Нелюбин подхватил друга под локоть и довел до неизведанного еще развлечения — до порога ночного клуба. Они тогда только-только стали открываться в Москве и внушали некоторый трепет впервые заглянувшим сюда. И хотя парни оделись привычно — джинсы да рубашки с коротким рукавом (подумаешь, эка невидаль — клуб), мимо тяжеловесов-охранников проходили на подогнувшихся коленках: вдруг не пустят. Кто его знает, как правильно воспринимать ночное заведение: то ли ресторан, где музыки больше обычного и до утра, и тогда без пиджака никак; то ли забегаловка, где лишь танцы, с закуской в перерывах. Но студенческий прикид не вызвал у стражников настороженно отрицательных эмоций, и друзья проскользнули в полутемный зал.

В центре возвышалась не то чтобы сцена, так — небольшой деревянный пятачок. На помосте стоял барный — то есть высокий и без спинки — стул. На нем, удобно зацепившись одной ногой за перекладину, сидел парень: он пел, терзая в руках микрофон, подтопывал второй ногой в ритм, откидывая периодически сваливающийся на лицо непривычно большой, достающий до подбородка, светлый чуб.

— Ой, я знаю его, — блеснул эрудицией Вадим. — Гарик Сукачев. Рок-н-ролл. Нам туда, — и он подтолкнул Егора к свободному столику у стены.

Они посмотрели перечень напитков, напечатанный на сложенной, словно театральная программка, двухстраничной тетрадке. Не сговариваясь, выбрали самый дешевый коктейль, и прокричали заказ подскочившему официанту.

Егор слушал Сукачева, Вадим осматривал зал в поисках подходящей компании.

В их дуэте именно Нелюбин обычно начинал знакомство. Проверенным и отточенным до совершенства способом — в комплект входили особая загадочная улыбка, подскок одновременно двух бровей и чуть хрипловатый голос. Вадим подплывал к девушкам и представлял сначала себя, а потом сразу, без паузы Лукошкина длинной, но очень выигрышной фразой: "Прошу любить и жаловать: мой друг Егор. Он же — Гоша, он же — Георгий, он же — Жора". Девушки, ошарашенные столь "многоэтажным" вступлением, тут же начинали хихикать, охать и ахать, и дальнейший разговор тек уже свободно, потому что неловкость первых минут легко преодолевалась.

Наискосок от Сукачева, тоскующего по "маленькой бейбе", склонились над столиком, что-то оживленно обсуждая, три девушки. Вадим прищурился, оценивая шансы, и кивнул Егору. Цель выбрана!

В музыкальной программе объявили перерыв. Парни подрулили к подружкам.

— Добрый вечер, — пошел в наступление Нелюбин. — Разрешите представиться: я — Вадим. —  И не давая девушкам ни секунды на размышления, тут же добавил фирменное "блюдо": — А это мой друг Егор, он же — Гоша, он же — Жора, он же — Георгий.

Три девушки удивленно-послушно перевели взгляд с Вадима на Лукошкина.

— А что у него значится в паспорте?, — неожиданно "не по программе" спросила одна из юных дам.

— Э…э, — запнулся Вадим, явно не готовый к подобной реакции, — а я и не знаю. — Он и вправду ни разу не задумался поинтересоваться об этом у друга.

Девчонки дружно засмеялись.

— Егор, — поспешил на помощь Лукошкин.

Хотя Нелюбин в спасении не нуждался. Вадим уже пододвинул свободный стул и, потеснив девчонок, уселся за столик. Их приняли в компанию. И пока Нелюбин "наводил мосты" и "производил неизгладимое впечатление", Егор незаметно разглядывал подружек. Девчонки оказались внешне очень похожими: стройные, модно одетые брюнетки. Только у той, что умудрилась "сломать" знаменитый спич про "четырёхимённость" Лукошкина, Лены, лицо уж слишком умное. Ее соседка справа — Ирма относилась к племени хохотушек, бурно реагировала на каждую шутку Вадима. Но внимание Егора привлекла Лиля — слишком грустными казались ее глаза. И Лукошкину захотелось узнать, почему.

Девчонки, не скрываясь, рассказали о себе. Лиля и Ирма однокурсницы, учатся в Инязе, Лена — двоюродная сестра Лили, на два года младше, будущий биолог. И собрались они в клубе, чтобы отметить… день рождения Лили. Фанфары! Тут уж никто не ставил под сомнение факт, что парни напрасно решили пересесть за девчачий столик.

Молодежь проболтала-протанцевала в клубе почти до закрытия. Вывалились на улицу перед рассветом. Метро давно заснуло и пассажиров не принимало. Парни пересчитали купюры, оставшиеся в карманах (проездные по понятным причинам помочь не могли). Отправить всех девчонок на попутных машинах не получится, кому-то придется добираться пешком. Лене и Ирме оказалось по пути, Вадим вызвался довезти сначала первую, потом вторую. Егор тут же предложил Лиле рыцарский эскорт: до ее дома не так близко, конечно, но и не так чтобы далеко — за час-полтора неспешным темпом, по просыпающимся улицам. Романтично звучит? Лиля согласилась. Только сначала требовалось позвонить домой, предупредить родителей, чтобы не волновались. Но попробуйте найти работающий автомат в городе сломанных телефонов. Где-то болтался провод с оголенным концом вместо трубки, где-то диск отказывался крутиться по цифрам, а в некоторых будках стены пугали лихо разрисованной, но наготой.

("Слушайте, — осенило именинника и, размахивая бритвой, Лукошкин принялся объяснять собственному отражению в зеркале, — мы и не заметили, а ведь с московских улиц полостью исчезли телефонные стекляшки. Технический прогресс в форме сотовой связи оставил вандалов без работы").

Только, спустившись в подземный переход, удалось обнаружить трубку, которая подтвердила работоспособность длинным гудком. Получилось набрать и нужный номер. Миссия дисциплинированной дочери выполнена. И молодые люди зашагали по асфальту навстречу рассвету.

Где-то в начале Ленинского проспекта сразу за Октябрьской площадью Егор нерешительно положил руку девушке на плечо. А через два светофора, набравшись смелости, склонился к ее лицу — губы у Лили оказались мягкими и теплыми. Со вкусом… утренней росы. Юноша тут же отстранился, чтобы увидеть реакцию на дерзкий поступок: он не первый раз целовался, и последствия случались всякие, однажды даже по физиономии схлопотал. Вот и у Лили глаза мгновенно изменились. Но не так как у других: вокруг зрачков вспыхнули удивленно-восторженные огоньки. Неужели именно Егор зажег этот свет? Лукошкин остолбенел, помолчал и… поцеловал еще раз.

— А может, и не было никакого чуда?, — скептически подвел черту перед зеркалом Егор. — И в глазах Лили отразились лишь лучи проснувшегося солнца? И я тут вовсе ни при чем?

"Чём ни при чём, но, — продолжал уже про себя Лукошкин, — последствия того провожания зафиксированы работниками ЗАГСа". Кстати, та же участь постигла и Вадима, который после окончания университета женился на Ирме Волковой. Егору и Лиле досталась роль свидетелей на той шикарной свадьбе.

— Но есть и положительный момент, — Лукошкин, как дипломированный психолог, обязан следовать рекомендациям, которые раздает на семинарах сомневающимся в жизни, — теперь, по крайней мере, не надо тратиться на два дня рождения и несколько раз в год собирать гостей. Главное, перетерпеть предстоящий вечер.

В ванную зашла Лиля, намереваясь помыть руки.

— Мне уже сорок лет, — патетически без предисловий заявил Егор жене, продолжая цепь нахлынувших с утра невеселых умозаключений. — И чего достиг?

— Рано подводить итоги, — успокаивающе откликнулась Лиля, дотянувшись до крана.

— Ну, хотя бы промежуточные, — не отставал муж, надеющийся на диалог. — Например, — Лукошкин вывернул голову так, чтобы увидеть в зеркале собственный затылок, — уже есть признаки пробивающейся плеши.

— Мне сегодня исполняется столько же, сколько и тебе, — надеялась хоть как-то смягчить шквал самобичевания Лиля. — Я же не ною.

— Ты, во-первых, прирожденная оптимистка, а во-вторых, — женщина, — сдаваться Егор не собирался, наоборот, теперь он мог шире развернуть знамена и начинать наступление. — Ты веришь в меня, мол, муж, что случись, поможет. Но… как же на меня надеяться? Я оказался не очень удачлив в жизни.