А потом пытался искупить свою вину. Был рядом со мной открыто, делая вид, что влюбился. Или испугался, что Саша, вернувшись, распутает этот узел и придет в ярость? Я не видела в нем больше ничего искреннего, ничего хорошего.

- Потом, после первой операции, ты тоже постоянно за мной наблюдал? Как же ты смог договориться с хозяином бассейна и подготовить его?

- Кастор сказал, что необходимость в постоянном контроле отпала, потому что все твои внутренние ресурсы мобилизованы на борьбу с болью и преодоление двигательных проблем. Достаточно было три часа в день присматривать, чтобы вовремя заметить отклонения в поведении.

Потом снова была больница и несколько операций. Натэлла не понимала, как получалось, что каждый раз допускался какой-нибудь просчет, и приходилось переделывать. Как-как... Видимо, Кастору было нужно, чтобы я дольше оставалась в больнице. Чтобы не смогла уехать с классом в Чужую Страну.

А Микаэль все это время за мной "присматривал". Ему легко было говорить о нашем общем будущем, зная, что у меня его нет.

- О чем ты думаешь? - нервно спросил он.

- Что делать дальше, - честно ответила я.

Он сжал губы. Потом предложил:

- Остаться здесь. Со мной. Насовсем.

Я чуть не подпрыгнула.

- Конечно, нет! Мне не нужен ни ты, ни твой дом, ни твои друзья, ни твои обязательства.

У него остекленели глаза.

- Ты понимаешь, что Кастор этого и добивается? Ясно же, что у него изменились планы в отношении тебя, и он решил нас разлучить. Ведь это он тебя сюда привез?

- Да ладно! - Во мне вскипела обида. - Откуда ему было знать, что я здесь увижу?

Анри вскинул голову. Он закончил с самой большой раной.

- Как - откуда? А с чего вдруг Каролле вздумалось предъявить Мику свои права? Да он же к ней в "тишину" влез! Это ему проще простого: найти и возбудить приятное воспоминание, приправить его тоской, превратить в навязчивую идею. Пошевели средним пальцем. Чувствуешь его?

Как ни странно, чувствительность пальца оказалась не нарушена. Я кивнула. Анри взялся за второй порез.

- Хреново, - признала я. - Но здесь я не останусь. И мне не жаль, что он добился, чего хотел.

- Ты не понимаешь! - перебил Микаэль. - Не питай иллюзий, Кастор ничего полезного для тебя не планирует. Я не верю ему. Он легко мог избавить тебя от привязанности к Игорю, но не сделал этого. Он дал нам задание убедить тебя в необходимости психокоррекции, и, когда ты искала психокорректора, предложил свои услуги - ему зачем-то нужен был допуск в твою "тишину"!

- Но он уничтожил зависимость от Игоря!

- Конечно! И попутно решил еще какую-то задачу, которую не мог решить без прямого контакта. У него ничего не бывает просто так! Он легко определит, о чем мы с тобой говорили, едва ты переступишь порог его дома.

- Я заблокируюсь. Разве не поможет?

Микаэль и Анри переглянулись.

- Если заблокируешься так, как учил Саша - поможет, но это его насторожит. Он будет исследовать все клочки твоих мыслей, все следы эмоций - и догадается.

Анри, с явным сожалением закончив свое шитье, стал накладывать повязку. Материал, плотный и эластичный, обвивал мою кисть и сразу твердел.

Значит, я поеду не домой.

Дорога не освещалась, но и ночь не была темной. Идти было легко. Так и шла бы весь остаток жизни... Потому что некуда.

К отцу? Нет, вдруг я сойду с ума и нападу на него, или Медею, или Давида. Саши опять нет в городе. Как ни крути, варианта два: дом Кастора и дом Микаэля. Оба смогут со мной справиться, если я слечу с катушек. И обоих не жалко убивать... Что, уже началось? Или меня раньше свалит паранойя, чем безумие?

Что задумал Кастор? Зачем ему понадобилось ссорить нас с Микаэлем? Он может управлять мной, только когда меня видит, хоть со шпионской машины? Что он делал в моей "тишине"? Он казался таким надежным, правильным. Что за слово такое - правильный... Правильный - тот, кого не надо бояться, от кого не ждешь удара, тот, кто не обманывает. И это не о нем. Вынудить его сказать правду? Я ее и так уже знаю, но сделать это хотя бы затем, чтобы его освободить от необходимости лгать дальше и не ждать от него новой лжи. Нет, нельзя ему верить. Что он сделает, когда поймет, что я все знаю? Интуитивно чувствую, что ничего хорошего.

В том, чтобы остаться у Микаэля, есть разумное зерно. Там хотя бы теперь все понятно, и там, опять же чувствую, меня больше никто не обманет. Но смотреть в глаза тем, кто знал, что Микаэль у меня за спиной "исполняет обязательства" со всеми подряд, я не смогу. Это унизительно настолько, что лучше уж Кастор.

Но как сделать так, чтобы он не смог заметить мою осведомленность? Как заглушить свои эмоции: потрясение, недоверие, страх?

Закрыть другими, такими же сильными. Заставить кровь вскипеть от гормонов.

Дорогу перегородил появившийся из-за спины мотоцикл. Пришлось остановиться.

Страх. И боль. Что Кастор говорил про них? Что это его враги. Причем боль его дезориентирует, а страх он научился контролировать и подчинять. Наверное, он манипулирует страхом, когда заставляет людей делать то, что ему нужно. Значит, я должна забыть, что это, научиться отметать и игнорировать любой мало-мальский страшок или огромный страшище, потому что любой из них может быть послан Кастором.

Додумав эту мысль, я уселась на пассажирское место.

- Куда едем? - спросил Анри, удивленный тем, что меня не пришлось уговаривать.

- Тридцать первый квартал, дом сорок восемь, - приняв решение, сказала я.

- Кто там? - не торопясь поворачивать в сторону города и трогаться, насторожился Анри.

Я встала.

- Хорошо, поехали, - буркнул Анри и начал разгон.

Он остановился точно перед домом, и когда я вышла из мотоцикла, не удержался:

- Что ты собираешься делать?

Конечно, я ответила:

- Тебя это не касается. Спасибо, что подвез.

Мне не очень нравилось то, что предстояло, на это еще надо было настроиться, и Анри только мешал.

- Лора, - начал он.

- Анри, отстань. Ты - однолюб, и понимаешь меня лучше, чем кто-то другой.

- Что понимаю? - после короткой паузы возразил он. - Я-то смирился. И ты можешь. Так даже лучше - знать и прощать.

- Ты смирился, потому что с самого начала знал об этом вашем законе и полюбил Марианну такой - коллекционирующей мужчин, никому не отказывающей, любящей другого. А я этого не знала! Я влюбилась в Микаэля, думая, что его внимание, поцелуи, объятия уникальны, существуют только для меня, и именно этим он был для меня ценен. Я любила его за то, что была единственной, особенной, и теперь, когда выяснилось, что это не так, у меня нет причины его любить.

- Твоя любовь эгоистична, - печально подвел итог Анри.

- Да, - не найдя возражений, согласилась я. - Но другой у меня для него нет.

- Все со временем меняется, Лора. И любовь меняется тоже, даже любовь к одному и тому же человеку обязательно меняется. Ты можешь любить Микаэля таким, какой он на самом деле - его любить, а не себя в его любви.

- Уже не смогла, - подумав, констатировала я. И, желая его разозлить, спросила: - Вы спите втроем или меняетесь по очереди?

Анри с трудом совладал с собственной мимикой, но потемневшие глаза выдали бессильный, загнанный внутрь гнев.

- По всякому, - холодно отбил он.

Пожав плечами, я повернулась и пошла прочь.

Судя по тишине за спиной, он остался посреди дороги, сидел в своем седле, тяжело навалившись на рукояти, и смотрел мне вслед осуждающим взглядом. К счастью, нужная мне комната была с внутренней стороны дома, и я перестала чувствовать взгляд Анри, завернув за угол.

В комнату на втором этаже вела наружная лестница. Я поднялась и заглянула внутрь сквозь дверное стекло. В свете диодной лампочки звуковой системы комната выглядела такой, какой я ее запомнила: прямо напротив лестницы кровать, слева от нее - стол с компьютером самой последней модели, справа - полка с книгами и, как ни странно, детскими мягкими игрушками: двумя разноцветными кудлатыми псами и длинноухим серым зайцем - хозяин комнаты нежно, как к святыням, относился ко всему, что связывало его с детством, и даже шутки друзей на этот счет его не смущали.