…Первый переход был болезненным. Позже Фер объяснил, что это оттого, что он родился не в Итериане. Мир людей признал его своим и не желал отпускать. А Тьен не желал уходить. Так что, оказавшись в Дивном мире, он не испытал благоговения перед открывшимся ему величием древнего города, а согнулся пополам и, не стесняясь спутников, избавился от остатков обеда. А едва распрямился и отер лицо рукавом, его снова всосало в чуждое подпространство и вынесло, ни много ни мало, в дворцовый зал совещаний. И там-то он, если верить хронографам, сходу известил всех, что прибыл служить этому миру.
— Эллилиатарренсаи! — гневно воскликнул мужчина, восседавший в кресле на небольшом возвышении. — Как это понимать?
— Вы велели привести его, когда он будет готов, — невозмутимо ответила Лили. — Он готов.
Мужчина поднялся с места, подошел к нему, заглянул в глаза и тут же отвернулся.
Сделал несколько шагов к центру зала и громогласно объявил:
— Старейшие четырех народов, представляю вам третьего шеара Итериана. Мой… — он запнулся, и, возможно, эта секундная заминка стала первой трещинкой, превратившейся за годы в пропасть между ними. — Мой сын Этьен.
— Тьен, — по привычке поправил юноша. И когда на него были устремлены все взгляды, он произнес другую фразу, не вошедшую в хроники даже с поправками: — Мне обещали встречу с моим настоящим отцом, а не с мерзавцем, который сначала бросил, а потом убил мою мать.
На этом собрание закончилось.
Старейшие испарились, Фер и Лили — тоже, и он остался один на один с Холгером.
— Впредь не смей заявлять ничего подобного, — холодно отчеканил правитель, — иначе я вынужден буду вызвать тебя на бой в защиту справедливости.
— Видал я такие бои, — Тьен хорохорился, а внутри все переворачивалось от страха. Давящая мощь первого шеара ощущалась буквально физически.
— Не знаю, кто сказал тебе это, но я не имею отношения к смерти твоей матери, — будто и не слышал его Холгер.
— Докажи.
— Моего слова достаточно.
Юноша снова хотел сказать что-нибудь колкое, грубое, но вдруг понял, что действительно достаточно. Сила четырех стихий, недавно проснувшаяся в нем, говорила, что Холгер не врет. Тьен застыл, пораженный внезапным открытием, и тогда, догадавшись, что произошло, правитель впервые взглянул на него без раздражения и даже, казалось, с интересом.
— Это дар шеара, — пояснил он. — Ты можешь распознавать правду и ложь в решающие моменты жизни.
— Только в решающие? — пробормотал юноша, путаясь в мыслях и чувствах. — Не всегда? Что же сейчас решающего произошло?
— Ты мне поверил, — сказал Холгер. — Что до твоей матери, мне неизвестно, кто виновен в ее смерти. Я пытался найти его, но шеар отнюдь не всемогущ. Скоро ты это поймешь.
После была встреча с Генрихом, радость, немного приглушившая грусть расставания с оставшимися в другом мире близкими людьми, долгие разговоры. Минутное знакомство с высокородной семьей, Арсэлис, Эйнаром и Йонелой, и снова разговоры с отцом. Вспоминали маму, дом, живших в нем людей. Тьен рассказал о том, как сложилась жизнь маленького Шарля, попутно поведав об изобретении кинематографа. Рассказал, что был в музее, что работы археолога Лэйда не забыты, как и он сам.
— А ты? — спросил отец. — Как ты жил там один? Чем занимался?
— Я был вором, — признался Тьен. — Хорошим вором. Но не очень хорошим человеком.
— Наверное, тебе простительно, — вместо упреков и новых вопросов пожал плечами Генрих. — Ведь ты не совсем человек.
После этого он больше не спрашивал его о жизни до Итериана.
А на второй день Тьен увидел разрыв…
Ванна набралась, и он выкупался, вместе с потом смывая нахлынувшие воспоминания. Затем, как и говорил отцу, собирался отдохнуть до ужина. Но прежде чем лечь, достал принесенную из Дивного мира шкатулку. Открыл, заглянул в пустой ларчик, закрыл и опять открыл. Вынул на свет сделанный когда-то музейным фотографом снимок.
— Я вернулся, — сказал глядящей на него с карточки девочке. — К тебе. Ты ведь ждала… хоть немного?
Она не ответила. Она никогда не отвечала, но это не мешало ему говорить с ней часами.
У каждого свое спасение.
Проспав почти три часа, Этьен чувствовал себя значительно лучше.
Да, многое изменилось. Но можно изменить все снова.
Он зашел за Генрихом, и они вместе спустились в ресторан. Заказали ужин и долго беседовали под ненавязчивые звуки рояля и легкое белое вино.
— Завтра я отлучусь, — предупредил отца Тьен. — Не знаю, надолго ли. Но ты не волнуйся, хорошо?
— Хорошо, — обещал Лэйд. Замялся, но все же осмелился заговорить о том, что его беспокоило: — Неловко спрашивать, раз уж я не сделал этого за столько лет, но… У тебя остался кто-то в этом мире? Ох, что я несу, конечно, остался, ты ведь жил тут не один год. Но мне казалось, у тебя не было особых привязанностей, иначе, думаю, ты поделился бы…
— Пап, я просто хочу пройтись по знакомым местам.
— Да-да, понимаю.
— Когда вернусь, пойдем в кинотеатр. Помнишь, я рассказывал?
— Ожившие изображения? — глаза Лэйда загорелись детским любопытством.
— Да. Это тебе точно понравится.
Как ни близки они были с отцом, некоторые тайны Тьен хранил и от него.
Разговор плавно перетек на научные и технические достижения мира, а затем постепенно заглох. Генрих, которому после размеренной жизни в Итериане впечатлений за день хватило бы на год, не меньше, стал позевывать и клевать носом.
— Продолжим за завтраком, — решил Этьен, расплачиваясь по счету.
Сам он, выспавшись днем, прогулялся бы по ночному городу, но боялся, что ноги сами приведут в Ли-Рей. А он уже дал себе зарок, появиться там завтра не раньше полудня. Блондинистый стяжатель из агентства явно неспроста уточнил время.
Проводив отца до дверей его номера, Тьен направился к себе.
Первое, на что он обратил внимание, открыв дверь, так это на включенный свет, хотя он точно помнил, что выключал его, уходя. А затем увидел под потолком зависшую рядом с люстрой Эсею.
— Какая прелесть, — напела сильфида, тыча пальцем в лампочки. — Огонь в баночках. У тебя тут интересно.
— Угу, — сложив на груди руки, мрачно согласился Этьен. — И с каждым часом все интереснее. Что ты тут делаешь?
— Жду, пока Фер и Лили возьмут нам комнаты, а Кеони выйдет из ванной. Его подсушило при переходе.
Тритон, нуждаясь в постоянном притоке влаги, чувствовал изменение среды острее товарищей, но, в этот раз переход для него был не самым трудным, и не успел Тьен задать следующий вопрос, как Кеони появился в комнате. Освежившись, выглядел он весьма довольным: покрывавшая мускулистые плечи чешуя блестела, прозрачные плавники на руках и икрах переливались в ярком электрическом свете. Юноша увидел шеара и без слов согнулся в почтительном поклоне. Влажные темные волосы почти коснулись пола, а спинной плавник приветственно распрямился.
— Повторяю: что вы здесь делаете? — проявляя невероятное терпение, спросил шеар.
— Прибыли в твое распоряжение, — выпрямившись, объявил тритон.
— Мы должны всюду следовать за тобой. — Эсея спустилась на пол и стала рядом с Кеони. — Разве нет?
— Нет.
— Твой отец другого мнения, — сообщила сильфида.
— Он приказал вам прийти сюда?
— Нет, что ты! — махнула рукой девушка. — Но намекнул, что прикажет, если мы сами не вспомним о своих обязанностях.
— Если еще не понял, нас вышвырнули из Итериана, — без стука вошла Лили. В отличие от Эсеи, на которой был традиционный наряд женщин ее народа — свободное многослойное платье из полупрозрачных тканей, белой и голубой, и Кеони, на котором кроме чешуи и плавников не было ничего, альва успела одеться по местной моде. Элегантное черное платье плотно облегало ее фигуру, оттеняя струящиеся по плечам золотистые локоны, а на ногах у красавицы были туфли с высокими острыми каблуками, которыми она сердито отстукивала по полу. — Да, дорогой мой, вышвырнули и обратно не ждут. Так что если хоть заикнешься о том, чтобы мы шли туда, откуда явились, за целостность мебели, стен и твоей головы я не ручаюсь.
