Здесь, в их мире, было раннее утро, и Софи еще спала. Шеар разбудил ее поцелуем, погладил по щеке.

— Мне пора.

— Уже? — встрепенулась девушка, но он не позволил ей вскочить с постели.

— Спи, тебе-то спешить не нужно, — улыбнулся он. Дунул шутливо в лицо. — К ужину буду. Стащу там у них каких-нибудь сладостей.

— Тьен, — Софи поймала его за руку, когда он уже собирался уйти. — Ты… осторожнее, хорошо?

Будто чувствовала то, о чем не могла знать.

— Хорошо.

Хотел поцеловать ее в последний раз… Но из-за того, что вдруг подумал так, не стал.

Не в последний. Вернется и поцелует.

Особняк Генриха, так и не ставший Тьену настоящим домом, встретил угрюмым молчанием.

Чистые, будто бы успевшие позабыть о жильцах комнаты. Картины. Книги на полках. Приятные глазу, но чуждые сердцу безделушки. Ничто здесь он не мог бы назвать своим. Даже комнату, в которой провел не одну ночь.

Вошел и, не осматриваясь, направился к огромному шкафу, занимавшему целую стену.

С выбором одежды не мудрил. Черное и красное отбросил сразу — ни к чему ему выглядеть словно опереточный злодей. Остановился на бежевой рубашке с затейливой вышивкой на рукавах и по вороту и удобных светло-серых штанах из тонкой шерсти. Подпоясался широким шитым серебром поясом. Набросил сверху накидку без застежек и рукавов: шелк, спадая до пола широкими складками, отливал сталью. Скромно, неброско, но поводу наряд вполне соответствует. Даже невысокие сапоги из прочной графитовой ткани, обувь для торжественных приемов не самая подходящая, в целом смотрелись пристойно. Уж к внешнему виду, как бывало, правитель с ходу не придерется.

Генрих искал что-то в своей спальне. Уходя впопыхах, он оставил тут немало нужных вещей и, должно быть, хотел приготовить их, чтобы забрать с собой после приема.

— Я отлучусь, — предупредил его шеар. — Не волнуйся, не опоздаем.

Отец до назначенного срока провозится у себя, а Кеони должен встретить командира уже во дворце. Холгер наверняка уже знал, что он здесь, но прямой слежки Тьен не чувствовал. Вот и хорошо. Ему не нужны ни помощники, ни свидетели в том, что он собирался предпринять до начала торжеств.

Лили он нашел в ее доме. Тут многое уже изменилось. Земля ожила и зазеленела. Взошли цветы. Вытянулись вдоль тропинок молоденькие деревца. И жилище, когда-то заброшенное, выглядело теперь иначе, но шеару некогда было раздумывать, в чем заключаются перемены.

Сама альва тоже смотрелась ожившей и обновленной. На ней было синее платье, но не темное, как обычно, а ярко-синее, под цвет ее глаз. Высокую прическу украшала сапфировая диадема и хаотично разбросанные по переплетению золотых прядей васильки. Тьен не сомневался, что цветы не завянут до конца праздника.

— Прекрасно выглядишь.

Стоявшая перед зеркалом женщина застегнула на шее ожерелье из сапфиров и бриллиантов и лишь затем обернулась.

— Надо же, какой сюрприз, — проговорила она, не выдав ни удивления, ни радости.

— И не представляешь какой.

Приблизился не спеша. Еще раз оглядел, не скрывая восхищения. Протянул руки и, не встретив сопротивления, крепко обнял…

Вспышка ослепила ее на миг. От быстрого и неожиданного перемещения подкосились ноги, и Тьен вынужден был поднять альву на руки, чтобы спустя несколько секунд осторожно поставить на невидимую перегородку из плотного воздуха между небом и растянувшимся до краев горизонта морем.

Отпустил и отступил на шаг.

Лили огляделась. Не испуганно — о страхе она давно уже забыла — но все же больше, чем просто обеспокоенно.

— Где… мы? — спросив, она хрипло закашлялась.

— Неприятно? — искренне посочувствовал шеар. — Не переживай, скоро привыкнешь. В этом мире немного другой состав воздуха. Из-за воды. К тому же ты, наверное, ощущаешь дискомфорт из-за того, что оказалась отрезана от своей стихии. Но к этому тоже можно привыкнуть. Только не трать понапрасну оставшихся сил. Даже если разобьешь воздушную преграду, до земли не дотянешься. Она там, на самом дне. Глубоко, а плотность воды из-за обилия соли такова, что нырять не стоит и пытаться.

Если он не сможет вернуться за нею, ровно через двенадцать часов Лили вытянет обратно в Итериан, в ее сад. Но Тьен не стал говорить об этом.

— Почему? — прошептала альва.

— Потому что не вижу другого выхода. У меня планы на сегодняшний вечер, а ты, боюсь, захотела бы их испортить. Например… попытаться убить меня.

— Что?!

Столько негодования слышалось в этом возгласе, что Тьен на мгновение усомнился в правильности своих выводов.

Но эти выводы были сделаны не вчера…

— Из лучших побуждений, конечно, — добавил он, и альва сникла под его взглядом. — Тебя ведь приставили следить за мной. Чтобы не наделал каких-нибудь глупостей, неважно, по неведению или по злому умыслу. А самый верный способ нейтрализовать созданную стихийной магией угрозу — физическая ликвидация источника неприятностей. Разве нет?

— Этьен…

— Нет, я не думаю, что этот способ был для тебя приоритетным, или что ты сделала бы это с удовольствием и без колебаний. Но между мной и спокойствием Итериана ты недолго выбирала бы.

— Если ты… догадался… — то ли оттого, что еще не приспособилась к атмосфере чужого мира, то ли по другой причине Лили с трудом выговаривала слова, — мы могли… обсудить это… раньше…

— Мы многое могли бы обсудить, будь у тебя такое желание. В том числе то, о чем ты говорила с моей матерью незадолго до того, как ее убили.

— Ты…

— Знал и это, — спокойно кивнул он. — Не только тебе под силу заглянуть в чужую душу.

— Шеар, — выдохнула она с сипением.

— Шеар. Не стоило забывать об этом.

Она помнила. Но иногда Тьену казалось, что Лили видит в нем все того же мальчишку, которого притащила однажды в Итериан.

— Я расскажу, — шепнула она.

— Не нужно. Неважно, о чем вы говорили и к чему пришли. Не ты прислала в наш дом ильясу — это все, что я хотел знать. И я узнал. Сам. А еще я знаю, что ты никогда не выдашь мне того, кто это сделал.

— Я не могу…

— Не можешь. Даже под пытками не скажешь. Не напишешь. Не укажешь пальцем. Некоторые клятвы невозможно нарушить, и с моей стороны было бы неоправданной жестокостью требовать от тебя это. Я вообще не хотел бы обижать тебя, даже случайно. Поэтому…

Вместо объяснений он обвел руками небо и море.

— Не делай того, о чем после можешь пожалеть, — тихо, без надежды, что он внемлет ее словам, проговорила Лили.

— Уже жалею, — улыбнулся он. — Жалею, что они не увидят тебя такой.

С прощальным поклоном шеар растаял в воздухе.

Дворец к прощанию со старшим сыном правителя приготовили так, словно это событие по значимости многократно превосходило все другие, ранее праздновавшиеся, включая избавление от всепожирающей пустоты. Стены задрапировали шелком, пустив по верху живые вьюнки. Оконные проемы спрятали под полупрозрачной органзой. В залах журчали фонтаны. Сверкали ледяные статуи. Порхали птицы и бабочки. Ветерок кружил цветочные лепестки. Разноцветным пламенем горели светильники. И, как ни странно, во всем этом изобилии чудес не наблюдалось излишней вычурности, ничто не раздражало, цвета не резали глаз, а звуки растекались ненавязчивым фоном.

Но сквозь присущее всем праздникам волнение ощущалась тревога совсем иного рода.

Прислушавшись к чужим эмоциям и мыслям, звучавшим у некоторых довольно громко, Тьен понял, что не он является причиной для беспокойства.

Хотя, как сказать: дворцовые служители переживали из-за отсутствия Эйнара, ответственного за организацию приема. Значит, Эсея справилась… А все эти лепесточки-бабочки — идея младшенького. Мило…

— Нервничаешь? — шепотом спросил Генрих, быстро глянув на вышагивающего позади них Кеони.

— Ничуть, — Тьен продолжал раздавать налево и направо вежливые улыбки.