— Девчонке уже можно забыть про выгодный союз, — сказал Этельгерт, от него так и веяло довольством. — Нет ни одной женщины, которая возьмет ее за своего сына. Дура. Думает, что здесь как в Ирмунсуле. И мелкий скоро скончается. А старшего — на сладкое. Он думает, что силен, даже Ингви думает, что он силен. Дурак!

Ба́льдер молчал. Ворон взъерошил перья. Этельгерт поставил пустой кубок на столик рядом и зевнул.

— Не будь таким самодовольным, — сказала Фригга. — Старший похож на отца больше остальных, он наверняка постарается убить тебя.

— Как будто у меня мало врагов, — Этельгерт пожал плечами. — Одним больше, одним меньше.

— А Лодур? — спросил Ба́льдер. — Вдруг он захочет отомстить за детей?

— А он по возвращении испробует пиршественного меда, — Этельгерт зевнул. — У меня сегодня кошелек украли, вот мразота.

«То, чего желаешь, никогда ты не получишь» каркнул ворон.

Ба́льдер приложил ладонь ко лбу. Этельгерт потрепал его кудри.

— Сны все еще снятся тебе? — спросил он Ба́льдера, а дальнейшие его слова поглотил шелест. Он все усиливался, пока Йормунганд не закрыл глаза ворона и открыл собственные. Вокруг снова шумел дождь. Он стоял в грязи на коленях и его шерстяной плащ уже не мог защитить его ни от сырости, ни от ветра. Йормунганд провел рукой по лицу, возвращая себя в реальность.

— То, чего желаешь, никогда ты не получишь, — прошептал он. — То, чего желаешь, никогда не получишь.

Он начертал эти слова на земле. Дождь смыл их.

— Вас ищет ваша мать, господин, — низкорослая служанка стояла рядом. Мокрые волосы липли к лицу, а на плечах лежал старенький плащ.

— Как ты меня нашла? — в ушах все еще шумело, Йормунганд едва различал собственный голос.

— Вы и в Ирмунсуле любили гулять под дождем, — сказала она. — Да и хозяйка крепко велела вас поискать.

Когда они вернулись в замок, девушка принесла ему горячей воды и полотенце, пока он раздевался. Йормунганд стянул с себя мокрую одежду, насухо вытерся, завернулся в одеяло и сунул ноги в таз с горячей водой. Служанка замешкалась, любуясь его тонкими икрами.

— Иди-иди, — сказал он ей. Забавляться с кем бы то ни было, не было ни малейшего желания. Дверь скрипнула.

— Тебя искали, — на пороге появилась Хель. — Мама хочет тебя видеть.

— Ах да… я оденусь и приду к ней. Про меня не вспоминали несколько дней, а стоило потеряться — и оказался нужен.

— Где ты был?

— Улаживал кое-какие дела.

Хель пристально смотрела на него. Ее голубые глаза стали почти прозрачными, ни кровинки в лице.

— Ты и вправду любишь его? — спросил Йормунганд.

— Не знаю, иногда, кажется, что нет, а иногда — что умерла бы за него. Думаешь, Фенрир очнется?

— Конечно, — Йормунганд встал, отложил одеяло и переступил из таза, по очереди отряхивая ноги. — Уже скоро.

Хель кивнула.

— Скорей бы домой, — сказала она, поежившись.

Фенриру снились странные сны. Ему снился отец. Фенрир никогда не видел его и не мог помнить, но сразу понял, что это он. Вокруг скалы, под ногами песок, дул влажный ветер и пахло солью. Он никогда не видел моря, но понял, что это оно. Огромная неспокойная вода простиралась далеко- далеко. Отец сидел на скале и смотрел на море, он выглядел совсем как Йормун, только старше, обросший и в лохмотьях. На нем синий плащ Йормуна и широкополая шляпа, сдвинутая на затылок, что- то странное с его лицом. Фенриру показалось, что отец злится на него, поэтому и глядит в сторону с поджатыми губами. Но тут Лодур повернулся и глянул на него. Широкополая шляпа упала, покатилась по песку, и отец стал еще больше походить на Йормуна, только губы у него оказались не сжаты, а переплетены кожаным ремешком.

От удивления Фенрир проснулся.

Сначала ему показалось, что он в Ирмунсуле, спрятался в погребе и заснул там. Так было темно, холодно и сыро. Потом Фенрир вспомнил путешествие в Гладсшейн, как хотел он поглядеть на кривляющихся паяцев, как выпил кислого пива, а потом его затошнило. Как пекло солнце, так сильно, что в глазах потемнело.

Так я болен, подумал он, и, видимо, подумал вслух, потому что тут же рядом оказалась девочка в белых одеждах и положила руку ему на лоб.

— Как себя чувствуешь? — спросил она.

— Пить хочу, — сказал Фенрир.

Девочка поднесла воды, заботливо приподняла и наклонила голову мальчика. Фенриру вода понравилась, хотя слабость никуда не делась.

— А где мама? — спросил он.

— Ты чем-то расстроен? — спросила Ангаборда, едва он вошел. Он остановился у двери. Мать выглядела усталой. Беспорядок царил в комнате, пахло розовой водой и духами. Йормунганд окинул взглядом ее нарумяненные щеки и блестящие глаза, золотые нити вплетенные в прическу, суетливые движения рук.

— Мама…

— Фенрир очнулся, — сказала она просияв, — Вот только что.

— Я рад, — сказал Йормунганд. — Давно пора. Как он?

— Пока еще слабенький, — Ангаборда не могла сдержать счастья. Она побледнела и осунулась за время болезни сына, но теперь выглядела оживленной.

— И я хотела поговорить с тобой. Ты знаешь, я выхожу замуж, милый.

Йормунганд на мгновение прикрыл глаза.

— Да, знаю.

— Знаешь? Конечно, знаешь, для тебя не бывает секретов. С твоим отцом мы жили в Ирмунсуле, но здесь наш брак не считает законным.

— Поэтому он взял себе новую жену.

Уголок ее губ дернулся.

— Он всегда был таким. Да, теперь у него новая жена. А я могу взять себе нового мужа.

Йормунганд прислонился спиной к дверному косяку.

— Ты же не ради мести это делаешь? Ты же подумала о нас? Если твой брак здесь не законен, то и мы тоже…

Ангаборда подошла вплотную к сыну и взяла его за подбородок.

— Я люблю тебя, дорогой. Никакое замужество это не изменит. Вы — мои дети, все, что мое — ваше.

Йормунганд отвел взгляд.

— Ты совсем как отец, — сказала Ангаборда. — Любую победу обращаешь в пепел.

«То, чего так хочешь, никогда ты не получишь», — подумалось Йормунганду.

— Нет, я рад за тебя. Ньрд — хороший человек.

— Может быть, тебя смущает его возраст?

Йормунганд невольно хохотнул.

— Это тебя он должен смущать. Я же не женщина, не мне делить с ним ложе.

— Иди, — сухо сказала Ангаборда.

Он поклонился. Она не шелохнулась. Последнее, что он увидел, прежде чем закрыть дверь, ее профиль в свете окна.

Ванадис дожидалась его все там же, у аллеи.

— Где ты был сегодня утром? — спросила она тихонько приблизившегося сзади Йормунганда. Не дождавшись ответа, она развернулась и уставилась на него желтыми глазами.

— Не делай ничего, — сказала она. — Свадьба все равно состоится, не пытайся все испортить.

Йормунганд поднял руки.

— Сдаюсь, сдаюсь, — сказал он, рассмеялся и тут же стал серьезным, — Я встретился с одним парнем из Гардарики.

— А, этим, — Ванадис пренебрежительно фыркнула.

— Да, наверное, этим.

— Просил у тебя устроить встречу с князем? Чтобы он не пообещал тебе, не верь. У него ничего нет.

— Как скажешь, — сказал Йормунганд. Он оперся о покосившуюся колонну, так, что со стороны казалось, что это он ее подпирает.

— Что с тобой?

— Мой брат очнулся, — сказал Йормунганд впервые искренне улыбнувшись.

Ванадис замерла с открытым ртом.

— Я уже не надеялась, то есть, это же чудесно!

— Ага, только он еще слаб, так что прошу оказать ему покровительство еще какие- то время. Моя мать выходит замуж повторно, а сестра совсем голову потеряла. Я и не думал, что такое возможно.

— Я вижу, ты собираешься погрузиться в пучины жалости к себе?

— Это слишком поэтично для меня. И у меня просьба — выслушай того парня из Гардарики. Он помог мне намедни, и я обещал замолвить за него слово. Обещай мне.

— Хорошо, — Ванадис наклонилась было поцеловать его, но Йормунганд отвернулся и сощурился на темнеющее небо. Солнце опять скрылось за большой серой тучей.