женщину Ганелон, сильно косящим глазом разглядывая распятие. — Разве тебе неизвестно, что сталось с той, кого ты назвала Кастеллозой?

Добрая женщина охотно ответила:

— Говорят, эта ведьма бежала от наказания в край магов и сарацинов, все знают... Ещё говорят, что ведьму Амансульту, дочь чёрного барона, зарезали в городе городов... И говорят, что это было нелегко сделать...

Добрая женщина вздохнула:

— Все знают.

И добавила, пряча пронзительные глаза под чёрный платок:

— Я с правдой пришла. Буду ли я услышана?

Ганелон кивнул.

Добрая женщина ободрено сказала:

— Совсем недавно богохульник чёрный барон Теодульф в неслыханном своём разврате приказал поймать меня, будто я зверь, будто во мне не божья душа... Трое суток пряталась я в лесу и боялась света... Я стала, как птица ночная, пока не пробралась тайными тропами к благославленному Дому бессребреников... Чёрный барон Теодульф грозится поймать меня, вымазать мёдом и привязать к дереву на солнечной поляне совсем нагую, чтобы всякое жалящее и кусающее насекомое летело и ползло на меня... Разве можно так угрожать доброй христианке, чистой душой и ревнивой в вере?..

Ганелон согласно кивнул.

На Аппской дороге он сам однажды оказался случайно среди полупьяных весёлых всадников, сбивших с него шапку и столкнувших в канаву. На огромном жеребце, жилистом, как сам дьявол, грузно возвышался огромный и жилистый барон Теодульф. Его единственный левый глаз, явственно затронутый безумием, сверкал, как фонарь в ночи.

«Грязная собака, грязный монах! — крикнул он, хлестнув Ганелона плетью. — Презренный пёс блаженного Доминика! Если ты, грязная собака, ещё раз хоть одной ногой ступишь на мою землю, я велю сжечь тебя!»

И каждый, кто был при пьяном бароне, смеясь, ударил Ганелона плетью или хотя бы плюнул в него.