Сначала Тьен не знал, но позже дошли слухи, и Лили подтвердила нехотя, что многие старейшие выказывали недовольство появлением третьего шеара. Мало того, что полукровка, так еще и сын отступницы — сам отступник еще до рождения. Но кто такие эти старейшие, чтобы оспаривать волю четырех? Он прошел испытание, он шеар. И мать его матери, еще одна милая бабушка-сильфида, не посмела бы отказаться от встречи с ним… Но прежде Тьена до гор Энемиса добралась пустота. Из обитавших там детей воздуха уцелели единицы.
Одна девчонка прибилась к отряду. Не просила взять ее, просто пошла с ними. Совсем юная по итерианским меркам, но уже прошедшая посвящение. Эсея Ианта, посвященная рода Эним… Семья Аллей принадлежала к роду Эним, правда, к другой ветви…
А Холгер все-таки подошел.
— Наслаждаешься, спаситель?
— Греюсь в лучах твоей любви, — замогильным голосом поведал Тьен. — Хорошо, бабули нет, — изжарился бы.
Хамство правитель привычно стерпел.
— Надо поговорить. О том, что делать дальше. Остававшиеся разрывы мы с Эйнаром ликвидировали, но мир нуждается в помощи.
— Я возьму Западный континент, — с ходу объявил Тьен.
— Не можешь без геройств? Там будет сложнее всего.
— Зато отсюда подальше.
Генрих жаловался, что он редко бывает дома. Но у них еще будет время.
— Хорошо, — согласился правитель. — Тебе что-нибудь нужно?
— Узнать, кто убил мою мать.
Спрашивать у Холгера — все равно, что у хрустального шарика.
— Я уже говорил, что не знаю.
Тьен не верил. Вот если бы как в ту, первую встречу, но нет — не было чувства, что его не обманывают. А наоборот — было.
— Он никогда мне этого не скажет, — прорычал он в спину удаляющегося правителя. — Знает, кто убийца, и защищает его!
— Да, — звякнуло в кармане. — Да-да-да…
Предсказатель полетел через зал в затылок Холгера… Но не достиг цели, перехваченный ловкой рукой.
— Занятная вещица, — присела рядом Лили. Покатала в ладони хрусталь. — Тяжелая. Если тебе не нужна, себе оставлю. Не против, спаситель?
Она насмешничала, как и Фер. Не зло, но насмешничала. И Тьену это нравилось.
А вино помогало ненадолго забыться и не думать. Если пить быстро, но много…
…если очень быстро и очень много, к концу вечера в голове останется только одна мысль. Каково бедной девочке будет жить с именем Этьен?
Первыми в ресторан явились мужчины.
Кеони в светло-коричневом костюме. Пиджак, надетый поверх новой рубашки, в этот раз блекло-зеленой, застегнут на все пуговицы, словно реши тритон вновь продемонстрировать плавники, льняная ткань его удержит. Две барышни, чаевничавшие в углу полупустого зала, проводили юношу заинтересованными взглядами. Не заметил — всего лишь люди.
А вот Фернану внимание дам льстило. Внешность у него не столь броская, как у водяного, — скорее приятное, нежели красивое лицо, темные волосы, смугловатая кожа, серо-голубые глаза, но барышни, отвлекшись от равнодушного тритона, больше к тому не возвращаются. Очарование молодости теряется рядом со зрелой мужественностью. И Фер умеет поддержать впечатление: улыбается, склоняет приветственно голову, демонстрируя отсутствие плеши. Манеры, классический черный костюм, гвоздика в петлице. Верхняя пуговица кипенно-белой рубашки расстегнута — маленькое нарушение надуманных приличий, и это тоже отмечают, как и ответный интерес во взгляде… Видимо, одну из девушек ждет нескучный вечер. Или обеих…
Появление дам вызвало оживление в мужской части трапезничающих.
Лили, как всегда, в темном — на этот раз темно-синий муар. Длинное платье свободного кроя, с завышенной талией и широкими рукавами до локтя, но идеальную фигуру нелегко спрятать от любопытных глаз, и неглубокий квадратный вырез оставляет достаточно места для фантазий.
Эсея верна себе. Если не походный наряд — развевающиеся многослойные шелка. Белое и голубое. Легкий шарф. Ленты на шляпке. Улыбка кажется искренней. Движения воздушны…
И все равно, невзирая на наряды и манеры, все они чужды этому миру. Оттого и интересны.
— Что закажем? — Лили заглянула в книжечку-меню. — Только не рыбу, пожалуйста.
— Почему? — удивился Кеони. — Рыба вкусная. Я пробовал.
— Тритон ест рыбу, — зашептал шеару на ухо присевший рядом Фернан. — Как думаешь, это можно считать каннибализмом?
— Каннибализм — поедание себе подобных, — напомнил слышавший все Кеони. — Рыбы мне не подобны.
— Если забыть о плавниках, — согласилась Эсея.
— Плавники не отображают сути, — обиделся, не поняв шутки, юноша. — Я — вода. Рыба — мясо. Фер вот — огонь… Он, кстати, тоже мне не подобен. И если я его…
— Съешь? — угадал флейм. — Не советую. Обожжешься.
Тритон обернулся к Лили, но спросить ни о чем не успел.
— Поперек горла встану, — предупредила альва.
— А я невкусная, — прыснула Эсея. — И непитательная.
Воздухом сыт не будешь, это даже люди знают.
— Что насчет сырного пирога? — предложил Тьен. — Среди нас нет подобных?
Признать себя подобием выпечки никто не пожелал.
— Три листра, — задумчиво озвучил стоимость заказа шеар. — Когда-то за эти деньги можно было новые сапоги купить.
— Дорогой пирог, — высчитала сильфида.
— Да нет. Инфляция.
Людское слово, как и людские дела в целом, дивных не интересовали. Пирог, так пирог. И чай.
— В складчину? — предложил шеар.
— Я могу заплатить, — вызвался Фернан, но под взглядом командира быстро сник.
— В складчину, — повторил Тьен. — Фер, с тебя листр. С Лили и Эсеи — по полтиннику. Я плачу за чай и даю три четвертака за пирог. И с Кеони четвертак.
Деньги выложили на хлебное блюдце.
— Кеони, — в ожидании заказа обратился к юноше шеар. — Хотелось бы закончить прерванный разговор. О моем месте спасителя.
Тритон забыл обо всем и сосредоточился на командире.
— Называющие меня так, здорово преувеличивают, — продолжал Тьен. — Я пропустил основной удар пустоты. Появился в Итериане за два года до окончания волны и не успел бы сделать ничего выдающегося ни для мира, ни, тем паче, для всего великого древа.
— Холгер и Эйнар не победили бы сами! — не желал прощаться с идеалами тритон. — Если бы ты не пришел, мир погиб бы.
— Этого никто не знает, — не согласился шеар. — Но в любом случае мои действия — лишь помощь истинным героям.
— Истинный герой — ты! — упорствовал Кеони. — Народы любят тебя.
— Незаслуженно. В любой войне есть символы — дивные, как и люди, не могут без этого. Я просто подвернулся под руку. Но Холгер и Эйнар сделали намного больше. И Верден… Да славится имя его в веках.
— Слава в веках, — эхом повторила свита.
Чуть громче, и напугали бы принесшего заказ официанта.
Сырный пирог в «Золотом дворе» подавали порциями или «по-домашнему», на общем блюде, с которого каждый потом брал себе кусочек. Тьен выбрал второй вариант, и неспроста. Когда Кеони снова назвал его спасителем, шеар с улыбкой кивнул:
— Хорошо, я — спаситель. А этот пирог — твой.
— Мой? — растерялся тритон. — Почему?
— Ты за него заплатил.
— Всего четвертак!
— Да, но без этого четвертака денег не хватило бы, — шеар обвел взглядом свиту. — Раз Кеони пришел последним и отдал нам свой четвертак, мы должны признать, что пирог его. Так?
— Нет, не так, — оттолкнул блюдо честный юноша. — Я не…
— И я «не», — подмигнул ему Этьен. — Понимаешь теперь, какая глупая ситуация? Мы говорим, что пирог твой, а ты знаешь, что это не так. И точно так же, как ты не возьмешь незаслуженный пирог…
— Я возьму, — неожиданно для всех Кеони придвинул к себе блюдо. — Раз вы утверждаете, что он мой, я соглашусь. Нельзя обманывать ожидания тех, кто в тебя верит.
Он взял вилку и сковырнул большой кусок пористого теста. Подул и отправил в рот.
— Этьен, — придвинулась к шеару Лили. — Разве эта притча должна заканчиваться так?
— А хрен ее знает, — махнул он рукой.
Подозвал официанта и заказал еще один пирог.
