"Точно сама справишься?" - мысленно спросил он.

"Конечно", - заверила я и закрыла дверь.

Еще не хватало, чтобы он помогал мне ложиться в постель...

Вот тут-то, в привычной обстановке, и стала очевидной разница между "раньше" и "сейчас": то, что делалось механически и незаметно, теперь требовало концентрации внимания и сил. Если бы кто-то видел, как я, чувствуя себя поленом, раздеваюсь и укладываюсь, я сгорела бы со стыда.

"Ну как?" - вдруг спросила Натэлла.

"Продержусь", - со скрежетом зубовным натягивая одеяло, пообещала я.

...И все же утром вернулась прежняя жизнь, которая помогала мне на время забыть о спинальных проблемах. Кто-то искренне обрадовался тому, что я снова в проекте, и лишь в последний момент смог удержаться от крепких объятий, кто-то вежливо продемонстрировал радость, кто-то напустился с требованиями срочно доделать какие-то детали интерьера. Это была Наташа, конечно. Я послала всем сделанные в больнице эскизы отдельных частей ландшафта и занялась интерьером.

С болью пришлось подружиться. Чтобы не привыкать к лекарствам, я старалась как можно экономичнее двигаться, вставать с кровати и ложиться, одеваться и раздеваться, когда никто не мог этого видеть, а сидеть только на стуле и за столом. Это не всегда удавалось, к сожалению. Надеть комбинезон и обуться незаметно было практически невозможно, но часто рядом оказывались те, кому помочь мне было приятнее, чем любоваться моей неуклюжестью, и я по двадцать раз на дню кого-нибудь благодарила. Случалось и по-другому.

Как-то раз, уйдя с головой в расчеты, я засиделась за кухонным столом в позе, при которой тяжесть тела держала только одна рука, и напряжены были мышцы спины только с одной стороны. Закончив, я заметила, что Алан и Рута из-за нехватки места за столом едят стоя, быстро выключила компьютер и слишком резко встала, что для расслабленной части мышц, очевидно, оказалось полной неожиданностью. Едва встав, я одной рукой ухватилась за край стола, чтобы не рухнуть на пол, а другой непроизвольно вцепилась в непослушный бок. Боль шарахнула почти мгновенно, я замерла, стараясь поймать баланс, зажмурилась и привычным уже приемом отстранилась от нее. Открывая глаза, я периферическим зрением заметила, что Клара повторила всю мою неловкую комбинацию, стоит теперь, подбоченившись, и гротескно морщится. От стыда захотелось исчезнуть, но стыд быстро нокаутировала злость.

- Что с тобой? - вкрадчиво спросила я.

Клара замерла в глупой позе и заморгала.

- Дура, - с искренним негодованием тихо констатировала Наташа.

- Тебя изображаю, - растерянно промямлила Клара, перестала моргать и уставилась на мой рот.

- Зачем?

- Ну... - она поискала в десятисекундном прошлом мотивы собственного поступка и нашла: - Я хочу всем показать, что твои страдания ненатуральны. Хочу, чтобы все думали, будто ты своими гримасами и стонами просто перетягиваешь на себя внимание, - тут она завелась и почувствовала себя увереннее: - А то все только и думают о том, что ты пережила, и как бы тебе помочь. В сестер милосердия всех превратила, звезда нашлась... Что тебе в больнице не лежалось? Или дома? Стала калекой, так сиди на попе ровно где-нибудь в теплом сухом месте! Там зрителей мало? Сочувствие нужно? Нашла отличный повод сорвать аплодисменты?

Для Клары тирада была непривычной - ни при каких обстоятельствах она не сказала бы никому в лицо столько гадостей за один раз. Свое внимание к каждому она очень тщательно дозировала. Неужели и на нее действует?...

Рута смачно цокнула языком, а Наташа хохотнула.

- Ну конечно! Аплодировать-то должны только тебе!

Три подруги замечательно беспощадны друг к другу, любо-дорого посмотреть.

Нужно ли мне было все это услышать? Как теперь отвечать?

- Можешь сломать ногу, - неуверенно посоветовала я. - Мы будем носить тебя на руках, все по очереди.

- Нет, - возразил Захар. - По жребию. Авось пронесет.

Кто-то с готовностью рассмеялся, и все подхватили смех, включая Клару, которая обладала редким даром красиво выходить из самого неудобного положения.

Маясь от бессонницы в ту же ночь, я думала о том, что человек не зря устроен так, что правда от него скрыта - она ломает надежды и провоцирует конфликты. Правда о Президенте дорога мне, как его тайна, и я храню ее с уважением, но при другом отношении она может показаться отвратительной. И это ведь только малая часть его тайн, то, о чем я задала вопросы. А вопросы возникают из знаний и сомнений... Как спросить ни о чем? "Как прошел день? что вас сегодня удивило?" - так, что ли?..

"Представь себе, Наша Страна вызывает опасения у заграничных религиозных деятелей!" - внезапно получила я ответ, произнесенный веселым надтреснутым президентским голосом. - "Патриарх Другой Страны заявил сегодня в проповеди на своем телеканале, что нужно бояться государства, запретившего религию. И с чего он взял, что мы ее запретили?"

Это что, я случайно с ним связалась? Или он просто именно сейчас размышляет о проповеди, а я опять же случайно подслушала его мысли, потому что мой вопрос резонировал с ними?

"Что ему вообще о нас известно?" - спросила я. Из чего можно было сделать вывод о существовании запрета на религию? О нем ведь не говорится...

"Возможно, какие-нибудь воцерковленные родственники нашестранцев приезжали погостить и, не обнаружив ни одного храма, выяснили, что в Нашей Стране не молятся, священных книг не читают, и с точки зрения религии о событиях не судят. Потом, вернувшись домой, рассказали своему "батюшке", кошмар, мол, какой - целая страна Бога не боится".

Президента явно забавляла эта новость, но я почувствовала тревогу.

"Нас боятся. Что люди могут натворить с перепугу?"

Какое значение религия имеет для населения прочих стран, я знала по истории архитектуры: самые красивые, большие и дорогие здания возводились там в качестве храмов.

"Значит, появилось еще одно направление для развития дипломатии", - беспечно отозвался Господин Президент.

"Но ведь запрета нет?" - на всякий случай уточнила я. Мне никто не запрещал говорить о религии или читать религиозные книги. Но у меня и потребности в этом не было. Ни у кого из моих близких или знакомых не было. Как получилось, что никто в Нашей Стране не испытывает потребности, нормальной для человечества?

"Я сам ни в бога, ни в черта не верю, так воспитан, - после минутного раздумья сказал Господин Президент. - И не уделял этой теме никакого внимания. Ты спросила, и я начал понимать: сам способ мыслить, который я выработал в детстве, не нуждается в категориях, которыми оперируют религии - им нет места в мирах "тишины". Мои ученики сознательно или неосознанно переняли его вместе с этой особенностью, и так же от них научились размышлять вы. Тут все ясно. Интереснее обстоит дело с вашими родителями. Договор о создании Нашей Страны, который они подписали двадцать пять лет назад, прочитав перед этим три раза, кстати, такого запрета тоже не содержит. Они не могли быть слишком религиозными по условиям их отбора, но не более того... Гм. Никто не просил о возможности провести обряды, связанные с рождением детей или браком. Может, делали это в отпуске за границей?.. - он задумался минуты на две. - Да, оказывается, некоторые делали так".

А я ведь слышала такие истории! Точно, мне рассказывал кто-то из родителей одноклассников, как они венчались - но лишь как о красивом событии, местами забавном. Ни веры, ни даже уважения в том рассказе не было. Нашестранцы не верят в бога...

"Господин Президент, нашестранцы не верят в бога".

"Да? Это было бы неудивительно. Любая религия - попытка укрыться от неприятностей вроде нищеты и болезней, а в Нашей Стране нет нищеты, да и больным быть не очень плохо".

"Это так, и это меня беспокоит. Мы не скрываем своего безбожия от прочих стран, и они могут обозлиться на нас за это. Религиозные войны - не такое далекое прошлое".